я облажался

Дверь дома семейства Галлагеров была закрыта каждый раз, сколько бы Микки не проходил мимо него, бросая упрямые косые взгляды в окно второго этажа, в надежде увидеть лицо или, хотя бы, силуэт, пожалуй, единственного человека, который в кои то веки что-то значил для него. А может, и не значил, хрен его разберёт. А ходил он мимо треклятого дома раза три на дню, если не больше, каждый раз ища всё новые предлоги и причины. Где-то в глубине своего сознания, особенно по ночам, он наслаждался прекрасными зрелищами, словно коротенькими диафильмами: Йен стоит перед ним на коленях и просит простить его, и маленькие капельки, покидая ржавые ресницы, чертят на его щеках ровные прозрачные дорожки, прыгают с одной веснушки на другую, скапливаются в уголках губ, и рыжий с весьма сладостными всхлипами глотает их. Микки опускается рядом с ним на корточки и с ворчанием вытирает слезинки... Впрочем, это так по-пидорски сопливо. Микки ненавидел себя просто за то, что хотел, чтобы так было. А теперь ебучий Галлагер, стоя напротив сидящего на кровати Микки, поглаживает его по затылку и шутливо говорит ему, чуть смущённо улыбаясь и пихая в бок: — Да ладно, Мик. Фигня. Ну, забудем. Хочешь выпустить на мне пар? Потом будет поздно, я уже не захочу. И они с хохотом валятся друг на друга, возятся; Микки безумно нравится пропускать медные пряди сквозь пальцы, вдавливать его плечи в кровать, смотреть, как Йен смеётся так, что кончик языка выглядывает меж губ, снимать с него одежду и оголять его крепкое тело, хоть он и никогда и никому в этом не признаваётся, даже самому себе. Или же так: Йен сидит на диване, курит одну сигарету за другой, глубоко затягиваясь, по своему обыкновению будучи нереально красивым в этот момент, и мрачно бурчит себе что-то под нос, надувшись, словно обиженный ребёнок, которого не пустили погулять, впрочем, это уже не важно, ведь Микки уже плюхается рядом с ним и бессовестно гладит по веснушчатой щеке... — Фу, блять, да сколько ж можно, — сам на себя выругался Микки и яростно втоптал окурок в грязь, вытирая нос тыльной стороной ладони. Оглянувшись, он заприметил на дороге приближающуюся фигуру Липа. Подождав, пока тот подойдёт поближе, он окликнул его. — Йоу, — тот был явно в приподнятом настроении. — Ты опять тут? — Рыжего не видел? — нехотя и с видом побитой собаки спросил Микки. «Я тебе не сучка», — вспомнились ему свои же слова. Лип многозначительно поднял брови, ухмыльнувшись, и выудил из кармана рубашки мятую сигарету. — Ну, как тебе сказать. — зажав её между губами, он многозначительно пощёлкал доживающей свои последние дни зажигалкой, как бы ни на что не намекая. Микки с мрачным видом протянул ему свою. — Поскольку ты уже давно тут шляешься и задаёшь этот вопрос мне уже раз третий, и никак не застанешь его, то по логике варианта два: либо он дома — хандрит и размазывает сопли по щекам, либо в магазине. На мой взгляд, вполне очевидно. — Вернув зажигалку, Лип со скучающим видом затянулся, выпустил облако дыма из ноздрей и как ни в чём не бывало двинулся дальше, сунув руки в карманы. — Ну спасибо и на этом, — громко сказал Микки с сарказмом. Лип обернулся. Заметив, что тот явно хочет спросить ещё что-то, но не решается, он бросил напоследок: — И да, поговори с Мэнди. Уверен, она лучше меня знает, как действовать при ссоре с парнем. — Иди нахуй, — буркнул тот, жутко покраснев. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что Лип и Мэнди обо всём в курсе и, что самое главное, спокойно к этому относятся. — Скажи спасибо, что я не спрашиваю, что у вас стряслось, влюблённый дурень. — Лип хохотнул и на всякий случай ускорил шаг. Микки смерил его тяжёлым взглядом, но тот был уже далеко. Он украдкой послал его на всякий случай ещё раз, затем, немного подумав, последний раз взглянул в сторону дома и двинулся на поиски Мэнди.

* * *

Построив верные предположения в начале пути, Микки, затратив не особо много времени на поиски, обнаружил сестру на крыше старого заброшенного дома, из-за которого они уже устали ссориться, кто первый его нашёл и кому принадлежит территория. Они оба приходили сюда в минуты душевного беспокойства для разных целей — Микки свою злобу выстреливал из пистолета, Мэнди просто пережидала её здесь, наслаждаясь одиночеством, — и, к счастью, они почти никогда не заставали друг друга. Она сидела, свесив одну ногу с края крыши, а другую поджав под себя, и раздражённо курила, методично стряхивая пепел мимо стоящей рядом старой, никому не принадлежащей местной пепельницы. Микки, ничего не говоря, подошёл к краю крыши и тоже уселся, свесив ноги. — Чё тебе? — недружелюбно спросила Мэнди, даже не удостоив его взглядом. — Может, свалишь лучше? Я сюда типа первая пришла. — Да я к тебе пришёл. Поговорить надо. Мэнди недоверчиво посмотрела на него, слегка сморщив нос. Губы искривились в усмешке. — С каких пор ты знаешь о моём существовании? — по её тону было заметно, что она приятно удивлена. Микки раздражённо сплюнул вниз, наблюдая, как капелька слюны падает и с мягким хлюпом разбивается о землю. — Что ты обычно делаешь, когда хочешь помириться с парнем? — задал он вопрос в лоб без лишних лирических отступлений. — Да у меня до такого не доходило особо. — Мэнди передёрнула плечом. — Обычно они сваливают после того, как потрахаемся. У меня не было серьёзных отношений, ты же знаешь. — А что бы сделала? — настаивал Микки. — Если вдруг? — Я бы сексуально вырядилась, накрасилась бы как шлюха. Обычно парням нравится такое. Всё бы тут же забылось. — Ты мне предлагаешь накраситься и сексуально вырядиться, блять? — ядовито спросил Микки, скидывая с крыши какой-то строительный мусор и шелуху, в надежде, что они попадут кому-нибудь за шиворот или по башке. Сестра вдруг взглянула на него. Лицо её внезапно помрачнело, словно она только что догадалась. Она сразу втянула колючки, в её взгляде мелькнуло сочувствие и даже подобие нежности. — Йен? Микки отвёл глаза и сделал вид, что не услышал. Он смотрел на горизонт, разглядывая крыши ближайших домиков, прищурив один глаз, словно было больно смотреть сквозь тусклое осеннее солнце, затянутое белёсым небом, напоминавшим старую нестиранную простыню. — Да. Мэнди помолчала, перебирая в голове возможные варианты, словно выбирая самый лучший. — Извинись перед ним. — она убрала прядь волос за ухо и поджала губы. Микки будто ожил. — Блять, да за что? — он вскочил на ноги, и уставился на неё, громко выдыхая воздух. — Ты хоть знаешь, что случилось? Я ведь нихуя не виноват. Я ничего ему не сделал. Я... — он прервался, наткнувшись на её взгляд. Мэнди пристально следила за ним, слегка покачивая головой. — Господи, почему ты такая тряпка? — презрительно прошептала она. — Ты слабак, Микки. Просто грёбанный слабак. Если ты хочешь вернуть его... — она тоже вскочила на ноги. Глаза её гневно сверкали, а грудь вздымалась. — Если он хоть чуть-чуть тебе нужен, сделай это просто для него! Или же продолжай сидеть и ныть, что ты не виноват. Ты, конечно, всегда охуительно прав. Посмотри на ситуацию с другой стороны, хоть раз в жизни! Она в последний раз оглядела его с ног до головы, развернулась и направилась по направлению к лестнице вниз. Микки остался на крыше. Голова гудела от передоза информации о собственной ничтожности. Сестра умела преподносить это как никто другой. Ты тряпка. Ты грёбанный слабак. Микки оставалось только сидеть и агрессивно курить.

* * *

Грустно звякнул дверной колокольчик. Микки стоял на почти родном пороге, напротив многочисленных рядов с продуктами. Его слегка потряхивало, впрочем, он изо всех сил старался держать себя в руках. Йен, скучавший было за прилавком, хотел поприветствовать посетителя, но, бросив взгляд на вошедшего, тут же поджал губы, отвернулся и поспешно принялся перебирать мелочь в кассе. Грудь его заметно вздымалась. Микки, несмотря на то что мог бы с лёгкостью ходить здесь вслепую, растерянно побродил между рядами, выбирая что-нибудь ерундовое и не слишком дорогое и ругая себя на чём свет стоит. Он странно себя чувствовал и еле сдерживался, чтобы не кинуть взгляд по направлению к кассе. Бред какой-то. И что он припёрся, как последний мудак? Что сказать Йену теперь? Он уже порывался было уйти, ничего не купив, но рассудил, что это будет выглядеть ещё глупее, и, зажав в руке банку пива и зачем-то банан, вразвалку направился к прилавку. Йен даже не посмотрел на него. Он молча пробил всё и протянул руку за деньгами. Микки не шевелился, а лишь только серьёзно смотрел на него. — Платить будете? Или это всё ещё не входит в ваши обычаи? — всё так же не поднимая головы, чопорно произнёс Галлагер без всякой интонации. Микки молча выудил из кармана мятые купюры и протянул их специально так, чтобы дотронуться холодными татуированными пальцами до тёплой руки Йена. Тот еле сдержался, чтобы не отдёрнуть её. Запищала касса, зазвенели монеты. — Ваша сдача. Спасибо, хорошего дня. Микки не уходил. Он просто не мог взять и сейчас уйти, иначе неизвестно, когда совесть позволит прийти ещё раз. — Уже давно вечер,— зачем-то сказал он, чувствуя себя, как последний придурок. Йен почему-то занервничал. Он вздохнул, побарабанил пальцами по столу, покрутил головой, предпринял попытку выйти из-за прилавка. Микки бесцеремонно загородил ему дорогу. Минута прошла в мрачном молчании и сверлении друг друга глазами. — Блин, ну нахуя ты пришёл, а? — не выдержал Йен. — Чего тебе надо? Видеть тебя. Поговорить. Обнять. — Пиво купить зашёл, чё, какие проблемы? У Йена сразу сделался очень несчастный вид. — Ну так купил и вали, — неуверенно пробормотал он. Микки с трудом взял себя в руки и с надменным видом опёрся на прилавок. И никому не обязательно знать про комок в горле, и что сердце его было сейчас готово выпрыгнуть из груди. — Будешь мне указывать что делать, а, рыжик? Нет, так дело не пойдёт; так только хуже будет. Йен сразу ссутулился и съёжился за своей кассой, не поднимая взгляд. Ресницы, отбрасывающие длинные тени на его щеках, едва заметно дрожали. Пальцы нервно теребили нитку на рукаве вязаного свитера. — Оставь ты уже меня в покое. — Надо поговорить, — сурово произнёс Микки, будто вынося смертный приговор. Голос оказался странно и неестественно низким. Йен упрямо молчал, в упор уставившись на блюдечко для мелочи и спрятав пол-лица в горло свитера. Повисла очень неловкая тишина, слышно было только, как где-то тихо щёлкают магазинные настенные часы. — Зачем? — после недолгой паузы выдавил из себя он. Микки закусил губу и посмотрел ему в глаза. — Затем, бля, — помолчав, резко ответил он. — Хочу тебя вернуть. «Я тебе не сучка.» Ага, как же. Сучка снова пришла сидеть под дверью хозяина, жалобно поскуливая и виновато виляя хвостом. — Ты же меня ненавидишь. Микки чуть было не ответил должным образом. Нет. Ещё не пора. Только не сейчас. — Должен же меня кто-то трахать, — мрачно усмехнулся он. Йен не улыбнулся даже ртом, а глаза его оставались неподвижно грустными. — Бля. Давай, ну, может, попросим друг у друга прощения и забудем обо всём? — с трудом проговорил Мик. Он почувствовал, что не может сказать что-либо ещё, так сильно спёрло у него дыхание и пиздецки скрутило живот, но в то же время он был очень горд, невероятно горд собой. Он нашёл в себе силы и исподлобья взглянул на Галлагера. Тот сидел, положив руки на колени, и тоже еле дышал. — О чём же я должен просить прощения? — хрипло спросил он. Микки хорошо знал эту хрипотцу в голосе парня. — Ты ёбнул мне по лицу, ничего так, а? — он моментально завёлся, придя в своё обычное состояние, чему был несказанно рад. Та странная атмосфера, которая одновременно и раздражала, и доставляла удовольствие, была нарушена, и теперь он уже не испытывал проблем с дыханием. — Неправ был ты. Микки театрально вздохнул и закатил глаза. — Ебать, ну подумаешь, по старинке сникерс взял. Всё равно я тут уже не работаю. Хуйня ведь, согласись. Теперь Йен уже в упор и очень внимательно смотрел на него. — Неа. Не хуйня. И не «подумаешь». Ты это знаешь. Мы это обсуждали и обо всём договаривались. Микки нервно харкнул и отвернулся. Внутри всё будто плавилось от пристального взгляда двух зелёных и таких, чёрт возьми, красивых глаз. — Окей. Прости меня за этот сраный сникерс. Я облажался. Йен продолжал хмуро смотреть на него. — Ты извиняешься только ради того чтобы мы снова трахались, — констатировал он. — Почему бы тебе не найти другого мальчика, которому ты будешь давать? — его голос звучал злобно и даже слегка истерично срывался. Мика бросило в краску. Он подавил в себе моментальное желание дать этому мудаку по морде, которому он при любых других обстоятельствах никогда не изменял. «Кажется, начинается.» — Во-первых, чтоб ты знал, Галлагер, — он сглотнул, чтобы казаться хладнокровнее и не сорвался голос, — если бы я хотел, то уже давно бы такого... «мальчика» нашёл, мне не слабо, не сомневайся. — он сделал секундную паузу и вгляделся в лицо Йена в поисках какой-либо реакции. — Во-вторых, нас обоих уже отпиздил мой отец. Чё, думаешь, после этого, если бы мне было всё равно, я бы не въебал тебе и не послал нахуй? Так что завали ебало. И в-третьих, я извиняюсь не ради того, чтобы потрахаться. Завали дважды. Йен покачал головой, последний раз взглянул на него и, вздохнув, медленно поднялся. — Пора закрывать магазин. Договорим в другой раз. — Нет, договорим сейчас. Галлагер выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, стараясь не терять самообладания. — Ладно. Что я должен тебе сказать? — Да что-нибудь, ёпта. — Прости, что я тебя ударил. Микки разочарованно поджал губы, припомнив свои недавние фантазии. Ни в одной из них их примирение не происходило так. Йен с грустью посмотрел на парня, чьей ласки, чьих поцелуев ему бы хотелось ощутить больше всего на свете, но которых он никогда не смел ждать. Он не мог понять ровным счётом ничего. Вспомнился совет Мэнди: «смотри, каким взглядом он смотрит на тебя». Взгляд Микки буравил его насквозь, и в нём читалась лишь злоба и...бессилие. Серебряная цепь на шее тускло сверкала в свете энергосберегающих ламп. Костяшки пальцев с постоянной запёкшейся на них кровью нервно подпрыгивали над поверхностью стола, словно играя словами FUCK U-UP. Казалось, если прислушаться, в тишине можно было услышать, как искрит в воздухе раздражение. — Я закрываю магазин. Выходи. Милкович смерил его взглядом, повернулся и вышел, хлопнув дверью. Он был вне себя. Рыжий постоял некоторое мгновение, прислушиваясь к воцарившейся тишине, затем снял куртку с крючка, оглядел в последний раз помещение и выключил свет.

* * *

Микки, сам не зная зачем, догнал Йена, когда тот отошёл уже ярдов на двадцать. То, что Галлагер вообще стал с ним разговаривать, он посчитал своей маленькой победой. Они шагали, нахохлившись, как петухи после драки, минут пять, которые прошли в угрюмом молчании. — Ты домой сейчас? — нарушил тишину Милкович, пытаясь завести хоть какой-то разговор. — Да. А ты? — Да не знаю. — он подумал, что бы ещё такого сказать, чтобы получилось побольше. — Отец опять надрался. Лучше мне там вообще не появляться до конца недели. Он ещё не отошёл после того случая, если приду — пизды даст жёсткой. Где-то вдали прогромыхал поезд, сверкнув двумя жёлтыми глазами. Ветер постанывал в верхушках полуголых деревьев, шуршал сухими листьями, гоняя их по тротуару и вокруг колёс автомобилей. — Так куда ты пойдёшь, в таком случае? — Йен выглядел таким безразличным, что казалось, будто он задаёт эти вопросы лишь из вежливости. Микки это задело, и он насупился. — Может, у пацанов перекантуюсь как-нибудь, — мрачно ответил он. — В крайнем случае в подвале посплю, не впервой. — Можешь пойти ко мне, если хочешь. Думаю, Лип и Карл не будут против. Снова эта чёртова вежливость, словно одолжение делает. Микки скривился, словно от зубной боли. — Обойдусь. Он обхватил себя руками и потёр ладонями плечи: в осенний вечерний холод идти по улице в одной майке было не слишком в кайф. Йен заметил это движение. — На, возьми мою куртку. — Да не надо. — Тебе же холодно. — Да я ебал. — Микки поспешно сбросил куртку Йена, которую тот уже успел накинуть ему на плечи. Тут он внезапно остановился. — Ты чё? — Микки обернулся и тоже остановился. — Почему ты не берёшь куртку? — громко спросил Йен. Невыносимо ядовитые слова вырывались у него изо рта облачками белого пара. — Стыдишься меня? Или что? — Блять, Йен, перестань. Не в куртке дело. — Микки раздражённо вскинул голову и посмотрел вверх, в тёмное небо, чтобы держать себя в руках. Звёзды были задёрнуты грязной городской шторой облаков. — А в чём дело? — Ни в чём. — он подул на руки и взглянул на парня. — Можешь меня обнять? Ну, я погреюсь чутка, — добавил он с нотками досады в голосе. Йен слегка опешил, но сразу, быстро сориентировавшись, медленно и осторожно, замирая, словно дичащийся зверь, обвил руками его шею, прижимая к себе покрепче. В который раз подул холодный ветер, и Микки, с облегчением вздохнув, уткнулся в шею Йена, чтобы погреть замёрзший нос. Просунув руки ему под куртку, он почувствовал тёплую поверхность шерстяного свитера. — Можно так? — шепнул он и, не дожидаясь ответа, сунул руки под свитер, с нескрываемым наслаждением скользя ледяными ладонями по телу Йена, выщупывая знакомые рельефности. Тот смешно дёрнулся от холодных прикосновений. — Я тебя сейчас укушу, — проворчал он. Микки поднял голову и заглянул ему в лицо. Он едва мог справиться с дыханием. — А ты, я смотрю, тоже оттаял, старый шакал. Йен ещё крепче сжал его в объятиях, вдыхая запах пороха, сигаретного дыма и — едва уловимо — тонкий и сладковатый запах парфюма, пузырёк которого, общий с остальными братьями-Милковичами, стоял в ванной у них дома. От Йена пахло домом, какой-то стряпнёй, сигаретами и ещё чем-то, Микки не мог понять чем, поэтому просто обнимал его и раздумывал, надо ли что-нибудь сейчас говорить, или же всё и без этого так понятно. — Может, ты всё-таки возьмёшь куртку? — Может, ты всё-таки отъебёшься? Мне сейчас и так хорошо. — Мне тоже, — признался Йен. — Я рад, что ты пришёл. — Да я просто скучал... немного. — По мне скучал или по моему члену? Впрочем, он тут же пожалел об этих словах. Микки резко отстранился и, почти обиженно выпустив воздух из ноздрей, угрюмо сунул руки в карманы джинс. Накопленное тепло моментально улетучилось, а глаза его зло сощурились. — Что ты, собственно, ждёшь услышать? — едко и одновременно с каким-то несчастным видом спросил он. — «Эй, рыжий пидорас, я пришёл к тебе в магазин и устроил всю эту хуйню с извинениями, потому что мне пиздец надо потрахаться, поэтому выеби меня сегодня вечерком, если тебе не трудно»? Или, может, ты думаешь, что я не могу ни в кого влюбиться, блять? На последнем предложении своей короткой, но пламенной речи Микки почувствовал комок в горле. — Да хуй там плавал, — добавил он, сглотнув, — могу, как видишь. Они стояли друг напротив друга, испуганные, обозлённые, обдуваемые холодным ветром, свистевшим в проводах над их головами, не в состоянии разобраться в самих себе. Мягкие зелёные глаза неотрывно смотрели в холодные от плохо скрываемой злобы голубые. — Да, — наконец пробормотал Йен, окончательно запутавшийся в своих эмоциях. — Именно так я и думал. — Ну ты и дерьмо. — Чёрт, мне стыдно теперь. Некоторое время они стояли молча, сжавшись от холода и гоняя в голове впечатления от случившегося. — Ладно, иди сюда, — наконец произнёс Микки со снисходительной улыбкой и обвил рукой шею Йена, слегка толкнув его. Тот, оробев и не совсем понимая, что делать, скорее на подсознательном уровне провёл пальцами по его щеке. Микки прикрыл глаза, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, и, тоже, скорее всего, подсознательно, нашёл губами губы Йена. Он ждал этого. Он, блять, желал этого момента всеми фибрами души. Йен замер. Он отвечал несмело, будто боялся, что сейчас он откроет глаза и всё растворится. — Пиздец, — засмеялся Микки, когда они отстранились друг от друга, и облачко пара взловнованно вырвалось у него изо рта. Йен робко улыбнулся в ответ: — Ну что, ко мне? Мик усмехнулся. — Без траха не сок, конечно, но можно.

* * *

Фиона, не переставая мыть посуду, оставшуюся после скромного ужина, повернула голову в сторону холодной струи воздуха, ворвавшейся в дом. Увидев вошедших, она удивлённо вскинула брови, многозначительно переводя взгляд с одного на другого. — С каких пор у нас тут приют для обездоленных отпрысков Терри Милковича? — поинтересовалась она у Йена, вытирая руки о джинсы. — Он ненадолго, — заверил он сестру и поспешно завернул на лестницу, ведущую на второй этаж. Микки, нерешительно покосившись на Фиону, поплёлся за ним. Та, смиренно пожав плечами, снова принялась за посуду. На лице её играла недоумённая улыбка. — Он чё, будет тут спать? — не отрываясь от неизвестно откуда взявшегося порно-журнала, пробурчал Карл. — Интересно, где. У нас места нет уже. — На полу, — почему-то покраснев, отрезал Йен, отбирая у него журнал. — Тебе спать пора, подрочишь в кровати. — С каких пор ты в их мамку превратился? — недоумённо спросил Микки, стягивая с себя майку. Он почти не верил тому, что ещё час назад терзался, что всё, чёрт возьми, закончилось, а теперь он дома у своего парня, и они, как будто ничего и не было, вместе готовятся ко сну. Вместе, блять. — Чувак, он же мой брат, — усмехнулся Йен, стараясь не смотреть на то, как Микки раздевается, чтобы не возбуждаться лишний раз. — Да и потом, я люблю свою семью, поэтому стараюсь о них заботиться. Если любишь кого-то, то сам не замечаешь, как начинаешь печься о нём. А отнимать у Карла порнуху, поверь, не самое худшее удовольствие... Он вышел из комнаты, чтобы достать из шкафа чистое постельное бельё. — Ебать, — пробормотал Микки. Он обернулся, взглянул на Карла. Тот уже подозрительно долго шарил у себя под матрасом, что-то выискивая. На голову Микки обрушился тяжёлое что-то, что оказалось одеялом, подушкой и простынёй. — На, стели себе, — засмеялся Йен. — Мудила ты, — Микки от неожиданности не знает, как реагировать. Но не может сдержать счастливой улыбки.

* * *

Дом спал. Спали Галлагеры. Фиона, Лип, Карл, младшая, мелкий. Фрэнк. Йен. Фиона, Карл. Младшая. Мелкий. Лип и Фрэнк. Йен. Мелкий, Карл и Фиона. Карл и Лип. Фрэнк, мелкий и младшая. Йен. Микки таращился в темноту, лёжа на спине, вдыхал запах уюта и свежий запах стирального порошка, исходящий от наволочки, слушал дыхание спящих. Он перебирал в голове имена членов семьи своего рыжика. Он даже не помнил всех этих имён. Составлял комбинации, вслушивался в их звучания, строил из них сооружения, словно из кирпичиков лего. Считал буквы. Вспоминал лица. Йен всегда был отдельно ото всех. Он не подходил под комбинации, как будто был чужим. Он отличался от них всем. Даже непонятно чем — он просто был другим. Он был его рыжиком. Микки обнаружил в себе странное чувство, напоминавшее отдалённо ревность и наполнявшее его до краёв. Ревность к его собственной семье. Неплохо. Он вслушался в дыхание Йена. Долгий вдох, короткая пауза и чуть гортанный выдох. Микки беспокойно заёрзал. Он просунул руку под одеяло, прикоснулся к изнывающему члену, стараясь не шуршать и не издавать шума. Он повернул голову, чтобы было лучше видно лицо спящего Йена. Снизу видно было плохо, зато была высунувшаяся из-под одеяла расслабленная кисть руки. Длинные тонкие пальцы, немного криво подстриженные ногти с маленькими заусенцами. Микки не удержался от соблазна и нерешительно взял эту руку в свою. Тёплая. Второй рукой начал аккуратно водить по члену, прикрыв глаза и сжав зубы. — Не спишь, — прошептал Йен, не открывая глаз, и улыбнулся уголками губ, сжав пальцы. — Я тоже. — Блять, — Микки с досадой вытащил вторую руку из-под одеяла. — Я думал, ты спишь. Йен свесился с кровати. В глазах ни сна, ни былой умиротворённости, только лишь игривый блеск. Он призывно улыбнулся и откинул одеяло. — Иди ко мне. — Сейчас? — Микки покосился на спящих братьев. — Да или нет? Порезвиться с Йеном Микки бы не отказался ни за что.