Roses and drumsticks

Весенний ливень весело барабанил по внешнему подоконнику. Капли отскакивали от железного козырька, разлетаясь брызгами в разные стороны. Между объемными тучами с темно-серыми краями то тут, то там начинали появляться разрывы, в которые, не медля ни секунды, ныряли солнечные лучи, заставляя струи воды блестеть и переливаться. Земля уже до конца избавилась от своего ледяного панциря и теперь периодически то мокла под дождем, то сохла под солнцем. Кое-где на черной почве начинала пробиваться первая трава, почки на деревьях совсем уже набухли: вот-вот должны были показаться крохотные зеленые листочки. Через неделю все деревья окутаются призрачным зеленым покрывалом, легким и невесомым, почти невидимым. Через две – город зазеленеет окончательно, в парках распустятся цветы, солнце будет греть уже ощутимо, заставляя одеваться более легко, вставать раньше и больше времени проводить на свежем воздухе. Ливень превратился в небольшой дождь, пронизанный лучами солнца, но я знала, что через несколько секунд он опять станет ливнем. Капли разбивались о красную черепичную крышу дома напротив. Я обвела взглядом фасад: пара окон была распахнута настежь, хорошо, что ветра нет и дождь прямой, иначе хозяева рисковали бы получить промокший ковер, шторы или вконец испортившийся ламинат, который, как известно, влаги не терпит. Лужи, отражающие небо, а кое-где и яркое солнце, и оттого напоминающие маленькие озера света, забурлили сильнее от льющейся с неба стены воды. В отблесках сияющих лучей орхидеи, стоящие на подоконнике одного из тех самых открытых окон, казались еще зеленее, чем были на самом деле. Я смотрела, как небо медленно очищается от туч, как солнце заливает мокрый город, как люди останавливаются, высовывая ладони из-под разноцветных зонтов, и, поняв, что дождь прекратился, складывают их. Я смотрела, как яркие круги превращаются в длинные трости или крошечные зонтики. Первые оставались на виду, вторые прятались в пакеты. Люди спешили дальше, обходя лужи, правда, местами это было не так легко сделать, потому как тротуар целиком превратился в одно большое озеро. Тогда большинство переходило на дорогу (благо, машин здесь практически не было), но некоторые умудрялись проходить по узкому бордюру, чуть раскинув в стороны руки для равновесия и совершенно точно вспоминая, как делали то же самое в детстве. Я тихо вздохнула. Город, незнакомый, чужой и близкий одновременно. Как было бы здорово открыть его для себя, медленно, заворожено, как ребенок открывает яркую коробку с подарком на день рождения. Как было бы здорово подолгу гулять по его улочкам, разглядывая витрины магазинов и иногда даже забредая внутрь, чтобы рассмотреть или, быть может, даже купить какую-нибудь милую сердцу безделушку, вроде магнита на холодильник, чашки или очередной рамки для фото. Долго сидеть в кафе, попивая кофе со сладостями, открыто разглядывая интерьер и исподтишка – посетителей. Или же на ходу покупать в макавто стакан зеленого чая, чтобы пить его по дороге, с каждым шагом все отчетливей слыша шум толпы и понимая, что эта улица вот-вот выведет тебя к оживленной площади. Обязательно с фонтаном, да. Хотелось бы… но теперь не получится. Я всегда была общительным человеком и с удовольствием проводила время с семьей и многочисленными друзьями. Я умею наслаждаться каждым мгновением, будь то очередной марш-бросок по книжным и кулинарные баталии с мамой или походы в кино с подругами, долгие словесные перепалки с коллегами и поздние вечера с книгой в руках и дыханием близкого человека рядом. Но иногда хочется сбежать из этого мира. Когда людей вокруг становится непозволительно много, когда события сменяют друг друга настолько быстро, что не успеваешь разобраться с одним – из ниоткуда на голову падает другое. Когда бесконечный поток проблем выматывает настолько, что начинает казаться, что каждый человек, что бы он у меня ни просил и чего бы он от меня ни хотел, пусть даже пустяк или мелочь, своим действием тратит мое время, разрушает мои планы и отвратительно грубо вторгается в мое личное пространство. Когда не хватает воздуха. Когда хочется сбежать и спрятаться, стать вне досягаемости и вне времени, просто пропасть без следа… чтобы все забыли, что я вообще существую в этом мире. Обычно мы с Сержем сбегаем вместе, но иногда я делаю это в одиночку. Словно кот, предчувствующий приближение цунами, он еще раньше меня понимает, что вот-вот наступит момент, когда мне до дрожи в пальцах захочется затеряться, и всегда отпускает, хоть я и вижу, как нелегко ему это дается. Не знать, где я, что со мной, в течение нескольких дней – для него это пытка, но всякий раз он блестяще справляется с этим испытанием. И сейчас для нас обоих текут секунды одного из таких испытаний. Пару дней назад, закрыв глаза и бросив крошечный кинжал в карту мира, я попыталась потеряться. Отключила телефон, наложила дополнительные ментальные щиты, чтобы при желании меня не смогли отследить. Разумеется, я не могу защититься от всех возможных способов меня найти, ибо мир полон Иных намного опытнее меня, но от простейших заклинаний я убереглась. Однако меня все равно зацепили. Бесцеремонно вторглись в сознание во время сна, приказав срочно выйти на связь. Причем, что было очень странно, сделал это вовсе не Пресветлый, а глава Берлинского Дозора. Дневного. Пришлось подчиниться. Спустя несколько минут я буквально орала на ни в чем не повинного Хао, вводящего меня в курс дела. Иной мужественно терпел и не огрызался, что было совсем уже удивительно, ибо с него сталось бы орать на меня в ответ. Видимо, Светлый решил, что если я не поору сейчас, то буду орать потом, на, опять-таки, ни в чем не повинного Иного, который будет меня встречать на моем временном месте работы. Хотя работой это сложно назвать. Займет она примерно день, а то и меньше, но для меня сейчас каждая секунда вне моего кокона становится пыткой. В каком-то здании нужно почистить Сумрак от большой колонии синего мха и нанести Печати для того, чтобы он не разрастался так бурно. Великий Свет, ну почему я? С этим заданием прекрасно справится и третий, и, возможно, четвертый уровень. Зачем им Высшая Иная? У них, что, своих Иных нет? Ни в Ночном, ни в Дневном Дозоре не нашлось Боевого Мага, чтобы сжечь или выморозить жалких сумеречных паразитов, а потом нанести Печати? Пусть нестандартные, но все равно… почему я? Почему именно сейчас? Почему не неделей позже? Почему не неделей раньше? Все эти вопросы я задавала молчащей трубке телефона, точнее, молчащему Хао, но ответа на эти бесконечные «почему?» не было. Совершенно бесцеремонное вторжение в мое личное пространство и последовавший за ним крах всех планов ввергли меня в неописуемое бешенство. В тот момент мне хотелось наплевать на все и вся и послать всех заинтересованных личностей лесом. Могу я хоть иногда побыть эгоисткой? Наверное, нет. После того, как я выпустила пар, Хао дал мне номер принимающей стороны. После недолгого разговора, во время которого я очень старалась говорить спокойно, а не шипеть и плеваться ядом (особенно тяжело было с первым пунктом, шипящий немецкий более чем располагал к этому), мы смогли договориться о сотрудничестве и обговорить все детали. Добившись исполнения собственных условий, я практически окончательно остыла и пообещала ждать сигнала для начала действий. Точнее, разрешения переместиться в нужное место вихревым порталом, что было моим первым условием. Второе же заключалось в том, что в радиусе ста метров от обрабатываемого помещения не будет ни одной живой души. От одной только мысли о том, что придется общаться с индивидуумами, меня начинало мутить. Поэтому сейчас я стояла у окна моего номера, разглядывая утренний город. Я была так зла, что даже не спросила, куда я направляюсь и что за здание мне предстоит обрабатывать. Хотя какая разница, главное – побыстрее с этим расправиться и снова потеряться. Дождь закончился, секундная стрелка висящих на стене часов едва слышно ползла по кругу. Тишину разорвал коротко заголосивший телефон. Я подняла аппарат, открыла пришедшее сообщение. Географические координаты. Как точно и как мило. Обувшись и поправив ремень крошечной сумки, я окинула взглядом номер. Вроде все взяла. Ну, вперед. Вихревой портал стремительно сомкнулся вокруг, и я приготовилась ждать. По идее, перемещение не должно занять много времени, если только меня не направили на другой континент… Портал посветлел и стремительно рассосался, выбрасывая меня в реальный мир. Это произошло довольно неожиданно, так что когда ноги коснулись земли, я даже чуть покачнулась. И через мгновение почувствовала, как воздух вокруг меня сгустился, поддерживая и позволяя устоять на месте. Окинув взглядом пространство перед собой, увидела того, кто помог удержаться на ногах: в пяти шагах стоял высокий парень в белоснежной куртке и темно-синих джинсах. Расстегнутая молния давала рассмотреть рубашку в сине-голубую клетку. Я направилась прямиком к нему, отметив, что он тоже пошел навстречу. - Добрый день, – Иной улыбнулся мне, когда мы остановились друг напротив друга, – рад встрече. Феликс Вебер, Иной, Темный, пятый уровень. - Добрый день, и я рада, – улыбнувшись уголками губ, я пожала протянутую руку, – Соул, Иная, Светлая, Высший уровень. Светлые волосы, крупными завитками спускающиеся на плечи, и зеленые глаза. В них друг за другом проскользнули легкое удивление, неприязнь и уважение, а в следующий момент он перехватил мою ладонь иначе, потянул на себя, одновременно чуть склоняясь, и поцеловал мне руку. Отголоски негативных эмоций, все еще блуждающие во мне, растворились в волне захлестнувшего меня смущения, что наверняка отразилось в улыбке. Однако вырвать ладонь было бы верхом неприличия: пусть жесты почтения не любили все (или почти все) Высшие Иные, отказать в этой малости считалось почти оскорблением. - Не стоит, – смущенно пробормотала я, когда он отпустил мою ладонь. Парень лишь пожал плечами, что я расценила как «иначе нельзя». Взглянув друг другу в глаза, мы одновременно приоткрылись, потянулись щупальцами сканирующих заклинаний. Убедившись, что мой собеседник – тот, за кого себя выдает, я свернула их. С приветствиями и формальностями было покончено, и я смогла нормально оглядеться. Мы стояли на небольшом клочке асфальта, пестревшего дырами, сквозь которые проглядывала черная земля, потрескавшегося, выщербленного и всем своим видом дающего понять, что стелили его как минимум в прошлом десятилетии. Дальше на несколько метров тянулась голая земля, на которой то тут, то там робко, но неотвратимо, зелеными островками пробивалась трава. Летом она здесь, наверное, по пояс… Своеобразный пустырь переходил в небольшую рощу, которая, в свою очередь, превращалась в лес. Панорама не блистала деталями, поэтому я обернулась. Чтобы увидеть за собой огромное заброшенное здание. Брови сами собой поползли вверх, прячась под челкой. Это вот это мне нужно обработать?! Впрочем, тяга к изучению деталей пересилила, мягко говоря, удивление от увиденного. Решив воспринимать все как данность, я стала рассматривать здание. Кирпичные стены, наверное, когда-то были светло-коричневыми, это можно было понять по той мизерной площади их поверхности, которая в какой-то степени сохранила свой изначальный цвет. Большая же часть потемнела, причем определить природу этой черноты было совершенно невозможно. Пока мой взгляд скользил вверх по стене, я успела подумать о пожарах, плесени и попросту грязи. Кое-где было отчетливо видно, что кирпичи в этом месте когда-то были рыжими, сейчас же назвать таковым этот грязный выцветший цвет язык просто не поворачивался. Деревянные рамы окон вместо привычных пластиковых нагоняли тоску и заставляли вспомнить о прошлом веке, мутные и грязные стекла радости не прибавляли. Ступени у входа чуть раскрошились, дверь тоже не блистала красотой. Все говорило о том, что здание построено очень давно и не менее давно заброшено. Слева и справа виднелись углы похожих домов, вероятно, их строили одновременно для общих целей. Я окинула отвратительную махину взглядом: чем оно было раньше? Скорее всего, каким-то заброшенным заводом или фабрикой. Но смысл обрабатывать заброшенное здание? Я вздохнула, гася в себе раздражение, с тоской вспоминая о чистом и красивом городе под весенним ливнем. Здесь бы он не помешал, хотя я очень сомневалась, что какой-нибудь дождь вообще в состоянии отмыть это, тут даже цунами не поможет. Сюда бы торнадо, чтобы просто стереть с лица земли это уродство и забыть о нем, как о страшном сне… Я одернула себя, чувствуя, что снова начинаю раздражаться, и попыталась изгнать из памяти воспоминания о вчерашней вечерней прогулке и мысли о грядущих прогулках по городу, наполненному старинными зданиями, каменными мостами и вот-вот зазеленеющими деревьями… Изгнать, я сказала. Едва удержавшись от того, чтобы помотать головой и потереть виски, я повернулась к стоящему рядом Иному. - Это мне вот его обработать нужно? – замечательно, ядовитую усмешку в голосе почти не слышно. Тот, явно не обратив внимание на тон, кивнул и пояснил, разумно решив не ждать, пока я закидаю его вопросами. - Это заброшенная фабрика, переделанная в музыкальную студию. Ааааа, так вот оно что. Все-таки музыканты – странные люди, записываться в таком месте… - А Вы подумали, что Вас попросили обработать заброшенное, никому не нужное здание? – прервал мои мысли Феликс. Чтобы хоть как-то дать выход накапливающемуся раздражению, я пнула носком кроссовка небольшой камешек, валяющийся под ногами. - Признаться, моя первая мысль была именно такой. Но я решила, что тот, кто обратился ко мне с данной просьбой, все-таки не сошел с ума, наоборот, это я чего-то не понимаю. Посчитать просьбу, нет, завуалированный приказ Рэйвена абсурдом? Мне прилетит из Сумрака только из-за одной четко сформулированной мысли об этом. Так что лучше об этом не думать. Лучше подумать о том, есть ли у меня вопросы, и как можно скорее задать их и распрощаться с этим милым юношей, потому что я чувствовала, что раздражение растет, а терпение, наоборот, начинает медленно таять. Ладно, спокойно. Еще каких-то несколько минут. Кстати о них. - Я ограничена во времени? – поинтересовалась я. - Да, – уверенно сказал Темный и тут же замялся, – ну, вроде того. До 12 ночи. От него шибануло нервозностью и страхом: запоздало понял свою ошибку. Не бойся, мальчик, я не убиваю Иных за то, что они неосторожны в высказываниях. Ведь по сути Высший Иной справится с заданием гораздо раньше двенадцати, и в данном случае ни о каком ограничении по времени и речи не идет, потому что оно таковым не является. А твое необдуманно уроненное «да» – это все равно что невысказанная мысль о том, что я не успею до двенадцати, что можно расценивать как оскорбление. Тебе следовало бы быть аккуратней в выражениях, особенно учитывая мое нынешнее состояние, о котором ты, конечно же, осведомлен. Что ж, простим этот маленький промах. - А в полночь карета станет тыквой? – не удержалась я. - Это вряд ли, – фыркнул он. Мы синхронно посмотрели на здание. Я размышляла о том, все ли я у него спросила, как вдруг он спохватился и полез во внутренний карман толстовки, извлекая на свет небольшой конверт. - Это Вам. На конверте незнакомым в общем и знакомым из-за многочисленных завитушек в частности почерком было выведено: Соул, Высшей Светлой Иной. Очередные послания от Инквизиции. Погрузив письмо в водную сферу, я принялась за привычный ритуал по извлечению послания из конверта. Через несколько секунд листок бумаги развернулся и лег в ладонь, и я начала читать. Рекомендации к рисунку Печатей. Замечательно. - Герр Вебер, – он вздрогнул от такого обращения, я не увидела этого, но почувствовала, – Вы должны контролировать мое отбытие обратно? – спросила я, дочитывая документ. - Да. Когда закончите – позвоните по этому номеру, – он начал копаться в карманах, после чего протянул мне визитку. Я едва сдержала ухмылку. Визитки – это еще одна замечательная во всех отношениях вещь. Такая же замечательная, как и чтение прессы сквозь Сумрак. В реальном мире на визитке было указано, что Феликс работает дизайнером интерьеров в компании, название которой мне ничего не говорило, были указаны контактные телефоны и электронная почта. Каждый Иной знает, что в этом случае не следует доверять своим глазам. Я моргнула, ловя тень собственных ресниц, и посмотрела на кусочек картона в руках сквозь Сумрак. Теперь на визитке была написана правильная информация, а именно то, кем действительно является ее владелец. Не человеком – Иным. И контакты. Правильные. - Хорошо, – я вложила визитку в конверт с письмом, после чего спрятала его в сумку, – больше вопросов у меня нет. - Разрешите дать совет, – неожиданно попросил он. Внутреннее «я» оскалилось и зарычало, внутри все полыхнуло гневом, дико захотелось расхохотаться ему в лицо и ядовито пропеть: пятый уровень теперь смеет давать советы Высшему? Для меня сейчас невинная фраза была ни чем иным, как навязыванием собственной воли, что попадало в разделы пустой траты моего времени и подвижкой к нарушению планов. Титаническим усилием воли не расплывшись в насмешливой ухмылке, я лишь чуть сощурилась, удерживая бешенство в самой глубине глаз и прикрывая его спокойствием, и ответила, очень надеясь, что яда в голосе будет по минимуму. - Я Вас слушаю, – нет, удержать интонации в голосе все-таки не удалось. Меня шибануло второй волной ужаса (видимо, он все-таки уловил мои эмоции во взгляде), но парень справился. - Это все-таки студия, поэтому, возможно, Вам будет легче рисовать Печати, слушая музыку тех групп, которые здесь… – он осекся: я расплылась в чересчур снисходительной улыбке. Я очень, очень редко так улыбаюсь, но все, кто видел эту улыбку, сходятся в одном: попадая под ее, скажем так, воздействие, человеку (или Иному) кажется, что он ляпнул несусветную глупость и ничего, совсем ничего не знает о том, о чем мы в этот момент говорим, будь он трижды профессором и четырежды доктором наук. Видимо, Темный не стал исключением. - Нет, такой трюк не пройдет, мне всегда хорошо работается под уже знакомую музыку. Спасибо за заботу, – я благодарно кивнула, пряча насмешку, – но нет. Я видела, что он еще что-то хочет сказать, но парень справился с этим желанием, вероятно, догадавшись, что ничего путного все равно не выйдет. Нет, какой молодец! Быстро учится. Пора заканчивать этот бессмысленный разговор. Внутри опять разгорелся пожар: желание остаться в одиночестве жгло изнутри, сводя с ума. - Что ж, как я уже сказала, вопросов у меня нет. - Хорошо, – кивнул он, – тогда я Вас оставляю? - Да, хорошего Вам дня, – я улыбнулась. - Удачи, – кивнул он и исчез. Точнее, нырнул в Сумрак. Если еще точнее, то попросту сбежал. Я едва не расхохоталась, представив себе, как Рэйвен будет читать отчет перепуганного подчиненного. Феликс, наверное, сейчас сильно сомневается, что перед ним действительно была Светлая. Ладно, Тьма с ним. Займемся делом, наконец. Я еще раз окинула взглядом здание, снова моргнула и посмотрела сквозь Сумрак. Чтобы через мгновение невольно качнуться на четверть шага назад, но, осознав, что опасности нет, вернуться на место. Стены плотным слоем устилал синий мох, кое-каких окон вообще не было видно, по другим сумеречные паразиты расползлись темными кляксами. Отвратительные влажные пятна покрывали ступени и дверь. Не желая тратить время на созерцание этой гадости, я потянула на себя собственную тень и провалилась в Сумрак. И без того безрадостный пейзаж окончательно выцвел, превратившись в размытую черно-белую фотографию. Ветер стих, резко стало не хватать солнечного света, хотя в реальном мире его и так не было. Я пошла к стене. Чем ближе я подходила, тем беспокойнее становились синие паразиты. По стенам пошли волны и пузыри, мох не то пытался отползти, не то приблизиться. Хотя нет, все же отползти. Я поняла это, поднеся ладонь к особо плотному куску: синяя гадость приминалась, уползая от тепла. Мне не нужно было произносить заклинание вслух. Я лишь направила немного Силы прямо в шевелящуюся синюю гущу, поджигая ее. Вот искорка коснулась паразитов, они вспыхнули, появился первый язычок светло-желтого, почти белого пламени с синей сердцевиной… А потом здание полыхнуло целиком: огонь охватил его в считанные мгновения, захватывая каждый сантиметр, каждый угол и каждую щель. Доли секунды я любовалась на белоснежное пламя, ползущее по стенам, льющееся с крыши, проникающее в окна, а потом оно погасло. Синий мох горит как порох, все занимает от силы пару секунд. Так почему это простейшее дело поручили мне? Вздохнув от в очередной раз ушедшего в пустоту вопроса, я закашлялась от гари и вынырнула в реальный мир. Все еще покашливая, поднялась на крыльцо, потянула на себя тяжелую дверь. Та поддалась с глухим жутковатым скрипом, достойным элементом всякого уважающего себя фильма ужасов. Несмотря на то, что здание полыхнуло целиком, внутри все равно могли остаться особо живучие элементы синего мха, что не есть хорошо. Так что нужно обойти всю фабрику и уничтожить негодяев, параллельно рисуя Печати и связывая их единой Силовой Нитью. Я переступила порог и попала в небольшой холл. Серые каменные, местами выщербленные стены со следами потускневшей краски. Трещины в потолке художественно чередовались с отслаивающейся штукатуркой, осыпавшиеся хлопья которой пятнами раскрашивали пол. В угол забились какие-то доски, к стене привалился покосившийся стол. Выглянуло солнце, и на пол упали восемь квадратов света. Я невольно взглянула на окна: краска на деревянных рамах облупилась, углы почернели, подоконники язык бы не повернулся назвать белыми. Впрочем, от старого здания другого ожидать не приходилось. Квадраты на полу погасли, а потом снова засияли. Хорошо, что солнце вышло, эти серые стены не будут казаться настолько унылыми. Вместе с пожаром, охватившим здание, погас пожар, горевший у меня внутри, оставив слабые отголоски негативных эмоций, но я не собиралась ждать, пока они укоренятся, дадут ростки и ввергнут меня в ненужный виток не самых радужных мыслей. Лучшим лекарством в таких случаях была музыка, а конкретно в этом – Blue Stahli. Раздумывая над тем, что бы послушать, я достала наушники, вставила их в уши, воткнула штекер в телефон, убрала его во внутренний карман куртки. ULTRAnumb? Нет, я же не настолько в бешенстве. Doubt? Тоже резковато. Внезапная мысль заставила улыбнуться. Corner. То, что надо. Небольшое мысленное касание Силой спрятанного телефона заставило нужную композицию зазвучать в наушниках. Я окинула Сумеречным Взглядом помещение и, убедившись, что синего мха тут нет, направилась к единственной двери, ведущей в коридор. Все те же серые стены и пол, ничего нового. Голос солиста провоцировал на негатив, выдирая его из меня, приводил в спокойное состояние. Запоздало я подумала о том, что можно было пройтись по зданию и в Сумраке, это сэкономило бы массу времени, но сейчас снять наушники было тем же самым, что и вытащить изо рта трубку, ведущую к баллонам с кислородом, находясь под водой на глубине семидесяти метров. Время неожиданно потеряло значение: похоже, я смирилась с собственной участью и решила отнестись к ней, как к внеплановой прогулке. Полумрак коридора разрезали прямоугольники света, падающего из открытых дверей. Я зашла в одну комнату, во вторую, в третью. В первых двух было чисто, в третьей в углу обнаружились не погибшие синие пакостники. После того, как огонь слизал их со стены, я решила, что неплохо бы нанести первую Печать. Пришлось нырнуть в Сумрак, набросать на стену рисунок из пентаграмм и рун. Привязав к нему заклинание и влив немножко Силы, заставив его засиять ровным желтым светом, я потянула на себя центральную руну, вытаскивая из нее плотный светящийся шнур. Пустив по нему Силу, укрепила его и выскользнула из Сумрака, вытаскивая его за собой. В реальном мире в моей руке находился светящийся неоновым желтым провод чуть больше трети метра в длину. Тот конец, который я держала пальцами, был четко срезанным, с очень насыщенным цветом и сиянием, однако уже в десяти сантиметрах от него свечение бледнело, а противоположный конец был совсем прозрачным, уходя в Сумрак. Обмотав гибкий провод вокруг запястья и закрепив его заклинанием, я направилась дальше. Коридор вел вперед, я шла, рассматривая серые каменные стены. Слава Богу, что сейчас еще утро, бродить по этим коридорам в ночи было бы еще той жутью. Не то чтобы я боялась теней и ночных шорохов, но палитра эмоций та еще… это сейчас тут относительно светло, спасибо солнышку, а ночью? Сомневаюсь, что лампы дают много света, скорее всего, в темное время суток все эти коридоры и комнаты – чисто катакомбы. Великий Свет, как в таких условиях можно записываться? Как? Нет, я понимаю, что много кто с радостью променяет уют теплой студии с кучей народа вокруг на уединение в огромном заброшенном здании. Особенно сейчас я более чем это понимаю… но все-таки мне интересно было бы посмотреть… Пришедшая мысль ударила молнией, прошивая насквозь, что не могло не отразиться на моей магии, которая, в свою очередь, повлияла на технику по моему неосознанному приказу. Плеер замолчал прямо на середине стоящей на повторе песни, а потом в уши полилась одна из любимых композиций. IAMX – Spit it out. Пораженная внезапной мыслью, я встала на месте, словно натолкнувшись на невидимую стену. Нет, такого просто не может быть. Но ведь IAMX действительно записываются на заброшенной фабрике, переделанной в музыкальную студию. И еще… Увлеченная ведущей за собой мыслью, я спешно полезла в сумку, доставая конверт с письмом, а из него – визитку Темного. Точно! «Феликс Вебер, Иной, Темный, пятый уровень. Берлинский Дневной Дозор» – значилось на визитке. Я что, в Берлине? Мысли прыгали и носились кругами, пропадали и появлялись, словно бы играя в прятки, салочки и чехарду одновременно. Третий раз перечитывая содержание визитки, я уже хотела лезть в Интернет и вычислять город, в котором нахожусь, по координатам, но, сама того не ожидая, отбросила эту мысль. Расхохоталась, пряча визитку в конверт, а конверт – в сумку. Нет, я выдаю желаемое за действительное, а то, что Феликс из Берлинского Дозора, еще ничего не значит. Я как-то встречала Иных из Бельгии, находясь в Ростове-на-Дону, и что? Тут, возможно, аналогичная ситуация. Спокойно, Соул, умерь фантазию. Ты выдаешь желаемое за действительное. Нынче модны промышленные объекты, переделанные в тот или иной арт-объект, и это всего лишь один из них. Голос Криса успокаивал и вынимал душу одновременно. Решив не возвращаться к предыдущей песне, я оставила все, как есть, растворяясь в любимой музыке. Одни помещения сменяли другие, я обошла почти все здание, прежде чем наткнуться на первое доказательство того, что это все-таки студия, а не заброшенная фабрика. Комната почти ничем не отличалась от других. Те же серые стены, те же кучи непонятного хлама, несколько старых деревянных лестниц и, что меня поразило, строительные леса. Потолок напоминал лист бумаги, который сначала сложили гармошкой, а потом, не особо стараясь, попытались выпрямить. Его поддерживала пара колонн и наклонных балок, по нему тянулись несколько труб, с одной из которых, чудовищно не вписываясь в обстановку, свисал блестящий, переливающийся диско-шар. Но не это было главным. В этом заброшенном и обшарпанном помещении стоял рояль. И я не знала, кто из этих двоих – главный атрибут любого клуба или музыкальный инструмент – не вписывался в обстановку сильнее. Черный рояль с поднятой крышкой, которая была отполирована так, что вполне могла сойти за зеркало. К ней крепилась небольшая лампа, свет которой по идее должен был падать на клавиши. Клавиши… клавиши были необычные: белые были черными, а черные – белыми. Интересный и дерзкий вариант, и я видела уже такое, видела… Я потрясла головой, словно это могло помочь вытряхнуть из нее глупые мысли. Нет, это ничего не значит. Не значит – и точка. При этом у меня кончики пальцев зачесались от желания сесть на стоящий у инструмента стул с высокой округлой спинкой и наиграть что-нибудь. Я никогда не играла на таком рояле, и в этот момент внутри меня боролись два желания. С одной стороны, музыкант во мне изнывал от желания прикоснуться к прохладному лакированному дереву. Я даже была готова снять так необходимые сейчас наушники, чтобы, окунувшись в тишину, пройти вдоль клавиатуры, проводя кончиками пальцев по клавишам. Сесть, положить на них ладони, надавить чуть сильнее, чувствуя, как они поддаются, и услышать звук. Окинув взглядом помещение, я подумала, что, возможно, в самой идее поставить здесь рояль что-то есть, ведь он, наверное, совершенно потрясающе звучит в этой огромной, наполненной воздухом комнате. Все зависит от акустики, но вряд ли он стоит здесь просто так, а если на нем играют, то звучит он замечательно… Не поддаваясь первому желанию, я крутила в пальцах провод наушников. С другой стороны, я сама не люблю, когда за мое фортепиано кто-то садится. Когда кто-то касается его клавиш. Я никогда не была собственником по отношению к вещам, я не вырывала у младшей сестры свои игрушки и спокойно отдавала старшему брату ключи от машины. Но фортепиано… мой нереализованный характер собственника здесь проявился в полной мере. Только Серж мог играть на нем, не вызывая у меня желания сказать ему, чтобы не прикасался к инструменту. Все остальные стабильно провоцировали меня встать и выкинуть их в окно, от чего я с очень большим трудом удерживалась. Впрочем, хорошо, что все заинтересованные личности общаются с моим инструментом более чем редко. Даже Серж, и тот предпочитает фортепиано саксофону, хоть и не сомневается в том, что его игра не вызывает у меня, как он их называет, приступов собственника. Вот и сейчас я понимала, что музыканту, кто бы он ни был, может не понравиться тот факт, что к его инструменту кто-то прикасался. Пусть даже он этого не узнает, но все равно… нечто во мне не давало протянуть руку и сыграть хотя бы пару нот, словно своим прикосновением я могла осквернить что-то для другого священное. Еще несколько мгновений я любовалась инструментом, а затем еще раз удостоверилась в отсутствии тут следов синего мха, и спешно, не давая себе времени передумать, вышла из комнаты. После нее атмосфера стала пооживленнее. На стенах появилось граффити, черное, цветное. Переплетение каких-то надписей и рисунков, непонятных и странных, но удивительным образом вписывающихся в пространство. Шагнув в открытую дверь одной из комнат, я не сдержала возгласа. Вот эта комната вполне походила на студию. Стены были оббиты чем-то, что лично мне напоминало белоснежные одеяла, простроченные косыми линиями так, что швы образовывали сетку из поставленных на угол квадратов. Большую часть комнаты занимала аппаратура и инструменты. От двери тянулась большая черная панель с ползунками и рычажками, дальше располагался странного вида синтезатор. На столе возвышались два столбика из двух колонок с белым монитором между ними, подставкой для них служили странные светло-серые кирпичи. Лежащие рядом белоснежные провода, заканчивающиеся USB-разъемами, подсказали, что на пустом месте предполагалось быть ноутбуку. Взгляд заскользил дальше. Еще один синтезатор, уже с классической цветовой вариацией клавиш, черный табурет, на котором сиротливо покоилась светло-серая компьютерная мышь (вероятно, где-то рядом должен был обитать второй ноутбук), еще какая-то непонятная мне аппаратура. Вращающийся стул цвета слоновой кости с черными подлокотниками. Снова устройство, отдаленное напоминающее синтезатор, к которому присоединена панель с вращающимися рычажками и разъемами для проводов. Клавиши были далеко не глянцевыми, а вполне себе потертыми, местами потерявшими цвет, словно бы инструмент долго пролежал не в самых лучших условиях, но это только придавало ему какой-то таинственности и загадочности, пропитывало духом времени, который витал вокруг любой старой вещи. Диван, акустическая гитара, пара флэшек и несколько листов бумаги с какими-то схемами, разбросанных по небольшому столу в художественном беспорядке, на полу – спагетти из проводов. Я обошла небольшую комнату, глянула на сохнущую под солнцем землю сквозь два кристально чистых стекла балконных дверей из черного пластика. Идеальный баланс черного и белого, первое по-настоящему уютное место. Взгляд то и дело скользил к синтезаторам, я была совершенно точно уверена, что звучат они совершенно иначе, нежели оставленный несколькими комнатами ранее рояль. Чтобы не поддаться искушению, на которое меня дополнительно толкала так некстати звучащая в наушниках Tear Garden, я спрятала руки в карманы, и поспешила приняться за работу. Взгляд сквозь Сумрак сказал мне о том, что синий мох здесь присутствует, да еще в непозволительно большом количестве. Привычно спалив паразитов, я направилась дальше. Теперь пустые помещения попадались все реже, все чаще чувствовалось присутствие музыкантов. Небольшая комната с двумя барабанами и сияющей от падающих на нее лучей солнца тарелкой. Очередное граффити на стене в коридоре. Оббитое теми же белоснежными одеялами помещение, снова с барабанами и странными деревянными конструкциями. Швейная машинка. Вот уж чего не ожидала увидеть! Или они сами себе сценические костюмы шьют? Электрический чайник и белая чашка с недопитым кофе. Барабанные палочки на подоконнике. Обычные и с круглыми помпушками на одном из концов. Я улыбнулась странной мысли, что такими, наверное, здорово колотить нерадивого коллегу, когда он в очередной раз налажает в нотах. Просторная комната с огромной черной панелью с ползунками и бегунками, пара диванов, стульев. Невероятная конструкция из музыкального оборудования, которая у меня ассоциировалась с большим шкафом с полками-ячейками, на каждой из которых стояло нечто отдаленно напоминающее видеомагнитофон. Еще один рояль, такой же сияющий, только немного другой формы. Клавиши были спрятаны под крышкой, поэтому мое все еще не утихшее желание было легче сдерживать. Осмотревшись и впитав в себя очередную порцию деталей, я изничтожила полстены синего мха и направилась дальше. Коридор, щедро изрисованный граффити, неожиданно вывел на улицу, прямо к входу в следующее здание. Я скользнула в Сумрак, подожгла увитые синим мхом стены. Не дожидаясь, пока огонь погаснет, проскользнула в приоткрытую дверь, с удивлением обнаружила за ней еще одну, толще и массивней, и вынырнула обратно. Вторая дверь, ничем не примечательная в Сумраке, оказалась с сюрпризом в реальном мире, хотя обычно было наоборот. На оббитой светлой кожей поверхности был приклеен небольшой стикер с надписью «Berlin loves you». Сомнения в том, что я в Берлине, развеялись окончательно. Не позволяя себе развить эту мысль, я толкнула массивную створку, попадая в утопающее в темноте помещение. Внешняя дверь, которую я машинально прикрыла, не давала свету проникнуть в комнату. Провод на запястье светился более чем ярко, но света все равно было неприлично мало: худо-бедно был освещен лишь небольшой ореол вокруг меня. Впрочем, зрение Иного позволяло ходить в кромешной тьме. Это самое зрение помогло разглядеть в темноте очертания неизвестного мне музыкального оборудования, два синтезатора с кучей электронных примочек, барабанную установку, две бас-гитары, одна из которых стояла у синтезатора, вторая – у какой-то металлической рамы, и, что самое главное, – торшер в противоположной стороне комнаты. Отлично, значит, можно будет включить свет и не блуждать в потемках. Я медленно пошла в сторону торшера, смотря под ноги, чтобы ненароком не зацепиться за какой-нибудь провод, но не успела дойти буквально пару шагов, когда меня захлестнуло с головой яркое ощущение того, что в комнате кто-то есть. Я не могла его услышать: в уши вливались безумно прекрасные ноты вступления I am terrified. Я не могла его увидеть, просто не ставила такой цели. Я почувствовала его кожей. По телу прошла волна внутренней дрожи, когда меня совершенно нормально захлестнул страх. Иной? Человек? Вряд ли тот, кто прячется в темноте, пришел с добрыми намерениями, но тогда почему его не отследили те, кто оцеплял территорию? Я не стала тратить времени на размышления, разумно рассудив, что через мгновения в меня могут полететь боевые заклинания. Я резко сместилась назад и влево, опускаясь на пол между двумя синтезаторами лицом к барабанной установке и нагромождению аппаратуры, за которым, по моим расчетам, и должен был находиться тот, кого я почувствовала. Закрыла себя парой щитов, вспыхнувших вокруг двухслойным радужным пузырем, выдернула из ушей наушники и, сглотнув заходящееся сердце, судорожно приказала торшеру зажечься. Мягкий свет залил небольшое пространство вокруг торшера, отразился от блестящих тарелок и окантовки барабанов, вплелся в струны стоящей неподалеку гитары. Я продолжала сидеть на полу, комкая в пальцах провод наушников. Незнакомец показываться не желал, и теперь стало понятно, что атаковать меня никто не собирался. Неужели я испугалась человека? Моргнув, глянула сквозь Сумрак. Гладкая, похожая на ровный ореол аура сказала мне, что передо мной действительно человек. Конечно, существовала вероятность, что это очень хорошо замаскировавшийся Иной, но меня учили смотреть на ауру и видеть. Нет, точно человек. Цвета ауры дали мне понять, что он в смятении, несколько растерян и – еще меньше – боится. Я уронила голову на сложенные на коленях руки. Докатилась, Соул, уже людей пугаешь. Выпрямившись и сняв щиты, я негромко позвала в пустоту: - Может, покажешься? Извини, если напугала, не ожидала, что здесь кто-то будет. Вопрос еще, кто кого напугал, но я решила, что начинать разговор с претензий как минимум невежливо. - Это я должен извиняться, ведь здесь и вправду никого не должно было быть, – послышался мягкий голос, а затем его обладатель вышел из своего укрытия. В первое мгновение, когда он появился в поле зрения, я окинула его взглядом и едва сдержала досадливый стон: парень был в капюшоне. Несмотря на то, что его все еще частично закрывала барабанная установка, я смогла выхватить отдельные детали: черные брюки, черную худи (именно ее капюшон скрывал лицо незнакомца), черная куртка с капюшоном. Однако раздражение от того, что я все еще не видела лица, не успело разгореться даже крошечным язычком пламени: парень повернул голову и поймал мой взгляд, одновременно неспешно огибая установку и, по всей видимости, направляясь ко мне. Сердце глухо споткнулось, замирая на мгновение, а потом, словно обезумев, понеслось вперед, а из легких как будто выкачали весь кислород. Мы не разрывали зрительного контакта, он медленно огибал установку, а происходящее у меня перед глазами словно разрезали на кадры, часть которых заменили воспоминаниями. Шаг. Черный цвет шел ему просто до неприличия, ткань брюк и худи поглощала свет, ткань куртки – отражала его, металлически поблескивая в лучах торшера. Вспышка. Человек на сцене – весь в черном, только воротник на двух пуговках вокруг шеи – белый в свете прожекторов, заливающих сцену синим. Шаг. Бледная кожа, черные волосы и бездонные, засасывающие черные глаза, в которых не видно зрачков. Вспышка. Вокалист наклоняется, надежно пряча лицо за шляпой, и начинает засовывать белую розу в лаковый сапог. Шаг. На мгновение он заслонил торшер, свет ударил ему в спину, окружая сияющим ореолом, но я все так же четко видела лицо и пряди черных волос, спускающихся на лоб. Вспышка. Вокалист стоит боком, и из-под шляпы четко видно короткий хвостик черных волос. Шаг. Он подошел ближе, встал передо мной, невольно вынуждая смотреть снизу вверх. Свет наконец-то вычертил его лицо, но у меня уже давно не было ни капли сомнений. Вспышка. Палочки с ярко-розовой люминесцентной лентой мелькают так быстро, что глаз едва успевает проследить за ними, а полоски ленты превращаются в розовые не то вспышки, не то радуги. Шаг… нет, уже не шаг, ведь он уже мгновение как стоял передо мной, а сейчас неспешно присел на корточки, упираясь одним коленом в пол: наверное, так было удобнее. Осознание того, что мы уже несколько секунд неотрывно смотрим друг другу в глаза, заставило воспоминания схлынуть. Я сделала вдох, понимая, что действительно не дышала все это время. Сердце колотилось где-то в горле, а я продолжала смотреть. Не пялиться, именно смотреть. В моем взгляде не было того вожделения, с которым фанатки смотрят на своего кумира. Нет, в нем плескалась растерянность, потому что я действительно была растеряна, точно так же, как и он несколькими секундами ранее. Нет, не так же – в сотню раз хуже. Он, как ни странно, тоже не отводил взгляда. - Соул, – он назвал меня по имени, и я вздрогнула. Глаза гипнотизировали, и я с трудом разорвала контакт, начиная промаргиваться. – Ты ведь Соул, да? - Да, – я растерянно улыбнулась и кивнула. - А я Крис, – просто сказал он, – приятно познакомиться. - И мне, – я машинально пожала протянутую руку, все еще не в себе. Да и как тут можно быть в себе, если перед тобой сидит сам Крис Корнер? Он был почти таким, каким я видела его тогда, на сцене клуба Milk. Стройный, хрупкий, гибкий. Бледная кожа, четкие черты лица, черные волосы, спускающиеся на плечи, и невероятные черные глаза. Без зрачков, сплошная угольно-черная тьма, глубокая настолько, что иногда его взгляд казался полусумасшедшим, неадекватным, пугающим. Однако стоило чему-то измениться – свету или чему-то другому, я не знала – как его глаза меняли цвет, появлялась каряя радужка, вымораживающая тьма исчезала, оставалась лишь глубина, точнее, ее отсутствие, потому что эти глаза воистину были бездонными, засасывающими, завораживающими настолько, что это пугало и притягивало одновременно. Все это проскочило в сознании в то мгновение, когда я почувствовала, как теплые пальцы сомкнулись вокруг моих. Его ресницы опустились, он чуть потянул мою руку на себя, почти так же, как это несколькими часами ранее делал Феликс. Разумеется, Крис делал это не для того же, для чего Иной, а для чего – я поняла тогда, когда сама опустила взгляд вниз и увидела, что рукав куртки чуть приподнялся, являя его взору часть люминесцентного провода. - Выглядит здорово, – сказал музыкант и тут же спросил, – это нечто магическое, я правильно понимаю? - Да, это… – я осеклась. Лекция о Печатях, пусть даже краткая, ему явно наскучит, – это часть заклинания, которое я плету. Тебе лучше не трогать, – на всякий случай предупредила я. - Хорошо, не буду, – кивнул он, – но посмотреть можно? - Конечно, – вышло несколько растерянно, но я действительно не понимала, зачем ему это. Я отпустила провод наушников, который держала в другой руке, чтобы поддернуть рукав, но музыкант оказался быстрее. Пальцы сомкнулись на середине предплечья и поползли вверх, собирая ткань и открывая запястье целиком. Крис смотрел на сияющий шнур, явно о чем-то размышляя. Рассматривая отблески неонового света, падающие на его руку, я думала о том, что его явно что-то привлекало в этом сиянии. Знать бы еще, что… - Здорово, – выдохнул он, выпуская мою ладонь и возвращая ткань куртки на место. Я мысленно выдохнула, натягивая несчастный рукав чуть ли не до середины ладони. К такой встрече я не была готова. Не секрет, что это далеко не первая моя встреча с музыкантами. О некоторых меня предупреждали, некоторые получались спонтанными, другие – совершенно нежданными. Не то чтобы элемент неожиданности сильно влиял на конечный результат, но все-таки… так случалось, что почти все музыканты, с которыми мне посчастливилось встретиться, были мне знакомы не понаслышке, более того – их музыка и они сами были частью моей жизни. Поэтому встречи с ними… это… это… Это все равно, что встреча с воплотившимся в образе человека Богом для верующего человека, исправно молящегося в небольшом храме, затерянном в начале каменной лестницы, струящейся по склону горы. Когда ты живешь себе спокойно, трудишься и веришь, и с каждым прошедшим днем твоя вера не ослабевает, наоборот, крепчает. А потом, в один прекрасный день, ты как обычно спешишь по своим делам, не замечаешь человека на своем пути, сталкиваешься… поднимаешь голову и понимаешь, что перед тобой стоит тот, кому ты исправно молишься день ото дня. Он совершенно такой, каким ты его себе представляла, или совершенно другой, но ты точно знаешь, что это – он. И как в такой ситуации можно подобрать слова? О чем говорить, о чем спрашивать? Даже взглянуть на него лишний раз – боязно. Но и молчать и смотреть на него во все глаза невозможно – скорее всего, ему это неприятно. И как же быть? Как? Когда я была предупреждена о грядущей встрече, я могла морально приготовиться к ней, потому что представляла, пусть и очень в общих чертах, с кем буду иметь дело. Когда такие встречи случались нежданно-негаданно, я позволяла себе плыть по течению, но все-таки старалась не акцентироваться на статусе моего музыкального Бога. Ему ведь тоже иногда хочется побыть человеком и хочется, чтобы к нему относились, как к человеку, а как к музыканту, увешанному тонной правдивых и нет ярлыков. Этот случай явно относился ко второй категории и не был бы столь безнадежным, если бы не кратковременный шок и захлестнувшая меня растерянность. Я понимала, что смотрела на Криса слишком долго, и понимала, что им всем не по душе долгие непрошенные взгляды, и теперь не знала, как сгладить это недоразумение. Повисшую между нами тишину нарушил шелест молнии, поползшей вниз под моими пальцами: я нырнула рукой во внутренний карман куртки… и одновременно почувствовала, что провод наушников зашевелился, и причиной тому были вовсе не мои движения. Подняла взгляд на сидящего напротив мужчину. Тот, чуть прищурившись, словно прикидывая что-то, поднял с пола наушник и, как будто это было нечто само собой разумеющееся, вставил его в ухо. Мое сердце замолчало и забилось чаще второй раз. А вот растерянность куда-то ушла, когда на его губах появилась легкая улыбка. И в тот же момент я поняла, чего боялась. Боялась, что он поймет, что я знаю, кто он, но при этом притворяюсь, будто не знаю. Спрятанная под сотней вуалей ложь, ложь, недостойная Светлой Иной. - Мне говорили, что ты отказалась слушать музыку тех, кто здесь записывается, – он дернул плечом, – но то, что я слышу, этому противоречит. - Тебе сказали правду, – ответила я, – я действительно отказалась от этого, и я действительно не поинтересовалась, чья это студия. Хотя и почти догадалась в процессе блуждания по ней. - Правда? – он вернул мне наушники, я остановила воспроизведение. Смотала наушники, убрала во внутренний карман вместе с телефоном. - Да. Я узнавала детали, узнавала кусочки того, что видела несколько месяцев назад в твоих видео журналах. Просто отрицала очевидные факты, думая, что совершенно внезапно попасть именно сюда – слишком хорошо, чтобы быть реальностью. - И все же это так, – улыбнулся он, поднимаясь. Протянул руку мне, и мне ничего не оставалось, как принять ее, тоже вставая с холодного пола. - Прости, что помешал, – извиняясь, проговорил он, – я оставил здесь записи, а они мне срочно понадобились. Иные, с которыми я контактировал, так путно не смогли объяснить, почему я не могу приехать в студию на десять минут и тут же уехать, но странно намекнули, что со мной ничего непоправимого не случится, если я это сделаю. Сказали только не попадаться на глаза жуткой Светлой. - Прям так и сказали? – улыбаясь, я сощурилась. - Так и сказали, – кивнул он и спохватился, – надеюсь, теперь их не ждет неминуемая смерть? – сказал с такой харизмой, что я невольно рассмеялась. - Нет, – покачала головой и покаялась, – строго говоря, если тебе нужно остаться здесь – ты можешь остаться. Отсутствие здесь людей – моя прихоть, все потому что… – далее я вкратце пересказала историю моего сюда попадания. Крис слушал, не перебивая, а когда я закончила, в карих глазах плескалось нечто, похожее на понимание. - Тебя можно понять, – пожал плечами он, – таких моментов лишены только заядлые экстраверты, я думаю. - Это точно. Так что можешь работать, как обычно, просто забудь о моем существовании. Я похожу тут еще с час, потом засяду в укромном уголке еще на час и уйду, словно меня здесь и не было. - Хорошо, – если он и был разочарован тем, что его на день лишили собственной студии по моей прихоти, то виду не подал. - Тогда я продолжу, – кивнула я и протянула руку, – рада встрече, Крис, вдохновения тебе. - Спасибо, – он пожал мою ладонь. Я разорвала зрительный контакт и, развернувшись, направилась к двери. Только выйдя за нее, поняла, что то помещение, в котором мы с ним стояли, я и не проверила. Коря себя за невнимательность, нырнула в Сумрак, вернулась. Не смотря в сторону Криса, еще не вышедшего из комнаты, я окинула торопливым взглядом Сумрак, сожгла синий мох и вернулась в соседнее помещение. Осмотрев и его, прошла дальше, одну комнату, вторую. Вынырнула из Сумрака только тогда, когда оказалась на порядочном расстоянии от помещения с барабанной установкой и синтезаторами, наполненного мягким светом торшера. Встреча оказалась столь неожиданной и краткой, что я до конца и не осознала, кого встретила. Миллион вопросов к этому человеку всколыхнулся во мне уже тогда, когда я его отпустила. Не то чтобы я бы смогла их задать, приди они раньше… но все равно восторг и радость чуть-чуть омрачала скоротечность. С другой стороны, осознание того, что Крис сейчас здесь, согревало. И почему-то казалось, какой бы наивной не была эта мысль, что я обязательно увижу его снова. На этой позитивной ноте я вытащила наушники, включила завораживающую The Unified Field и поспешила дальше. Пустующие необжитые помещения чередовались с по-своему уютными мини-студиями. Теперь я смотрела на детали и инструменты совсем иначе, зная, кому они принадлежат, кто их касается. Досадное злоключение превратилось в увлекательное приключение, в котором я чувствовала себя, как ребенок в кондитерской… хотя, нет, не в кондитерской, в магазине игрушек: все вокруг до жути интересное, но руками ничего трогать нельзя. Впрочем, последний пункт опять-таки не совсем оправдан: я позволяла себе такую малость, как невесомое касание кончиками пальцев тарелок, окантовки барабанов, потертых краев разнообразных электронных инструментов с кнопочками и рычажками. Я была так увлечена, что сама не поняла, как оказалась на улице. Тропинка обвела вокруг двух зданий и привела к третьему. Коридоры и лестницы теперь не казались бесконечными, хотя эта часть была напрочь заброшена. Обойдя половину первого этажа, я ни разу не нырнула в Сумрак, что меня радовало: музыка в наушниках не замолкала ни на секунду. Правда, вскоре пришлось прерваться, чтобы нарисовать Печать. Вынырнув из Сумрака, я вытащила из сумки бутылку воды, сделала пару глотков, наблюдая за солнечными лучами, струящимися из окна. Задумчиво всколыхнула бутылку, наблюдая, как вода омывает ее стенки. Поразмыслив пару секунд, решила, что время на маленькие развлечения есть. Повела рукой: от основной массы воды отделился небольшой, сантиметра два диаметром шарик. На секунду сменив форму, он проскользнул в горлышко и застыл передо мной. Остановив воспроизведение плеера, запустила случайный выбор. На секунду в наушниках воцарилась тишина, а затем зазвучали первые ноты The Great Shipwreck of Life. Строго говоря, это не было развлечением, скорее тренировкой. Шар тут же распался на тысячи капелек, засверкавших в рассеянных лучах солнца, пробивающихся сквозь пыльное окно. Управление столь маленькими объемами воды в таком количестве – непростое дело, с которым у меня время от времени случались осечки, поэтому иногда я развлекалась тем, что делала из множества капелек картинки или фигурки, словом то, что первым приходит в голову при прослушивании текста той или иной песни. В наушниках закончился проигрыш, и я сконцентрировалась на крошечных шариках-капельках, зависших передо мной. Они сложились в симметричное сердце, затем превратились в стопки банкнот, перехваченных банковскими ленточками, и горстку монет. Образовали объемный земной шар, а затем небольшой уютный домик в пригороде. Взорвались атомной бомбой, разлетаясь водными искрами, нарисовали британский флаг. Я уже видела, как они складываются в фигурку мальчика, на голове которого надета пилотка с пером, стоящего в оконном проеме, в то время как рядом с ним материализуется девочка в длинной, до пола, ночной рубашке… однако вместе с этим сквозь наушники я услышала гулкие отзвуки шагов. И когда картинка из тысяч капелек была дорисована окончательно, а песня – поставлена на паузу, я поняла, кто сейчас появится позади, в дверном проеме. Предыдущее его появление было словно ведро ледяной воды за шиворот. Это – как легкое дуновение ветерка. Оно не застало меня врасплох, несмотря на то, что я услышала его шаги почти в самый последний момент. На «три» уже не хватало времени. Поэтому два, один… - Ух ты! – раздалось за спиной. Я обернулась: все так и есть, Крис стоял в дверном проеме, с интересом глядя на картину. Я пожала плечами, для меня вода во всех ее формах была и обычным делом, и волшебством одновременно. Воздух был влажным, поэтому вскоре над моей ладонью собрался второй водный шарик. - Мне кажется, тут не хватает деталей, – сообщила я музыканту, подошедшему ближе. У комнаты, в которой стояли Венди и Питер, появились стены с фотографиями и картинами в квадратных и овальных рамах, на полу расстелился ковер. Легкие шторы соткались из капель воды, спускаясь с карниза, под окном материализовалась софа. Левее Венди появилась кровать со спящим Джоном, у подножия которой были разбросаны игрушки. Я шевельнула пальцами, и все детали полностью обрели объем: теперь они не были примерным каркасом из капель, они были целиком созданы из воды. - Ты управляешь водой, – Крис посмотрел на меня и я кивнула, снова вытаскивая из ушей наушники и пряча их во внутренний карман куртки. - Ты встречал Стихийных Иных? – странный, в общем-то, вопрос. Мы есть, нас мало, но даже не в этом дело: Иные не проявляют способности на людях, тем более такие способности. Меня постоянно окружают люди, но очевидно, что никто из них и не догадывается, что я владею такой Силой, потому что люди просто-напросто не могут почувствовать Иного. Было бы удивительно, если бы было наоборот. - Да. Одна девушка закрывала для нас Сумрак в Лондоне. Она была Огненной, – Крис погрузился в воспоминания, смотря на водные скульптуры, – когда она задумывалась, у нее по пальцам начинали бегать крошечные мохнатые огненные шарики, – он улыбнулся уголками губ. – Когда она заметила мой интерес, с ее ладони сорвался феникс, облетел ползала и, сгорев огромным огненным шаром, исчез. - Управление стихией, – кивнула я. Мои персонажи были статичными, почему бы немного не усложнить задачу? Фигурки задвигались: Питер соскочил с подоконника, обошел вокруг опешившей Венди, осыпал ее сверкающей волшебной пыльцой. Вскочил обратно на подоконник, подал ей руку, помогая встать рядом, после чего оба нырнули в распахнутое окно, чьи занавеси шевельнул ветер. Пусть это несколько отличалось от сюжета книги, ну так я и не книгу брала за основу. - Это завораживает, – протянул Крис, глядя, как комната расплывается, собираясь в небольшой водный шар. Я помедлила, а потом развеяла его на миллион капелек, растворившихся в воздухе. - Пора идти дальше, – проговорила я и спросила, – кстати, это здание заброшено или здесь тоже есть студии? - Сюда мы еще не добрались, – покачал головой Крис, направляясь вместе со мной к выходу, – так что я думаю, что здесь будет мало работы… - Согласна. Кстати о работе – почему ты здесь? – задала я вполне логичный вопрос. Крис дернул плечом, задумываясь на мгновение. Или позволяя мне поверить, что он действительно задумался. - Потому что я решил, что мне следует тебя сопровождать, коль ты уж в моих владениях. Если тебя, конечно, не напрягает мое общество. - Нет, что ты, нет, – я покачала головой, опуская взгляд. - Неправильный ответ, – сказанное заставило меня вскинуть на него удивленный взгляд. Мы как раз вышли в коридор. Крис, идущий на полшага впереди, вернулся, пристально глядя на меня. Сделал шаг вперед, заставляя меня отступить назад и почувствовать локтем стену. Упереться в нее спиной не дала легшая на плечо рука. - А теперь повтори то же самое, глядя мне в глаза, – раздельно произнес он. Я бы рассмеялась, не стой он так близко. Оставалось лишь улыбнуться и склонить голову набок. Ох уж эти ловушки для Иных. Все знают, что Светлые не умеют врать, глядя в глаза, и часто выбивают откровения и кристально чистую правду именно таким способом. - Меня не напрягает твое общество, и если ты все еще хочешь побродить со мной – пожалуйста. - Замечательно, – он отступил на шаг назад, снимая руку с плеча, – куда дальше? - Сюда, – я вошла в левую дверь. - Расскажи, что конкретно ты делаешь, – попросил он. - Краткий вариант или с подробностями? – на всякий случай уточнила я. - С подробностями, – ответил он, снимая с головы капюшон и приглаживая чуть спутанные волосы. На мгновение задержавшись взглядом на черных прядях, я пустилась в объяснения. Как оказалось, смотреть сквозь Сумрак, нырять в него, сжигать мох, наносить Печати и при этом вести беседы с Крисом оказалось совсем не сложно, более того, увлекательно. Совершенно неожиданно он разговорил меня на темы, которые не должны были волновать человека. Он спрашивал про заклинания с интересом молодого Иного, рвущегося получать знания. Я отвечала вкратце, копалась в памяти в поисках деталей, вспоминала какие-то свои истории. Не то чтобы я не чувствовала этого раньше, но в какой-то момент я поняла, что интересна ему настолько же, насколько он интересен мне. Хотя в этом нет ничего удивительного, если вспомнить его собственные слова о том, что ему нравится все необычное, нетипичное, неправильное вплоть до мутации. Я сама не поняла, в какой момент от заклинаний мы перешли к обсуждению его творчества. Теперь я задавала вопросы, он отвечал. Как ни странно, я даже не задумывалась о том, о чем спросить в первую очередь, просто говорила и говорила. С ним было легко, хотя я знала, что кто-кто, а он совершенно точно остер на язык, поэтому, когда Крис в очередной раз задумывался на пару секунд, по привычке чуть дернув плечом, я замирала в ожидании колкости. Что ж, пару раз без этого не обошлось. Мы сами не заметили, как дошли до последнего неисследованного уголка здания. Спустились вниз, вышли на улицу. - Теперь тебе нужно запустить заклинания? – Крис повернулся ко мне. - Да, – я согласно кивнула. В самом начале беседы я объяснила музыканту, что как только все Печати будут созданы, достаточно будет напитать Нить Силой, активируя заклинания, после чего запечатать ее конец в одну из них. Так же он знал, что ни в какой транс я впадать не собираюсь, устраивать ритуальные костры и песнопения – тоже. - Пошли, буду отпаивать тебя кофе. Или вином, – он улыбнулся, я направилась следом. Мы плутали по коридорам, пока не пришли в одну из самых первых увиденных мной студий. Ту самую, с потрепанным временем синтезатором, колонками и стеклами балконных дверей до пола. Белый монитор ожил, на одном из ранее пустующих мест действительно стоял ноутбук: на экране была развернута программа по обработке видео. Крис, заметив мой взгляд, пояснил: - Собираю новый видеоряд для грядущих концертов. Присаживайся, – он махнул рукой в сторону дивана, – так кофе или вино? Чай не обещаю, потому что не знаю, в наличии ли он. - Кофе, – кивнула я. - Хорошо, я скоро, – он вышел. Я сняла куртку, повесила на подлокотник дивана, размотала светящийся провод, чтобы обмотать его вокруг предплечья, раскрыла и расширила поток Силы, вливающийся в него. Тут же почувствовала отклик последней Печати. Замечательно, остальное – дело времени. Крис вернулся с подносом с двумя чашками кофе, жестяной коробкой печенья и двумя шоколадками, которые он тут же наломал ровными прямоугольниками по швам. Разговор возобновился. Кофе был вкусным и горячим, я держала кружку обоими ладонями, слушая Криса и думая о том, что все-таки чернее – его глаза или напиток в белоснежной чашке. Музыкант со своим кофе расправился быстрее меня и, извинившись, на что я только замахала руками, пересел к ноутбуку. Я прикрыла глаза под нечастый перестук клавиш, бросила взгляд в сторону синтезатора у окна. Спросить или обнаглеть? Оставив кружку на столе, подошла к инструменту, краем глаза видя, что Крис мазнул по мне взглядом, но ничего не сказал. Провела пальцами по клавишам, посмотрела на кучу кнопочек. - Крис, можно?.. – я не договорила, но вопрос в интонациях был очевиден. - Можно, – услышала из-за спины. Запоздало мне в голову пришла мысль, что я могу ему помешать. Озвучила ее, поглаживая пальцем кнопку включения. Сзади раздался смешок. - Нет. Это же видео для концерта, в них нет звука, поэтому ты не помешаешь. Я нажала на мягкую кнопочку, и маленький экран засветился голубым. Размяла пальцы, положила на клавиши, сыграла пару нот, чтобы убедиться, что этот электронный зверек работает. Заиграла. Первые ноты Bernadette дались не так легко, как я ожидала, но спустя пару мгновений я привыкла к клавишам синтезатора, которые, по моему мнению, все же отличались от клавиш фортепиано или рояля. Пальцы совершали привычный ритуал, мелодия струилась в воздухе, с каждым последующим звуком погружая меня в музыкальный экстаз. Клавиши, потеплевшие под пальцами, реагировали на малейшее прикосновение, а от мысли, чьи руки обычно их касались, внутри становилось необычайно тепло и уютно. Играть было одно удовольствие, и я не собиралась себе в нем отказывать, после окончания Bernadette перейдя к Spit it out, а затем и к My Secret Friend. На ней я окончательно ушла в себя, растворяясь в музыке. Пальцы двигались сами по себе, без участия мозга: в какой-то момент я поняла, что даже не задумываюсь о том, что играю, куда нужно перемещать руки и на какие клавиши нажимать. По закону подлости, едва я задумалась над этим, как пальцы легли не туда, куда должны были. Вот же... - Здесь не так, – тут же отреагировал Крис. Я глянула через плечо: музыкант смотрел на меня. Насколько долго – пару секунд или несколько минут – я не могла сказать, но тот факт, что он расслабленно откинулся на спинку повернутого в сторону окна кресла, закинув ногу на ногу, а руки положив на подлокотники, заставили склониться ко второму варианту. - Я знаю. Когда играешь, не задумываясь, на какие клавиши нажимать, а потом внезапно начинаешь думать, получается именно так. Заиграла дальше, снова погружаясь в музыку. Доигрывая My Secret Friend, задумалась о том, что играть дальше. Под пальцы просилась Mercy, но я ее еще не достаточно хорошо знала. Ладно, попробуем. Ноты звучали чисто, пальцы блуждали по клавишам, но с каждой секундой близился момент, в котором я постоянно путалась. Как там… Так или нет? Ладно, попробуем так... Сыграла и поняла, что сыграла что-то не то. Переиграла... снова не то. Как же тут было... Сзади раздался шорох, а через мгновение Крис взял меня за запястья. - Смотри, тут надо вот так. Длинные пальцы неспеша прошлись по клавишам, давая мне запомнить. Тут же вспомнив пассаж, я закивала. - Да-да, точно. Положила руки на клавиши, заиграла дальше. Крис еще несколько секунд стоял позади, а потом сместился правее, наблюдая за мной. Я слегка занервничала, подобно тому, как нервничала тогда, когда строгий преподаватель слушал выученный урок. - Ты здорово играешь, – Крис смотрел на меня, я видела это краем глаза. Кинула на него быстрый взгляд и снова вернулась к клавишам. - Должны же семь лет в музыкальной школе дать какие-то плоды, – я чуть улыбнулась. Крис отзеркалил улыбку, наблюдая за моими пальцами. Мелодия подходила к концу, когда я почувствовала, что Нить впитала достаточно Силы. Можно идти запечатывать. Однако обрывать композицию на середине не хотелось, поэтому я доиграла и только потом посмотрела на предплечье. Свет провода стал определенно ярче. - Пора, – резюмировала я и посмотрела на Криса, – я отлучусь к ближайшей Печати, скоро вернусь. - Хорошо, – кивнул он. Уже на пороге комнаты меня остановил его оклик. - Соул! Я повернулась к музыканту. - Ты говорила, что пряталась от мира… где именно? Я извиняюще улыбнулась. - Я не могу тебе сказать, Крис. - Но… – начал было он. - Не могу, правда, прости, – я скользнула влево, направляясь к ближайшей Печати. Сбежала, можно сказать. Придя в нужную комнату, нырнула в Сумрак. Печать ярко светилась желтым, Силовая Нить раскрутилась на моей руке. Я погрузила ее в центральную руну, и Нить начала гаснуть, уходя на более глубокие слои Сумрака. Печать трижды вспыхнула ярче и погасла. Вот и все. Вынырнув из Сумрака, я направилась обратно в студию. Странно, почему я не прихватила куртку с сумкой и не попрощалась сразу? Могла бы уже звонить Феликсу, а сейчас надо возвращаться. Хотя как раз таки этот факт меня совсем не печалил. Когда я вошла в комнату, Крис стоял все там же, у синтезатора, только теперь с кружкой в руке. - Ну вот и все, готово. Ничто сумеречное не повлияет на вас в ближайшие несколько месяцев. - Спасибо тебе, – Крис поставил чашку на стол, – я могу иметь тебя в виду, если понадобится обновить Печати? - Да, конечно. Просто скажи, что хочешь, чтобы это сделала я, когда будешь оставлять заявку, – я надела куртку, застегнула молнию, перебросила сумку через плечо. - Хорошо. Уже уходишь? – он поднял на меня внимательный взгляд. - Да, – я кивнула. – У тебя есть работа, я не хочу отвлекать. Правда, не хочу. Он смотрел на меня так, словно раздумывал, уговаривать меня остаться или нет. Вздохнул, очевидно, принимая решение. - Ладно, но я надеюсь, что это не последняя наша встреча. Я улыбнулась. - Это я тебе могу обещать, потому как билеты на твой концерт в мае уже куплены. - Ооо, замечательно, тогда до мая, – Крис распахнул объятия, мы обнялись. Он был теплый и какой-то невообразимо живой, хоть и совершенно спокойный на вид. - До мая, – согласилась я, отстраняясь, – до свидания. - Пока, – он чуть улыбнулся. Так улыбаться мог только он: лишь намек на улыбку, а согревает получше радостного оскала в сто тридцать два. Я развернулась, направляясь к выходу. Почти шагнула за порог, когда… - Соул! Яркое чувство дежа вю захлестнуло меня с головой, когда я обернулась к нему. Крис смотрел мягко и внимательно. - И все же… где именно? Вздохнув, я посмотрела на него. Не может быть, чтобы он не понимал, но тогда почему спрашивает? - Если я скажу тебе, то уже не будет так, словно я пропала и спряталась от всего мира, – пояснила я. - Будет, – возразил он, заставив удивление поселиться на самом дне моих глаз, и добавил, – ведь я не буду тебя искать. На мгновение мир качнулся, норовя превратиться в хаос, а затем снова стал прежним. Как удивительно и изящно, как легко и понятно. Его слова словно были ключом к какой-то дверце во мне, дверце, о которой я сама успела забыть. Он смотрел мягко и выжидающе, но при этом во взгляде было что-то такое, из-за чего я просто не могла ему отказать. Окинула комнату беспомощным взглядом, думая о том, на чем бы записать. Он понял меня без слов. Через несколько секунд в мою сторону полетела барабанная палочка из светлого дерева, в двух местах обмотанная флуоресцентной лентой. Еще через секунду – черный маркер. Я неумело крутанула палочку в руке, расплываясь в непозволительно широкой улыбке, и открыв маркер, написала свой временный адрес на светлом дереве. Поочередно отправила оба предмета обратно. - Всего хорошего, – улыбнулась и, махнув рукой на прощание, выскользнула за дверь. Найти выход было не сложно, сложно было не оборачиваться, рассматривая запыленные окна и грязные стены, когда я уходила к той самой площадке, на которой Феликс меня встречал. Темный появился спустя двадцать минут после моего звонка, выслушал мой краткий отчет, после чего попросил написать подробный отчет на имя Рэйвена и дал добро на открытие портала. Попрощавшись с парнем, я еще раз бросила взгляд на обшарпанные стены и активировала портал, возвращаясь в собственный номер. Время близилось к вечеру, поэтому я решила, что неплохо было бы съесть что-нибудь. После контрастного душа и быстрой смены одежды, я вышла из номера, направляясь в облюбованное пару дней назад кафе за углом. Перекресток был заполнен народом, на мгновение в толпе мелькнули черные пряди под черным капюшоном толстовки, и я невольно остановилась. Их обладатель подошел к намытой до блеска Audi A1 цвета мокрый асфальт, и я поняла, что обозналась: не тот профиль, не то телосложение. Впрочем, Крис мерещился мне весь вечер, по крайней мере, то время, пока я ужинала, а потом разглядывала мелькающих за окном кафе людей, сидя над чашкой американо и шариком мороженого, политым горьким шоколадом. Вечер прошел замечательно. А вот утро было не таким, каким виделось мне в планах. Телефон зазвонил не громко, но требовательно. Причем, как я поняла после первой секунды, не мобильный – тот телефон, который стоял в номере. Выпутавшись из одеяла, сняла трубку. - Слушаю вас. - Соул, доброе утро, вы просили не беспокоить вас без весомого повода, но на ваше имя пришла посылка, и курьер настойчиво требует, чтобы Вы приняли ее лично, ему нужна Ваша подпись… не могли бы Вы спуститься? – если сначала голос говорившего был ровным и деловым, то под конец в нем уже звучали отголоски неуверенности и паники. Неужели я была настолько страшна, когда просила не беспокоить меня по пустякам? Взгляд в окно рассказал о том, что солнце уже взошло и теперь медленно направляется вверх по небосклону. Взгляд на часы – о том, что еще 7 утра. Утро… - Я сейчас спущусь, – ответила я, принимая сидячее положение. - Спасибо! – горячо поблагодарили на том конце провода и торопливо отключились. На полноценный душ времени не было, поэтому я ограничилась умыванием, расчесыванием, одеванием в джинсы и клетчатую рубашку. Пока лифт медленно полз вниз, я размышляла, от кого посылка. Собственно, варианты отправителей ограничиваются теми, кто знает, где я сейчас. От Рэйвена? Чушь. Серж и Хао не стали бы тонко намекать мне, что знают, где я, даже если бы узнали – в таком сюрпризе больше неприятного, чем приятного. Остается только один. Крис. Я усмехнулась. Это еще бредовее, чем бандеролька от Рэйвена. Створки лифта разъехались, я окинула взглядом рецепшн. Несмотря на утро, пусть не совсем уж раннее, было довольно оживленно, хоть и не шумно. Кто-то заселялся, кто-то уезжал на экскурсию, кто-то уходил на ранний завтрак перед отъездом. У стойки рецепшена стоял парень в красной куртке и черных джинсах, на стойке лежала коробка внушительных размеров: полметра в длину, сантиметров 30 в ширину и 20 в высоту. Стоящий за стойкой Мартин неуверенно улыбался, глядя на то, как я верчу в руках ключ-карту от номера. - Доброе утро, – я кивнула обоим. – Я так понимаю, я Вам понадобилась? – обратилась к незнакомому парню. - Да. Сожалею, что пришлось разбудить Вас в такую рань, но время не терпит. - Пустяки, – махнула я рукой, – так это мне? – указала на посылку. - Да, распишитесь вот здесь, – я склонилась над лежащими на стойке бумагами, поставила подписи. - А кто отправитель? – взяла коробку в руки. - Он пожелал остаться неизвестным, – улыбнулся парень, – хорошего Вам дня. - И Вам, – пожелала я. Курьер кивнул Мартину и направился к двери. - Соул, Вам помочь? – спохватился парень, когда я уже сделала первый шаг обратно к лифтам. - Нет, Мартин, спасибо, она легкая, – бросила я через плечо. Оказавшись в номере, я поставила посылку на прозрачный круглый столик на кованых ножках, подтащила его к краю кровати. Окинув взглядом окно, раздвинула шторы до конца, впуская солнечный свет. Нашла канцелярский нож и, сев на краешек постели, начала аккуратно резать коробку. Что странно, по бокам было несколько отверстий диаметром сантиметра в два. Разрезав все, что нужно, я откинула части верхней стороны. Увидела тонкую пергаментную бумагу, сквозь которую просвечивало что-то мутно-красное и зеленое. Подняла ее и обомлела. Под ней лежало пять красных роз: каждый бутон был аккуратно обернут бумагой. Вытащив первую, я сняла упаковку, осмотрела цветок. Красный бутон еще не раскрылся до конца, листья были свежими. Я уткнулась носом в цветок, вдохнула приятный аромат, все еще удивленная. Розы… бандеролью? Интересно, сколько их везли? Положив цветок на постель, я кинулась набирать ванную. Переставив коробку на кровать, под звуки льющейся воды я распаковала оставшиеся четыре розы, разложила их на столике. В коробке показался очередной слой бумаги, под которым обнаружились пять на этот раз белых роз и записка. Листок из обычного блокнота, не линованного даже, с поразительно ровно оборванным краем, на котором значилось: «Не забудь обрезать стебли цветов на три сантиметра, держа их под водой, иначе они завянут раньше, чем я того хочу». Подписи не было, почерк оказался незнакомым. Я повертела листочек в поисках каких-либо еще указаний, но ничего не нашла. Розы были такими ослепительно белыми, словно их лепили из снега. Положив пять освобожденных от упаковки цветов на стол, я подняла следующий слой бумаги. Впрочем, высота коробки заранее давала понять, что ни пятью, ни десятью розами дело не ограничится. Следующий слой был красным, но прежде чем освобождать цветы, я схватила второй листочек из блокнота. «Я надеюсь, что ты любишь и белые, и красные розы, потому что я просто не смог выбрать один цвет». Снова лишь одна фраза, написанная все тем же незнакомым почерком. Заканчивая разворачивать этот слой, я знала, что следующий точно будет белым. И не ошиблась. Пальцы подцепили очередной листок-записку. «Не думай, что я пожелал остаться неназванным». Я перечитала еще раз. Что значит «не думай»? Фраза указывала на то, что имя отправителя все-таки будет. Я осмотрела коробку, словно оно могло быть на ней. Ладно, займусь розами. Когда я подняла еще один слой бумаги, то увидела следующие пять роз, последние. Красная, белая, две красных, белая. Взгляд скользнул вниз от бутонов, и мои брови поползли вверх. Между стеблями цветов лежали две барабанные палочки, обклеенные флуоресцентной лентой. Теперь мне стало понятно содержание предыдущей записки. «Не думай, что я пожелал остаться неназванным». Я подняла палочки. На одной из них моей рукой был написан мой адрес. Я провела пальцами по потертостям и неровно наклеенной ленте, улыбнулась. Свободной рукой подняла последнюю записку. «Надеюсь, что ты будешь в первом ряду. С любовью, CX». Я прикрыла глаза, заулыбалась шире, негромко постукивая палочками о край коробки. Ты сумасшедший. Развернув последние розы, положила их на стол, аккуратно собрала в охапку, направляясь в ванную. Двадцать пять штук, тринадцать красных, двенадцать белых. Цветы легли на воду, я расправила их, не давая давить друг на друга. Вернулась в комнату за канцелярским ножом. Наконец, опустилась на пол ванной, погружая стебель красной розы под воду и отрезая от него три сантиметра. Двадцать пять роз, тринадцать красных, двенадцать белых. По-моему, очевидно, какой цвет ты любишь больше, не так ли, Крис?