Nothing else matters

У Эдмунда холодные глаза. У него холодные руки, а ворот пахнет ежевикой, растущей на нем и колющей листами. Он весь состоит из граней: острых, режущих при одном взгляде на них. Он щерится иглами и шипами, не позволяя коснуться себя. Эдмунд ночами уходит с ветром, оставляя за собой след из холода. Он гладит тонкими пальцами ласкающийся сквозняк и тускло усмехается его попытке растрепать волосы. Он, сидя на крыльце, заплетает ветра душе косы, вплетает цветы и ленты, а она дарит ему драгоценные перстни, которые он прячет в шкатулках. Он ласково ведет рукой, позволяя тонким нитям обвивать его пальцы и ласкать острые скулы. Он прижимается щекою к коре деревьев, слушая его шепот, повествующий об окружающем его мире, жалобы на жестоких детей и утешает, вливая в них магию, даруя возможность родиться духу дерева. Тонкие гибкие вишни из сада соседок одаривают его сладкими плодами, склоняя ветви и шепча беззаботные бессмыслицы, зовущие улыбку на губы. Эдмунд не улыбается в ответ, но чуть теплеет его взгляд и едва-едва втягиваются шипы. Эдмунд скалит клыки на требование преподавателя перестать курить, смотрит на него холодным взглядом, и тот отшатывается, испуганный. Певенси стряхивает пепел и взглядом приказывает уйти. Тот покорно уходит и потом долго не может понять, почему у этого подростка такие старые, горькие глаза и почему он, взрослый человек, намного более старший, повиновался безмолвному приказу. Эдмунд курит в парках, обжигая пальцы, скуривая сигарету до самого фильтра. Он сбрасывает пепел в мусорные баки и шипит на разгулявшиеся компании подростков. Те стараются не подходить к "этому ненормальному", как они его прозвали – несколько раз он уже сталкивался с ними в драке, и победителями вышли отнюдь не они. Он щурится на далекие перистые облака и отворачивается от солнца. Он скользит по тропинкам вдаль, вытаптывая ухоженный газон и находя новые невероятно красивые пути. Находя новые дороги, он их зарисовывает и оставляет в старом альбоме, когда-то найденном на чердаке. Цветные карандаши, акварель и графика невиданным образом сплетаются в невероятные по красоте картины, которые не увидит никто. Для младшего из мальчиков Певенси это слишком личное, чтобы делиться с кем-то, пусть даже и с Люси. А Питер молча хмурится и прикрывает его перед взрослыми, позволяя брату уйти отдохнуть, когда у того в душе становится слишком паршиво, чтобы его сумела успокоить даже малышка Люси. Питер скалится на требования тетушек привести Эда к порядку, и те испуганно отшатываются. Зло сверкает глазами на жалобы учителей из школы и спрашивает про успеваемость. Те ничего не могут сказать – Эдмунд умен и не боится показывать это. Спрашивает про поведение, и они вновь ничего не могут сказать: Эд никогда не матерится, унижение только высоким литературным слогом. Его пытаются обвинять в драках, но он еще никогда не был пойман с поличным, так что будущий юрист Питер презрительно смотрит на директора школы и, развернувшись на каблуках, быстрым шагом удаляется, оставляя секретаря и директора понимать, что несмотря внешнюю разницу, братья очень похожи: такая же походка бывает и у Певенси-младшего, когда тот зол настолько, что позволяет видеть это другим. А Сьюзен вздыхает и зашивает брюки брата, когда тот возвращается. Терпеливо слушает ночное молчание и успокаивающе молчит в ответ. Отводит брата к знакомому музыканту, который учит чувствующего музыку каждой клеточкой тела Эдмунда рассказывать ее на струнах. Старый Джо бросает на ученика первый взгляд и дает ему новую, еще не знавшую ничьих рук двенадцатиструнку. На непонимающий взгляд отвечает, что давать другую такому, как он, глупо. Не выдержит. Эдмунд понимающе хмыкает и старательно учится. Сью чуть успокаивается, ведь теперь ее брат не так часто исчезает бесследно, его можно найти в парке у пруда, где ему нравится играть на гитаре. Эд говорит, что там легче слышать наяд. Возможно, он прав. А Люси иногда плачет ночами, когда Эдмунд не у себя в комнате. Ей очень больно, что Эдмунд стал таким. И солнечная королева, понимая, что не в ее силах вернуть брата миру, пытается греть его, не давая Луне забрать у нее брата полностью. Дышит на изрезанные о металлические струны ладони, греет холодные виски и, как когда-то давно, еще в их правление в Нарнии, садится у его ног, и просит заплести ее. А Эдмунд просто пытается выживать. Такие, как он - однолюбы. Всю жизнь любят одного или одну. И любят слишком сильно, чтобы позволить себе создать связь с любимым, если это причинит боль им. И Эдмунд тоже не избежал этого, зачастую, проклятия. Оставив душу в Нарнии, когда уходил оттуда впервые, он оставил там сердце, покинув родную землю во второй раз. А разбитые о суровую реальность мечты он оставил морю, когда понял, что любит безответно и что не ответят ему никогда. Каспиан. Теплый, улыбающийся, безотчетно заставляющий поверить мальчишка, который сумел вселить в одичалых нарнийцев надежду и веру в себя. Тогда пока еще юноша, угловатый и вездесущий в своем незнании как помочь, он, сам того не заметив, украл сердце младшего короля. А тот даже боялся подумать о том, что им можно быть счастливыми вместе. Ему было слишком страшно, ведь была война, а он не хотел потом ночами не спать в страхе того, что ему приснится мертвый Каспиан, обвиняющий его в том, что не жив он из-за него. А потом было поздно. На корабле, когда они с Люси пришли в Нарнию в третий, последний раз, он почти собрался с силами, чтобы признаться ему в своих чувствах, когда появилась Дочь Звезды. Эллеандил была слишком доброй, чтобы ее ненавидеть. Она была слишком хорошей, а лицо Каспиана, когда он смотрел на нее, было слишком знакомо Эдмунду своим выражением, чтобы он посмел помешать им. Тихо придя к ней ночью, он попросил ее присмотреть за Каспианом, ведь именно ему теперь нести на своих плечах Нарнию. Эллеандил смотрела печально и не задавала вопросов вслух, но задавала их глазами. Тихий шелест ткани, когда Эдмунд склонил голову в кивке, стал ей ответом, и она прижала руку ко рту, с сочувствием и горечью смотря на него, уходящего в тень. Эдмунд сумел удержать лицо, когда уходил. А чтобы хоть что-то сохранить на память о Нарнии, он унес с собой немного ее магии. И теперь ветер шепчет ему, что на островах все хорошо, в лесах поют птицы, а у Каспиана родился сын. И Эдмунд с беззвучным криком бьет по бетонной стене, разбивая костяшки в кровь до мяса, а потом сползает вниз, впервые за долгие годы позволив себе заплакать.