***
Жизнь у каждого человека лишь одна. И каждый решает, как её прожить: кто-то старается не лезть на рожон, ища себе тихое уютное место, где можно пустить свои корни; а кто-то раз за разом испытывает свою судьбу и удачу, идя на верную гибель. Датэ Масамунэ всю свою сознательную жизнь относился ко второму типу людей. Резкий, громкий, не знающий страха самурай — Одноглазый Дракон из Осю был олицетворением бесстрашия и целеустремлённости. Подчинённые уважали своего владыку, чувствуя, что его слова не пустой звук, а уверенность в победе и в светлом будущем, следовали за ним на любую битву, какой бы она ни была кровопролитной. Ведь если Датэ Масамунэ сказал, что всё будет «All right», значит, так тому и быть, несмотря на все трудности. И даже если многие падут на поле боя, главное, чтобы глава клана Датэ остался жив любой ценой, ведь именно он обязательно приведёт Японию к процветанию. Масамунэ ценил такое отношение к себе. Подчинённые были для него дороже собственной жизни. Защищая всех и следя за уровнем жизни в своих владениях, взамен он получал отважных и верных воинов, которые никогда не пойдут против своего господина. Но ни один воин не мог заменить ему утерянный правый глаз. Никто, кроме Кодзюро, который был незаменимым генералом и верным своему господину человеком. Это был человек, который защищал Масамунэ с самого детства. Человек, который помог наследнику клана Датэ стать сильнейшим самураем всех времён. Человек, который не подпустил к спине своего господина ни одного врага, тем самым став Одноглазому Дракону не только правым глазом, но и вторым слоем непробиваемой брони. Масамунэ любил Кодзюро. Было сложно себе признаться, что рядом с этим человеком было спокойно и тепло на душе, даже если в этот момент шёл жестокий бой. За Кодзюро хотелось сражаться, потому что он был сокровищем Одноглазого Дракона, а драконы никогда не отдают своих сокровищ: они бьются до последнего, уничтожая желающих заполучить то, что принадлежит им. Во время беготни за Хидэёси и Хамбэем глава клана Датэ по-настоящему понял, что это такое — потерять человека, который защищал тебя с ранних лет. Пропущенный удар — и лезвие вражеского оружия проходит прямо по спине дракона. Конечно, жилет защитил, впервые за столько лет выполнил своё прямое назначение, но факт того, что теперь его спина открыта для врага, никак не мог улечься в голове самурая. Меч и тёплые воспоминания — всё, что похитители оставили Масамунэ в память о Кодзюро. И это выводило из себя: его, Одноглазого Дракона, одурачили, унизили, забрали самое ценное сокровище, без которого весь мир рушился прямо на глазах. Армия Датэ потеряла своего первоклассного генерала, потенциал и умения которого ценились не только подчинёнными, но и соперниками. Но для Масамунэ потеря Кодзюро стала ударом ниже пояса: поместье опустело так мгновенно, будто в нём жил лишь один Датэ. Не было задорных разговором между солдатами, которые стремились узнать у генерала очередной интересный боевой приём. Не было простых людей, которые приносили Катакуре небольшие подношения в виде свежесобранного урожая. Не было больше тёплых вечеров, когда Масамунэ, израненный и жутко довольный прошедшей битвой, лежал на футами, а рядом с ним сидел его верный защитник, который с чрезмерным усердием ухаживал за своим господином, как когда-то в детстве: не позволял вставать, даже если раны не были столь серьёзными, выполнял любую прихоть, какой бы дурацкой она ни была. Воспоминания о заботливом генерале-наседке грели израненную душу Дракона, который потерял один свой коготь. Заменить утерянный меч было не проблемой: какими бы легендарными ни были шесть когтей Одноглазого Дракона, они всё-таки были обычными мечами, которые имели свойство ломаться. Поэтому без запасных тут обойтись было крайне сложно, но почему-то выбор самурая пал на меч генерала, который занял своё законное место в комнате Кодзюро. Он отличался от остальных мечей Датэ: этот меч имел абсолютно иной центр тяжести, он был сделан по другой технологии и имел совсем иную форму. С первого взгляда, взять с собой меч, который никоим образом не вписывается в твой арсенал оружия, было подобно самоубийству: невыполненный должным образом удар мог стать для Масамунэ последним. Но этот меч был невидимой поддержкой Одноглазого Дракона. Этим мечом генерал сражался ради него и будущего клана Датэ многие годы службы. Этот меч пропитан кровью тех, кто хоть как-то пытался убить Масамунэ. В этом мече была заключена частичка души этого удивительного человека. — Раз уж ты не можешь сейчас прикрыть мою спину, Кодзюро, — самурай вытащил клинок из ножен ровно до того места, где кончалась гравировка «От Бонтэнмару до Одноглазого Дракона, во славе простершегося над Поднебесной». Проведя по ней большим пальцем, он усмехнулся, — то твой меч хоть как-то поможет мне вернуть тебя. И клянусь, что больше никто и никогда не посмеет забрать у Одноглазого Дракона его главное сокровище. В тот же день отряд Датэ ринулся в путь, желая отомстить и избавить и без того ослабленную Японию от очередного тирана. Символ клана на спине даймё остался рассечённым чужой катаной, но Масамунэ хотел, чтобы этот позорный символ его секундного промедления остался нетронутым до конца битвы. — Владыка, — во время небольшого привала к нему подошло несколько поданных. Они неловко переминались с ноги на ногу, пытаясь осмелиться сказать своему господину что-то, что ему, должно быть, не сильно понравится. Масамунэ усмехнулся. Эти ребята заботились о нём наравне с Кодзюро: выполняли все поручения, поддерживали, лезли туда, куда обычный солдат и не подумает лезть, и старались угодить ему во всём. Сейчас же они были хоть какой-то слабой, но всё-таки заменой его генералу. Конечно, до Катакуры им было ещё далеко, но голову на плечах они имели, и на том спасибо. — Что-то случилось, guys? — парни побледнели пуще прежнего, пытаясь усмирить страх. После долгих колебаний, дружная орава вытолкнула вперёд одного из своих товарищей, который сразу же начал мотал головой по сторонам в поисках защиты или поддержки, однако под пристальным взглядом своего господина он быстро стушевался и, вытянувшись по струнке, выпалил на одном дыхании: — Владыка, может, вам стоит сменить плащ? Мы на всякий случай возим запасной, и мы как раз сейчас мож… — Можно, конечно, — Одноглазый Дракон согласно кивнул, перебив подчинённого на полуслове, но в ту же секунду оскалился, а в единственном глазу загорелся недобрый огонёк, — но я хочу, чтобы он увидел это. Кто был этот он, все поняли сразу, поэтому дальнейших уговоров и призывов к здравому смыслу не последовало. Кодзюро обязательно увидит порез и придёт в бешенство. В тихое, безумное бешенство, от которого Хамбэй не сможет увернуться, каким бы хорошим самураем он ни был. Масамунэ хотел увидеть это собственными глазами: взбешённый Кодзюро, готовый убить каждого, кто хоть как-то умудрился навредить его господину больше дозволенного, — довольно редкое и завораживающее зрелище. Порой Дракон сам побаивался его в таком состоянии: демон и тьма, сидевшие до этого глубоко в душе самурая, выходили наружу, и мужчина мог уложить врагов голыми руками, даже не утрудившись достать хотя бы один свой меч. Но, к сожалению, на это время у даймё было уже назначено свидание с Хидэёси. Пока его генерал будет в праведном гневе калечить генерала огромной обезьяны и его армию, Датэ будет танцевать свой смертельный танец с этой самой обезьяной. Нельзя не признаться, что шансы на победу были невелики, ведь противник имел огромную силу, которую не стоило не брать во внимание. То, что его оставили в живых после сокрушительного поражения, было просто огромным везением. Но теперь стоило постараться, чтобы уложить этого бугая и вернуться потом домой вместе со всеми. Вместе с Кодзюро, который потом будет долго бубнить себе под нос о безрассудстве своего господина и о своей некомпетентности, как генерала клана Датэ. Мысль о предстоящих тихих деньках заставила тепло улыбнуться. Да, они обязательно вернутся все вместе. Хотя бы на несколько недель можно будет забыть обо всей этой войне за право быть правителем страны Восходящего солнца и побыть рядом с дорогим генералом, который уж точно проведёт эти недели, не выходя из покоев даймё, попить с ним саке и посмотреть на ночное поместье, укутавшись в одно одеяло и прижавшись друг к другу.***
Возвращение генерала в отряде восприняли практически как победу владыки над всеми остальными соперниками. Кто-то без стеснения рыдал, повесившись на плече у товарищей, кто-то хлопал Кодзюро по плечу, говоря какой-то несвязанный бред, выражая всю свою радость. Сам же генерал чувствовал себя хуже некуда: подвести так своего господина, позволить врагу нанести удар по спине, которую он, Кодзюро, ещё много лет назад клялся защищать любой ценой, да ещё быть вдали от него, когда тот сражался с Хидэёси не на жизнь, а на смерть. В итоге господин уже несколько дней лежал в своих покоях без сознания, иногда приходя в сознание, весь в бинтах, на которых порой всё ещё проступали кровавые пятна. Хотя обычный человек должен был умереть сразу же после нескольких ударов Тоётоми, но Одноглазый Дракон не был бы Одноглазым Драконом, если бы он свалился после серии мощнейших ударов врага. Радовало лишь то, что угрозы для жизни господина нет и даймё в скором времени очнётся и начнёт вредничать, как когда-то в детстве, когда Кодзюро, ещё тогдашнему Бонтэнмару, запрещал вставать с постели, силясь угомонить гиперактивного мальчишку. Очередной получасовой обход по территории поместья прошёл без каких-либо происшествий. Теперь же можно было снять с себя надоевшую уже военную форму и, облачившись в юкату, направиться в комнату даймё, чтобы провести очередную ночь рядом с ним, следя за его сном. Дойдя до комнаты главы клана Датэ и бесшумно отворив сёдзи, Катакура замер на пороге, не сделав и шага: Масамунэ был в сознании, и теперь он лежал, сложив руки на животе и увлечённо смотря в потолок. Хотелось быстро закрыть сёдзи и побежать в свои покои, будто ничего и не было, но Датэ заметил его и, слегка повернув голову в его сторону, улыбнулся. Через какое-то время он заговорил: — Знаешь, а я, оказывается, без тебя, как рыба без воды, Кодзюро, — Одноглазый Дракон лениво посмотрел в сторону своего генерала, который всё также в неуверенности стоял в проёме. — Если снять это кимоно, уверен, ты сразу побежишь отчитывать ребят за то, что не уберегли это бренное тело от таких серьёзных ран. Мужчина тяжело присел на футоне, на котором он лежал до этого момента, запрокидывая голову назад. Тело всё ломило от многочисленных ран и переломов. Всё-таки бой с Хидэёси, бесконечные нападения и старые незажившие раны оставили о себе неприятные воспоминания и ощущения. Но лежать долгое время было невыносимо, хотя и вставать было не слишком приятно. Радовало лишь то, что можно был вот так присесть на постели и немного посидеть, чтобы затёкшие конечности пришли в относительную норму, а потом улечься обратно, вновь уставившись в белый потолок, который начинал уже подбешивать. — Масамунэ-сама… — мужчина сделал несколько шагов в сторону своего владыки, — я не… — Не говори ни слова, Кодзюро, — слова вышли похожими на настоящее рычание. Очередная самокритика со стороны Кодзюро, которую мужчина наверняка хотел сейчас начать, никак не входила в планы на этот вечер. Грубый приказ — единственное, чем мог заткнуть мужчину Масамунэ в данный момент. — Просто сядь рядом и будь той наседкой, коей ты являешься довольно-таки долгое время. Иначе, — Одноглазый Дракон хищно оскалился, — я прямо сейчас побегу сражаться с Санадой Юкимурой. — Слушаюсь, мой господин, — мужчина молча сел позади Датэ, и тот, не теряя ни секунды, упал прямо на колени своего генерала, блаженно закрывая единственный глаз. Не успел Кодзюро открыть рот, как Масамунэ резко его перебил: — Начнёшь опять свою песню о том, как ты меня подвёл, и я зарежу тебя твоим же мечом. Понял? — в доказательство своим словам Одноглазый Дракон потянулся к мечу, который всё это время лежал по правую сторону от растелившегося футона. Почему он не вернул меч сразу после возвращения Катакуры, когда была такая возможность, Масамунэ не знал: вроде бы генерал был теперь в безопасности дома, и меч должен был вернуться законному хозяину. Но вместо того он уже который день лежал у футона даймё, которому было намного спокойнее, а боль от ран и переломов магическим образом уходила, когда рядом с ним была частичка Кодзюро, нежели те же шесть клинков, которые находились в той же комнате, лёжа на отведенном им месте. — Но я и вправду… — продолжить Кодзюро Датэ явно не желал давать, силясь не врезать «этому самокритичному идиоту» по лицу: — Просто будь рядом со мной. Этого будет достаточно, — голос даймё звучал спокойно. Злость на глупость генерала отступала, и хотелось просто так лежать и вспоминать былые дни, слушая размеренный звук дождя, который начался ещё рано утром. — Ха, вспоминается то время, когда я серьёзно заболел. Что это тогда было? Оспа? Да, кажись она. Дрянь, которая отняла у меня правый глаз. Ты тогда также сидел, а я лежал на твоих коленях, пытаясь не зарыдать от осознания того, что теперь я не смогу видеть половину своего детского мира. Глупый мелкий мальчишка, боявшийся увидеть в глазах отца разочарование. — Мой господин, — мужчина медленно провёл по скулам самурая своей ладонью, убирая мелкие пряди с лица, — зачем вы вспоминаете этот период? Разве вы не возжелали о нём забыть? — М-м-м? — на вопрос брови Датэ вздёрнулись вверх, а потом резко сошлись к переносице. — Потому что тогда я нашёл что-то более ценное, чем жалкий правый глаз. Точнее, кого-то, кто никогда не предаст и станет лучшей заменой моему глазу. Или лучше сказать, уже стал, а, Кодзюро? — Масамунэ вновь открыл глаз, хитро щуря его, и в ответ на прикосновение генерала поднял левую руку вверх, к лицу мужчины, где на левой стороне красовался шрам, полученный в одной из ранних битв. — Лучший из всех генералов, которых я когда-либо видел. Идеальный генерал для Одноглазого Дракона. Идеальный генерал, который посмел украсть у этого Дракона его же сердце, даже не подозревая об этом. — Масамунэ-сама… — Просто будь рядом со мной, okay? Мужчина лишь тепло улыбнулся, провёл несколькими пальцами по губам Масамунэ и, наклонившись, легонько поцеловал в лоб, будто заботливая мать, целующая своего больного ребёнка. — Да, мой господин. Я с вами до самого конца. После слов мужчины тело даймё заметно расслабилось, а лицо тронула лёгкая улыбка. Общая усталость, вызванная травмами и недавней нервотрёпкой дали о себе знать: буквально через несколько минут Одноглазый Дракон вновь засопел на коленях своего генерала, не утрудившись даже переложить свою голову на подушку футона. Хотя Кодзюро и не был против: провести со своим господином так всю ночь было довольно приятно. В последний раз, как помнил сам Катакура, он так сидел с господином как раз во время оспы: было страшно за жизнь молодого господина, и отходить от него было просто непозволительной дерзостью. Поэтому тогда несколько дней подряд мужчина не отходил от юноши, следя за его состоянием, держа его голову у себя на коленях. Последующие же «больничные» заканчивались тем, что уже через несколько часов Датэ вместе со своим отрядом скакал на лошади, будто не было до этого никаких ранений. Или, если время позволяло, он посреди ночи заявлялся в покои своего генерала и со словами «Без тепла чужого тела эти чёртовы раны не дают мне спать» заваливался под бок Кодзюро, крепко обнимая того без лишних слов. Неожиданно Масамунэ заворочался, явно желая найти более удобную для сна позу. Найдя её через какое-то время, он слегка обнял ногу своего генерала и, улыбнувшись чему-то, прошептал: — Iʼm yours, Кодзюро.