Змий-искуситель

Это так странно — присягнуть на верность змию-искусителю. Этим ты признаёшь, что тебе нравится его яд, чей вкус обжигает и наполняет тьмой. Вкус пепла. Душа, пылающая в огне. Душа Мигеля утрачена. Отдана юноше с пронзительным взглядом, чей рот мягок, как у демона, а язык так искусен, как будто раздвоенный. Да, Чезаре любит его — и всё же Мигель знает слишком много, чтобы верить, что это его защитит: любовь Чезаре опаснее, чем его вражда. Губительнее. Ярче. Никто не в силах её пережить. Мигель знает, что не сможет и он. Ибо тело Чезаре гладкое, словно у змея, только руки загрубели и покрылись мозолями от меча; и его шёпот ложится на кожу Мигеля, словно чешуя. — Прошло два часа, — говорит сидящий на нём верхом Чезаре. Он всё ещё двигается; медленно объезжает Мигеля, будто тот — его жеребец, на котором он скачет по широким равнинам. Жаркое лето, ярко сияющее на небосклоне солнце; и Мигель, даже изнемогая, вынужден терпеть их скачку. — Должно быть, ты хочешь пить. Да. Нет. — Пожалуйста, — говорит Мигель. Потому что должен это сказать, потому что Чезаре хочет это услышать. Глаза Чезаре сужаются; он опускает ресницы и вытаскивает из ножен кинжал. Лезвие мерцает в свете огня, словно клык змея. Чезаре проводит им по своей гладкой, блестящей от пота груди и выдыхает, когда под напором клинка проливается кровь. Его рука всё так же тверда — словно в насмешку над страхом Мигеля, что порез окажется глубоким, случись руке дрогнуть. Чезаре столь беспечно ранит и подвергает опасности своё тело — своё драгоценное тело, которое Мигель так давно защищает… — Ну пожалуйста! — вопреки собственной воле Мигель вскидывает бёдра, и Чезаре мягко смеётся. А затем опускается на него, и снова приподнимается, и снова насаживается. Мигель, задыхаясь, смотрит на него невидящими глазами. — О, ты и впрямь испытываешь жажду, — Чезаре подносит покрытый кровью клинок плоской стороной ко рту Мигеля, и Мигель чувствует его вкус, вкус своего змия-искусителя — окрашенный в тёмные тона, отдающий медью, ядовитый и сладкий. — Пей.