Город

Этот город был особенным. И дело тут даже не в названии, которое по сути никто из их компании так и не удосужился узнать — кто-то говорил, что город назывался Трилл, кто-то со всей уверенностью именовал его Арлом, а кто-то и вовсе заливал про то, что видел на воротах позолоченную надпись, гласившую: «Добро пожаловать в Большие Булки». Нет-нет, название здесь не играло ровным счётом никакой роли. Особенным его делало то, что этот город, в отличие от всего того множества, что уже довелось им повидать на своём веку (двух), был живым. Именно. Настоящий живой город. И если при первом взгляде его ещё можно было принять за самое обыкновенное нагромождение домов, магазинчиков, площадей и всего прочего, чем должен обладать каждый уважающий себя населённый пункт, то дальше, на второй или третий взгляд, ты уже начинаешь замечать. Начинаешь видеть. Ворота — широкие, массивные, построенные словно бы не для людей вовсе, а для каких-то мифических великанов. Громадные малахитовые створки днём и ночью стоят распахнутыми настежь, принимая всё новых и новых людей. Торговцы, артисты, путники или просто крестьяне — город принимает всех и каждого. Ворота. Каждый видел их по-своему, каждый пытался разглядеть что-то своё в этих тяжёлых створках. Кто-то говорил о красоте, кто-то задумывался о величии и важности, а кто-то просто хихикал над постоянно пополняющимся роем похабных надписей, уже не один десяток лет украшавших ворота. Да. Каждый из них был по-своему прав, а в чём-то оставался идиотом. Такими уж они были — простыми, взбалмошными и чертовски разными. Но никто так и не смог увидеть правды. Не смог разглядеть разверзнутую пасть, день за днём пожирающую сотни душ. Или туш. Кому как больше нравится. Город пожирал их всех, забрасывая в своё бездонное нутро, чтобы подпитываться, чтобы жить самому, забирая в себя всё новых и новых людей. А ведь каждый из них несёт в себе какую-то историю. Каждый несёт с собой свои проблемы, страхи и переживания. И если… если… если. — И если я попытаюсь продать кому-то это тягомотину, то не получу и ломанного медяка, — задумчиво изрёк Гит, проводив раздражённым взглядом одну из многочисленных толп артистов, которые стекались в город в преддверии грядущего праздника. Они не выглядели счастливыми. Радостными — да. Яркими — ещё бы. Весёлыми и задорными — ну разумеется. Но счастливыми — нет. Ни единого намёка на счастье Гит не видел в подкрашенных глазах мужчин и женщин, только-только прошедших через врата. Грусть, усталость и разочарование. Пусть и искусно скрываемый, но такой знакомый букет эмоций человека, который осознал своё положение в этом мире. Он сам смотрел на мир такими же глазами. С того самого момента, как город заглотил его своей малахитовой пастью. Мальчишка. Он был мальчишкой, когда пришёл сюда. Но стал… кем? Чем? Сначала Гит продавал своё тело местным богачам. Не то, чем можно было бы гордиться, но и не то, чего человек, живущий в городе, смог бы устыдиться. Денег хватало на еду и крышу над головой. Многие на этом и останавливались — получали возможность выжить и так крепко хватались за неё, что уже не хватало сил на то, чтобы двигаться дальше. Но Гит никогда не считал себя частью тех самых «многих». Он был лучше. Красивее. Умнее и сообразительней. И то было не просто пустое бахвальство. То было бахвальство, высказанное в полной и неоспоримой уверенности в собственной правоте. Не каждому жителю города дано похвастаться таким. Только каждому второму. Довольно скромный результат для того, кто жаждал подняться выше всех… Впрочем, и это было достаточным стимулом для небольшого роста. Для осознания того факта, что люди готовы платить не только за красивое тело, но и за красивые слова, особенно если от них веет какой-нибудь философией и мудростью. И правдой. Разумеется, слова должны просто вонять правдой. Быть — не обязательно, но распространять вокруг себя стойкий аромат истины… да. За это люди готовы платить, и немало. Остальные этого не понимают. Они думают, что мерилом успеха является интерес, который вызовут у слушателя твои слова. Восторженные взгляды, руки, в нетерпении мнущие платки, нервные перешёптывания и попытки вызнать, чем же всё закончиться… да. Остальные видят в этом свой успех. В том, чтобы заинтересовать своих господ, ублажить не только их тело, но и слух. Красивая басня, словно бальзам льющаяся на чёрствые сердца. Но человек никогда не оценит того, во что не сможет поверить. И не будет платить за историю, в которой нет того самого запаха правды. Да, им нужна ложь. Разумная, облечённая в красивые слова, интересная и яркая ложь. Но если они поймут, что ты лжёшь — единственной наградой тебе будет лишь снисходительная улыбка. Они поймут, что умнее тебя. Хитрее. Прозорливее. Они поймут, что переиграли тебя, напыщенного мальчишку, в игре, с которой ты явился в их спальню. И тогда ты станешь одним из многих. Одним из тех, кого можно понять и переиграть. Одним из многих, кого этот город уже давно проглотил и пережевал. Одним из актёров, бредущих по мощённой дороге и старательно изображающих радость, которую никто из них не узнал бы, даже окажись с ней лицом к лицу. Но, чтобы избежать подобной печальной участи, ему следует подготовиться. Сегодняшняя ночь многое решит. Или же станет очередной пометкой в дневнике собственного бессилия, если он так и будет сидеть тут, в жалких потугах родить хоть сколько-нибудь интересную мысль. Жена богача, который настолько увлёкся прелестями своей новой жизни в столице, что совершенно забыл о существовании не то что супруги, а всего этого города. Наверное, за него можно было бы порадоваться. А может, и нет — ведь сам город никогда не забывал о тех, кто покидал его пределы. Гит это знал. А безымянный богач, судя по всему, нет. Он умрёт, а его стареющая жёнушка получит то, что останется от былых богатств. Очень своевременные мечты для того, кто даже булку себе позволить не может. Очень. Соберись, золотой мальчик. Соберись и подумай, какую историю захочет услышать от тебя эта женщина, какие слова она захочет купить.