***
— И всё-таки… Почему именно вальс? — укутанные в общую простынь, лежим совсем рядом. Кровать, затухающий свет, маленькие крысы на подушке. Желанные руки на животе, тихое дыхание в затылок, стук сердца, один на двоих. — Этот танец особенный. Его танцуют люди, полные эмоций и чувств. Жених и невеста. Отец и дочь. Муж и жена. Я хотел, чтобы ты почувствовал скрытое за внешним холодом. Никогда не умел выражаться словами, поэтому так гораздо проще. — Вот оно что… — опускаю веки и выдыхаю. Голос над ухом дарит спокойствие и умиротворение. И теперь сон превратится в быль. Самую сладкую и желанную.Часть 1
23 октября 2016 г. в 15:19
После обморока, я всё ещё с боязнью смотрю на твою шею. Стройную, длинную, отдающую белизной простыни и оттенком желтоватого фонаря шею. Ведь оттуда могла вылупиться та самая оса, забирающая людей Номера Шесть. Так просто взять и убить, высосав жизнь, улетев куда-то ввысь, за грани нашего маленького мира в подвальной комнате. Но ты не боишься, отмахиваясь и строя картины разрушения мира у себя в голове. Ты чётко уверен в своей безопасности и отсутствии этого паразита в организме, глубоко под тканями, в коже выше выразительных ключиц. А я так и хочу коснуться её, чтобы проверить наверняка. Прощупать каждую венку подушечками пальцев, обжечь дыханием, заставляя покрыться мурашками.
Хотя, о чём это я? Эти мечтания переходят границы.
Всё чересчур. Всё слишком.
Слишком непристойные мысли для воспитанного в идеальном обществе мальчика, метящего на особый курс и заграницу. Слишком вальяжные действия для просто живущего рядом, без намёка на близость, духовную или физическую. Слишком откровенное желание к никому от никого, ведь только так мы можем оставаться никем, игнорируя связывающую нить и неизбежность привязанности. Или даже больше, чем привязанности.
Мои глаза полны серьёзности, а в твоих плещется беззаботное море усталости и крупицы насмешки над ситуацией. Переодевшийся из театрального костюма в повседневную одежду, ты более не видишься мне прекрасной девой, но всё равно так же красив, выразителен, по меньшей мере божественен. Ты всегда был таким. И останешься, что бы не случилось.
Небрежные улыбки, сжимающие кружку пальцы, колкие шутки, бьющие в самое сердце. Твердящий о пёстрой внешности, не замечаешь страха потерять тебя, переводишь в обычную заботу, давно переросшую в намерения, отчаянно скрываемые за пеленой человеческой доброты.
Притворяться, прятать, преображать. Это не присуще мне, но жизнь обязывает, подстраивает под себя, увлекает и не даёт говорить правду.
Ты стал для меня частичкой жизни, без которой всё остальное неизбежно поблекнет и сломается под тяжестью одиночества. В тот самый день, в тот самый ураган, один человек стал похож на мир, а мир поместился в одном человеке. И есть ли ещё кто-либо живущий на этой земле, способный заменить тебя? Нет. Конечно нет. Если бы был, я бы не помнил твоего имени годы разлуки, вспоминая голос. Не смотрел бы в окно, надеясь на чудо и очередную грозу. Не любил бы горячий шоколад больше чая, желая заваривать две кружки вместо одной.
— Отдохнуть бы тебе, — нотка упрёка блокируется лёгкостью движений. Ощущение, словно ты и не был слаб до этого. Тебя так обрадовала скоропостижная кончина невинных в своём воспитании и неведении людей?
Я знаю, что ты не так жесток. Я уверен, что дело совершенно в ином, но ты не открываешь мне этого.
— Лучше научу тебя танцевать. Умеешь? — уверенная в своих движениях рука сжимает талию, вторая поднимает руку выше, сжимая ладонь. Отрицательный ответ, весёлый смех. Такая беззаботность и лёгкость. Я хочу видеть эту улыбку вечно.
«Улыбайся для меня, Недзуми».
Объясняешь, считаешь шаги, волочешь за собой, словно мешок с картошкой, а я пытаюсь противиться словами, но не действиями, послушно ступая вслед за тобой, за счётом, за голосом. Стараюсь, не отвлекаюсь на замечание, сосредоточенно подстраиваюсь под темп. Смущающе, жарко, нежно. Мы словно переносимся в отдельный от всего этого мир. Никого, кроме нас двоих, в этом мире нет. Я уже весь в тебе, в твоих костях, в твоей плоти. И если я сейчас порежу руку, из меня потечёт твоя кровь, остальное всё иллюзия. Душа моя, любовь моя.
В твоих глазах есть то, чего не было раньше, что-то мягкое и непередаваемо тёплое, укутывающее и проникающее за ту несмываемую грань, которую сам же просил не переступать. Похвала греет сердце, жар рук и дыхания завораживают. Не отрывая взгляда от лица, не отвлекаясь на посторонние звуки, пытаясь поймать каждое движение лицевых мускул, как на зло не меняющих спокойную маску на что-то более интимное и желанное. На блеск страсти в глубине глаз. На ненавязчивое приближение лица в погоне за поцелуем.
Усталость. Танцы — это так сложно. Волнение. Смерть — это так неожиданно.
Пьёшь, усмехаешься, а я всё пытаюсь отдышаться, глядя на тебя. Потраченные силы, сбившееся дыхание, испарина на лице. Это был действительно танец? Или слияние душ и тел? Твоя выносливость поражает, моё же тело просит пощады и воды. Незатейливый вопрос, спокойный ответ. Не могу сдержаться.
Хватаюсь за шею, глаза резко распахиваются. Увидь мою боль. Прочувствуй мою любовь. Только я могу достать до того, что другим не показывается. Только я действительно вижу тебя настоящего и хочу продолжать видеть, открывая новые грани. Эта кожа, такая холодная и влажная от пота, всегда скрытая под тканью от чужих. Эти глаза, металлическо-серые, оттенка наточенного лезвия, острые и пронзающие. Эти губы, тонкие и выразительные, кривящиеся в недовольных гримасах или заинтересованных усмешках, всегда обветренные, но не прекращающие быть желанными.
«Другого шанса не будет. Я знаю».
Говорю тебе о заботе, не убирая руки. Ты застыл, не желая двинуться. От слетевшего с губ имени пронзает дрожь. Я действительно боюсь потерять тебя, взаправду не вынесу этой утраты. Ведь эти волосы, всегда собранные, но когда мокрые красиво распущенные, стали самым ярким маяком в темноте. Этот голос, меняющий тембр и громкость, хотя остающийся всегда мелодичным, заставил меня желать слышать лишь его изо дня в день. Эти руки, крепкие, сильные, но не перестающие быть завораживающе утончёнными, заставляют мечтать о их плену, головой на груди.
Продвигаю ладонь дальше, приближаясь на шаг, кладя вторую руку на плечо. Всё ближе и ближе, а ты не в силах шевельнуться. Парализован, атакован в слабое место, врасплох на собственной территории. Смотришь взглядом, полным недоумения и жажды избавиться от двояких чувств. Приподнимаюсь на носках, инстинктивно прикрываю глаза и поддаюсь вперёд. Ненавязчиво, невинно, наивно. Шероховатость губ приятно покалывает. Это то, чего я так ожидал.
Кружка падает из рук с громким звоном, вода разливается по полу. Некогда держащие талию руки мгновенно оказываются на теле, крепко сжимая ткань на спине. Ненавязчивость переливается в потребность. Невинность в желание. Наивность в реальность.
Тот ли это поцелуй, что ты дарил другим? Если да, я хочу прочувствовать больше. Крепкие объятия, влажный язык, длинные пальцы под кофтой, впивающиеся ногтями в кожу. Дурманящее тепло, увеличивающийся напор, открывшееся в миг безумие. Как будто вокруг всё стёрлось. Я убегу из города-рая миллионы раз ради этого.
Резко отрываешься и тяжело дышишь, опуская голову на плечо. Не убираю рук, желая оставаться так близко, как только могу, но самого бьёт дрожь от происходящего. Так волнительно.
— Я не хочу покидать тебя, — из моих уст это звучит не так красиво, как могло бы звучать из твоих, но всё же. Говорю прямо на ухо, тихо, но уверенно. — Я хочу бежать с тобой сквозь туманы и серые лица. У меня есть силы.
— Ну ты и чудик… — хрип. Руки сильнее сжимают спину. — Я ничего не понимаю. Не понимаю, что происходит, почему сердце бьётся и руки дрожат. Не понимаю, кто ты и как смог сотворить это со мной. Но, думаю, этого и не нужно, — поднимаешь взгляд, усмехаешься. Горько и повержено. — Я повержен. Повержен тобой. Не покидай меня, пожалуйста.