Самый сладкий сон

Противный дождь никак не желал успокаиваться, громогласно объявляя всем о своем желании лить, пока не наступит Всемирный Потоп. Холодные капли ручейками бежали по промокшей насквозь одежде, стекая с кончиков пальцев и с хлюпанием отправляясь в ближайшую лужу, которых повсюду было навалом. Ливень не был таким уж прям ледяным, но в сочетании с немилосердными порывами ветра в нем и подавно приятного мало. Я видела свою зеленую дверь, которая как ни в чем не бывало красовалась, будто впаянная в темную поверхность скалы. Но только лишь я, перепрыгивая через многочисленные маленькие озерца и рискуя поскользнуться на мокрой глине, делала несколько шагов к ней, упрямая дверь отдалялась все больше. Мне казалось, что я совсем не двигаюсь с места, бегу, как тот хомячок в колесе. Злясь на весь белый свет, выругавшись, я попробовала выключить дождь привычным щелчком пальцев, чтобы спокойно все обдумать. Растерянно оглядевшись, после еще двух-трех бессмысленных жестов я поняла, что ничего у меня не выйдет. Оставалось только плюхнуться в лужу и сидеть там до того, пока не проснусь, размышляя о смысле жизни. Некстати вспомнилось одно из преследовавших меня изречений Мистера Ву: «Мы те, кто мы есть. Не больше, но и не меньше». Интересно, к чему это я? Ах, да, мне надо выбраться в коридор, а бестолково стоя под струями, словно дома под горячим душем, я вряд ли чего-нибудь добьюсь. Вздохнув, я отмела мысль о попытке возобновить марафон к двери. Она была так близко, что я могла видеть глазки-камушки моей ящерки, которая исполняла обязанности дверной ручки. Ящерица, казалось, сочувственно смотрит на меня, но помочь не может. Но, черт возьми, сегодня мне железобетонно надо выйти из собственного сна. На меня вдруг навалился приступ клаустрофобии. Страшнее сложно придумать, когда ты осознаешь, что спишь, но даже с собственным подсознанием справиться не в силах. Я тоскливо измерила расстояние от двери до меня. А там, у двери Мии, меня ждет Грейсон. И не только он. Я знала, что старший брат уже несколько ночей подряд дежурит у двери второй (самой) младшей сестренки, за что была ему бесконечно благодарна. На ненадежную защиту в виде выдуманной мамы, которая, кстати, никуда не делась и показывалась в дверном проеме всякий раз, стоило кому-то лишь немного приоткрыть проход, надеяться не приходилось. Высовываться-то она высовывалась, но тут же начинала вести непринужденную беседу с Грейсоном. Я покатывалась со смеху, когда он то и дело информировал меня о темах ее разговоров, а точнее, монологов. Вам бы понравилось, если бы ваш собеседник толковал об одних только «мышатах, ее маленьких девочках, которым тетушка Гертруда подарила чудесный свитер с олененком на шестой день рождения Мии»? Да и бедняга Грейсон видит нас везде, начиная от школы и заканчивая собственным домом, где мы, похоже, окопались надолго, а тут еще и во снах такое выслушивать! Официальная версия моего появления была проста — сменить страдальца на посту, и, ежели откажется (а так, скорее всего, и будет), то просто скрасить его одиночество. Хотя, его уже и без меня скрашивал один человек. А вот и настоящая причина подоспела. Пусть с Генри мы вроде как заново сошлись, меня не покидало ощущение, что это зыбко, нереально, как…сон. Глупое сравнение. Мне жутко, до дрожи в коленках, хотелось вновь его увидеть, посмотреть на мою любимую Генри-улыбку лишь для меня одной, разглядеть в серых глазах веселые смешинки. Хотелось прижать его к себе крепко-крепко и никогда не отпускать, зная, что он ни одной девочке на свете не улыбнется так, как мне. Вдруг мое улучшенное во сне зрение (от очков я избавилась в самом начале, ибо, к сожалению, на них нет дворников, чтобы смахивать влагу) выхватило из серой стены дождя какое-то движение. Привстав на цыпочки, я попыталась разглядеть странный силуэт получше. Так, что я там говорила о самом идеальном парне на свете? Беру слова назад. Словно накрытый огромным колпаком, по которому стекали потоки воды, Генри в одной из горячо любимых мной уютных (и таких мягких!) толстовок с капюшоном хитро глядел на злую и взъерошенную меня. Вот кто не давал мне выключить этот чертов душ! Вот кто заставил мерзнуть тут, под дождем, в свою очередь самовольно прокравшись в мой сон! Ну, я тебя сейчас… Видно, все мои грандиозные намерения отразились на лице, потому что Генри шутливо поднял руки в защитном жесте. Мои пальцы, направленные на то, чтобы схватить его за воротник и окунуть в грязь, стукнулись о мгновенно затвердевшую стенку окружившего его пузыря. Я не поняла, чего ты смеешься? Неужто мои попытки выглядят так забавно? Усилием воли придав себе спокойный, и даже безразличный вид (пока это все, на что хватало моей воли. Как бы я ни старалась, ни привести в порядок одежду, ни лопнуть этот колпак, защищавший его от моего праведного гнева, не получалось, хоть убей), я скрестила руки на груди. Генри не спешил убирать дождик. На его лице появилось знакомое мне плутоватое выражение. Сощуренные глаза, смешные морщинки у уголков рта, выдающие с головой его скрытую улыбку… Та-а-ак, что-то я размечталась. Дав себе знатного леща (мысленно, разумеется), я перестала смотреть на него взглядом влюбленной овцы. Он, похоже, не собирался расширять пузырь, чтобы пустить меня внутрь. Я разгадала его замысел за полсекунды, и, не выдавая своего мурашко-по-коже-шевствовательного состояния, театрально возмутилась, вздохнула и шагнула в тесный сухой пятачок, мгновенно оказавшись в его крепких руках. Моя одежда перестала ощущаться на мне мокрым мешком, наконец-то высохнув. Я бы была совсем не против остаться висеть на нем, как пальто на вешалке, слушая биение сердца и чувствуя, как кожу обжигает его ровное дыхание. Но я не могла позволить ему безнаказанно творить надо мной всякие гадости. Маленький зверек, именуемый женской гордостью, не позволял. Я мысленно попрощалась с расположением Генри к обнимашкам, сухой одеждой и романтическим настроением и с победным криком столкнула его в одну из самых больших луж. Дождь идти перестал, за рваными облачками показалось даже солнышко, но предчувствуя неминуемый поток брызг, я предусмотрительно отскочила в сторону. Но и это меня не спасло. Генри, падая, успел ухватить меня за руку и потащил за собой. С воплем я повалилась вслед, барахтаясь в луже и пытаясь подняться раньше его. Так он меня еще и щекотать начал! Захлебываясь смехом, я проглотила шутливые ругательства и все-таки встала на ноги. Генри, оперившись на локти, исподлобья на меня посмотрел, когда я подала ему руку, чтобы помочь подняться. Зря. Тут же в луже вновь оказалась я, и не успела глазом моргнуть — он протягивал мне истинно джентльменскую руку помощи. Его на его же удочку поймать не удалось. Ну да я и не надеялась. Не словить старую опытную щуку на голый крючок. — Привет. — запоздало произнесла я, приведя одежду и волосы в порядок, а не то была похожа на кекс, обильно покрытый глазурью. — Привет, сырная девочка. А он ничуть не изменился. Взъерошенные волосы, серые глаза, вот такого роста (на полголовы выше меня) и с вот таким (широко разведем руки в стороны) самомнением. Я усмехнулась в ответ на собственные глупые мысли. И тут же чихнула, вдобавок шмыгнув носом. Не знаю, можно ли простудиться от купания в луже во сне, или это мое подсознание сказало, что мол, хватит тебе, девочка, мучиться от недостатка внимания, на тебе. Но на Генри это возымело свой эффект. Я страсть как не любила его озабоченное выражение лица. На лбу появлялась складка, которой быть не должно. Он подал мне теплый плед. Не улыбнуться благодарно — было бы чистейшим свинством, но улыбка вышла вымученной. Я не знала, за каким он тут лешим, играется ли снова. И мне очень не хотелось выбираться из ставшего таким уютным мирка. Видно, мои чувства снова отразились в глазах, и Генри молча меня куда-то повел, не больно, но крепко сжимая мою ладошку. Сердце вновь пропустило удар. Черт, пора бы перестать смущаться, как первоклашке, когда мой парень меня целует, берет за руку, да и вообще… — И куда мы идем? — наивно поинтересовалась я, чувствуя, как тепло волнами расходится по телу. Генри усмехнулся краешком рта. — А обязательно тебе рассказывать? — лукаво прищурился он — Может, я просто хочу погулять с любимой девушкой. Которая только что окунула меня в лужу, добрая душа. — не мог не съязвить под конец. На слове «любимая» я вздрогнула. Ну никак не может это слово перестать резать слух! Загадочно улыбнувшись, я вдруг вывернулась из его более чем щадящей хватки и нырнула в кусты. Сзади послышалось изумленное присвистывание, когда я наконец обнаружила нафантазированную мной пещерку и без опаски вошла внутрь, лишь каким-то чудом умудрившись не ударится буйной головушкой. Ведь вход-то низкий, зараза. Как бы Генри с его ростом не познакомился лично с шершавой поверхностью камня. Я, обеспокоенная этой спонтанно пришедшей мыслью, обернулась. И тут же оказалась на полу, в последний момент, теряя равновесие, вообразив мягкий сноп соломы, в который и приземлилась, приглушенно взвизгнув. Генри придавил меня всем своим недюжинным весом. Вот и не надо было стоять, как корова, на входе. Проходите, девушка, не задерживайте очередь, как говорила та тетенька в кино. — Хэй, а иногда не мешает стукнуться головой разок, чтобы таракашки по местам разбежались. — щекочущим шепотом пробормотал он, зарываясь носом в мои волосы. — Вот и стукну тебя как-нибудь, будешь знать! — с ноткой сарказма сообщила я, несильно оттолкнув его от себя. Не то чтобы мне было неприятно. Совсем даже наоборот. Я не хотела превратиться в безмолвный пудинг в его руках. Тем более, мы еще и не помирились до конца! Я насупилась, ставши сразу похожей на мышь. Генри тут же отстранился. Его лицо сохраняло бесстрастное выражение. Наваждение от его непосредственной близости прошло, мне вдруг вновь стало холодно, одиноко, противно. Дура, надо же было такой момент испортить! По-своему истолковав мою дрожь и еле слышный вздох, Генри создал в центре пещерки небольшой костерок, подсаживая меня к огню. Я мельком осмотрела наше убежище. Все так, как представляла, а что нафантазировать не успела, довершило мое подсознание. Подходит под критерий романтичного места, факт. Серые стены не давили своим однообразием, увешанные плющом или каким-то другим ползучим растением. В противоположном своде пещеры виднелось маленькое отверстие, как окошко. А Генри, кстати, дождь-то снаружи так и не выключил. — А ты становишься все более и более мастерским сноходцем. — как бы невзначай сообщил он, когда молчание стало осязаемым. — С тобой все равно мне не сравниться. — рассеяно сказала я. Мне-то, на самом деле, все равно, где находится, я вдруг ясно ощутила — где угодно, но рядом с ним. — Я люблю тебя, Генри Гарпер. Он на меня посмотрел с таким особым оттенком ошарашенности и шока на лице, что я невольно фыркнула. Сложно застать его удивленным. Подобное было лишь когда я появилась перед ним в той огромной туче тюля, гордо именуемым моим платьем на Осенний бал. А ведь действительно, я никогда не говорила ему эти три таких забитых и одновременно важных слова. Намекала — да, отвечала на его признания — присутствует, дарила смешные романтические подарки — в наличии, но вот так, спонтанно и вдруг, как он обычно делает — нет. Непозволительное упущение с моей стороны. Я мельком стрельнула взглядом в его сторону. Генри напряженно думал. Над чем размышляет? Не верит? Сомневается? Да не, не похоже, усмирила я свои девчачьи закидоны. Думает, как и я, как бы лучше ответить. Смотрела я на огонь до тех пор пока в глазах не начало рябить, а щеки горели от пышащего жаром пламени. Он резко наклонился и накрыл своими губами мои. Я любила его мягкую линию губ особенно, впрочем, как и все в нем, но вот когда он принимался меня целовать… Я уплывала, так далеко, где были лишь мы и его поцелуи. Глухо промычав что-то в ответ, я вслепую нашла руку Генри и переплела свои пальцы с его. Оторвался он, лишь когда дыхание у меня окончательно перехватило, грудь тяжело вздымалась, а сердце стукалось о клетку ребер с такой силой, что я начала опасаться, кабы у меня не прибавилась пара переломов. А, так мы во сне. Генри вновь уселся, но не стал отодвигаться далеко, копируя мое выражение лица минуту назад, невидящим взглядом наблюдая, как сноп искорок, вертясь на манер снежинок, исчезает, растворяется в воздухе. М-да, лучший ответ на признание в любви и придумать сложно. Его рука медленно поползла по моей, оставляя след из мурашек. Добравшись до места назначения, а именно — до подбородка, пальцы провели по щеке. Я вздрогнула, покраснела, как помидор на грядке и отвернулась. — Не нравится? — решился спросить Генри. Мой, уверенный в себе Генри вдруг смутился, боясь, что сделал что-то не так. Я покачала головой из стороны в сторону. — Не желаю растечься в лужицу. — поспешила успокоить его я, и не думая, как это отразится на моей самооценке, когда я проснусь. Я вообще не хотела думать об этом. Обняв друг дружку, мы сидели в этом (мягком!) комке восхитительно пахнущего сена. Не хватало лишь чашки чая, но какое удовольствие пить, не чувствуя вкуса? Разве что понюхать. Какого, какого черта?! В голове роилась тысяча мыслей. Не было разумного объяснения тому, почему мой сон развеялся. Не прыгала Кнопка, не танцевал на моем животе чечетку Спот, желая, чтобы я его выпустила, не шуршал в ванной Грейсон (да и как он мог шуршать, все уехали на уикенд куда-то в пригород. Одна лишь я отказалась. И, как ни странно, мне позволили остаться одной. Мама странно на меня смотрела и понимающе кивала). Разве что Повелитель Тьмы и Теней в отместку решил испортить мое настроение на целый день, ибо когда я засыпала, была суббота, а значит я не увижу Генри в школе. Во всяком случае, его план удался на все сто. Цифры на моем электронном будильнике высвечивали 3:47. С тихим вздохом я повалилась обратно на подушку. Понятия не имею, почему я проснулась, ровно как и почему не могла уснуть обратно. Долгие пятнадцать минут (засекала) я пялилась в потолок, чувствуя на губах поцелуй. В оконное стекло постучали. Осторожно так, робко. Стук не повторился. Неужели привиделось? Мелькнула тень. С грацией картошки я подскочила к подоконнику и распахнула оконную раму нараспашку. В нее просунулась озорная голова Генри с вечными вихрами, сейчас он явно же был заспанный и его волосы выглядели так, будто в жизни расчески не знали. — Пустишь? — хитро прищурился он. — Как ты сюда забрался? — не скрывая своего приятного удивления, осведомилась я. Да что там удивления, я готова была расплыться в широченной, как у Чешира, улыбке. Он с ловкостью акробата залез в окно и оказался в моей комнате. Я доверчиво прильнула к его широкой груди. Генри улыбнулся своей особенной улыбкой и поцеловал меня в макушку. Ноги подгинались, я таяла в его руках от ощущения неконтролируемого счастья. Хотелось одновременно прыгать на одной ножке и просто раствориться в его объятиях. — Не отпустишь? — И не мечтай. Глаза слипались, хоть спички вставляй, как в том мультике. Мой несчастный вид окончательно разжалобил Генри и он, подхватив меня на ручки, отнес в кроватку, но только хотел положить, я вцепилась в наскоро одетую рубашку и обиженно выпятила губу. Гарпер усмехнулся и улегся рядышком. В затуманенный разум пришла странная мысль, что он сейчас в моей постели. Интересно день начинается. Я провалилась в забытье. И впервые в своей жизни не видела сон. Темнота, окружавшая меня со всех сторон, не была удушающей. Наоборот, я парила. А Генри держал меня за руку.