***
В машине было прохладно от кондиционера, пахло освежителем, сладковатыми духами и мятной жвачкой. Из магнитолы неслась заводная сальса, и Лола, беспечно улыбаясь, постукивала в такт кончиками пальцев по рулю. — Ты как? — подмигнула задорно. Паскаль, пунцовый от смущения, неопределённо пожал плечами, выдавил: — Да нормально, — и вцепился потными руками в бутылку у себя на коленях. — Спасибо, мисс. Извините, я просто немного не ожидал. Лола не выдержала, рассмеялась — открыто, располагающе, и мальчуган тоже оттаял, потеплел отрешёнными глазами. — Ты что там забыл? Здесь же до города миль двадцать, — наугад сказала она, пытаясь нащупать хоть одну нить разговора. — Созвездие, — так же наугад брякнул Паскаль, — Близнецов. Лола круто вывернула руль — их перетряхнуло на ухабах, и он вздохнул с облегчением: в самом деле, какая ей разница, Близнецы это были, Орион или Волосы Вероники, но мисс Кьюриос вдруг насмешливо сощурила свои беспросветные агатовые глаза. — Созвездие? Днём? Во рту у него загорчило. Он же точно был за кратером, весь день был, и его жёг зенит, но почему-то не помнил ни горячего прикосновения окуляра к векам, ни черноты в глазах от солнечных бликов. — Да, там... обзор иногда, — Паскаль отвернулся, вконец выбившись из колеи, — неплохой открывается. Днём, — уточнил неловко. Говорить больше не хотелось. Такое случалось с ним нередко: он мог бродить вволю, где вздумается, и пребывать в отличном расположении духа, пока кто-нибудь из домашних не спрашивал, где он был и что делал, — Паскаль принимался восстанавливать последние события, но вспоминалось плохо. И тогда он просто терялся наяву и стеснялся спросить, как долго он отсутствовал. Списывал всё на переходный возраст, до холодного пота боялся вкрадчивых вопросов школьного психолога и не мог объяснить, почему он слово в слово помнит доказательство теоремы Вириала, но не помнит, что ел на завтрак. Он словно жил единым моментом настоящего времени, и малейшая зацепка за недавнее прошлое заставляла его ворошить едва унявшееся — и снова себя терять. — Звездочёт, значит? — по-доброму поддела Лола, кивая на подпрыгивающую на заднем сиденье подзорную трубу. — Ещё нет, — с придыханием возразил он; хоть и не любил неприкрытого любопытства, всё же безоглядно доверялся, когда кто-то, пусть и совсем незнакомый, осторожно касался сокровенного. — Знаете, мой отец, он... астрофизик, и временами бывает так сложно удержаться. Он застенчиво улыбнулся, а Лолу как кипятком окатило, благо, пыльное бездорожье уже сменилось гладкой стрелой шоссе, и она позволила себе чуть разжать заледеневшие пальцы. — Отец? — переспросила эхом. Давняя замятая обида встала поперёк горла, душила и никак не проглатывалась. — Ага. Правда, он сам не позволяет мне смотреть в телескоп дольше положенного и говорит, что это может быть опасно, — Паскаль не задумывался, о чём рассказывает, оно просто выплёскивалось из него непосредственным и таким ценным откровением. — Знаете, что-то насчёт активности небесных тел... Лола уставилась на дорогу, искоса поглядывая на своего пассажира; он сидел усталый и расслабленный, и тона жёлто-рыжего вечера позволяли рассмотреть его, как на самом чётком и светлом снимке. Он был очень славный, этот юный землянин, довольно высокий для своих — шестнадцати, семнадцати? — Лола пыталась состыковать даты и события, но точного его возраста установить не могла, — но вместе с тем не вполне окрепший сложением, худощавый по-мальчишечьи. Её намётанный глаз бесцеремонно скользил по Паскалю снизу вверх, в такт дорожной тряске, улавливая мельчайшие детали, — и без того смуглая кожа у него обгорела, облупилась на лбу, шее, предплечьях, облетала бурой шелухой; он что-то говорил, и его выпирающий кадык мучительно дрожал. Ему было невозможно смотреть в лицо, в эти раскосые голубые глаза, — Лола пыталась отвлечься, щурилась на горизонт, крутила катушку магнитолы, — нет, тщетно, она ещё помнила, каким был их с Хлоей отец. А он, чтоб его, был таким же. Он тоже носил дурацкие рубашки в клетку, был слегка раскос миндальными глазами и улыбался почти незаметно, вскользь. У него точно так же обгорала и лущилась под местным солнцем кожа, он пах песком, деревом и иммерсией. Он брал Лолу и Хлою на руки, укладывал их спать и рассказывал о далёких галактиках. А потом он навсегда исчез из их жизни, нашёл себе другую женщину с милым кошачьим именем и зачал в ней этого симпатичного мальчика, нормального земного ребёнка без изъянов. Ребёнка, которого не стыдно признать своим. — ...но что там может быть опасного, верно, мисс? — тронул её за локоть Паскаль. — Да, — собралась Лола, смаргивая. — Ничего опасного, конечно. — Вот именно! И Викунд мне то же самое говорит!.. — он смешался — распознать выражение сплошных фасеточных глаз было сложно, но ему почудилось недоумение. — Это брат мой. Младший... — Так у тебя ещё и... — она задохнулась — от возмущения, и глубоко в сердце начала заново проклёвываться старая червоточина. То, что он мог иметь сиблингов, ей поначалу в голову не пришло. — А, да, — махнул рукой Паскаль. — Нас вообще-то четверо. А я — второй. «Ты — четвёртый», — с глухой неприязнью пронеслось в Лоле. Захотелось затормозить прямо здесь, высадить сопляка к чертям собачьим, потом прошло как-то, поулеглось. Снова припомнила папашу — нет, наверное, не было никаких сказок и колыбельных, он всегда шарахался от них: таких, как они с Хлоей, нужно было не нянчить, а изначально заспиртовать в формалине. Да и вообще он не хотел ни детей, ни налаженного быта, а стоило ему уйти единожды — сразу осел, приземлился, и, судя по четверым отпрыскам подряд, сделался ненасытным не только в работе. Эта жизнь определённо была мастерицей на сюрпризы. Лоле было одновременно и гадко, и смешно; она невидяще смотрела на низкорослые постройки промышленной зоны по одну сторону и с удивлением отмечала, что машинально поддерживает разговор. — Мама думает, что это баловство, — вздохнул Паскаль, — но особенно не запрещает. Я и сам так думал, пока не понял, что с этого пути я сходить не должен. — И почему же? Они проехали выцветший на солнце указатель с надписью «Стренджтаун», остались позади корпуса водохранилища, по левую руку выплыл из вечерней дымки Тесла Корт. — Только так я чувствую, что не одинок, — раздумчиво ответил Паскаль и запрокинул голову. — И иногда мне кажется, что когда я смотрю на небо... Сумерки опускались чистые, прозрачные, и город на сыпучих холмах был виден насквозь, до последнего безлюдного закоулка. — ...оттуда точно так же кто-то смотрит на меня. В своём занудстве и мечтах мальчишка иногда звучал откровенным растяпой, но в этом поэтичном суждении он был прав. Пока машина одышливо взбиралась на пологий горб улицы Тайной, Лола холодно отметила про себя, что он похож на игривого неразумного зверька, который рано или поздно попадётся в самую очевидную ловушку. Не будь Паскаль набитым дураком, он бы разул глаза и попробовал хотя бы из праздного интереса поковыряться в прошлом своего отца — а следом и в укладе всей их счастливой сбрендившей семейки. Но ковыряться Паскаль привык только в себе — и эта привычка могла сослужить кое-кому добрую службу. Мысли Лолы неторопливо потекли по накатанной, гармонично встраиваясь друг в друга. На гребне холма величаво темнел дом Кьюриосов, монолитный, отстроенный, и ноющая боль отступила, сменившись дремлющим до поры, взлелеянным торжеством; только зацепило мимоходом, когда она завидела издалека знакомые голубые клумбы по периметру участка и на перилах крыльца — стеклянную банку с запертыми светлячками. — Здесь, у поворота... можно? — Паскаль снова заволновался, повлажнел руками, сунул бутылку куда-то под сиденье. — Конечно, — Лола мягко притормозила, улыбнулась ему едва ли не покровительственно; по-сестрински, подсказали изнутри. — Придумаешь, что сказать? — Постараюсь, — мальчишка почесал в затылке, потянулся к заднему сиденью за трубой. Выходить ему не хотелось, он был бы не прочь ещё немного оттянуть прощание, но представил, как расстроится мама, и поспешно отстегнул ремень безопасности. — Мисс, спасибо, что нашли время... Лола снисходительно слушала его, думала о себе, о Хлое, о том, как повернулась бы её жизнь, будь у неё — у них обеих! — такой младший брат с самого начала. Такой рассеянный, такой увлечённый. Так пленяющий с первых минут неловкого общения. И ничего путного вообразить не могла. — ...вы устали, наверное? — он заблестел глазами. — Может, зайдёте к нам, поужинаете? У нас как раз... Она едва удержалась, чтобы не заскрипеть зубами. Если бы она только могла ответить ему честно — что можно и не благодарить, и совсем не обязательно тащить её в свою омерзительную, до рвоты приторную семейную идиллию. — Нет, спасибо, — отказалась вежливо. — Я немного тороплюсь. — Да? А куда вы едете? Всё-таки в элементарных вещах Паскаль Кьюриос был непроходимым идиотом. — Счастливо, — подмигнула Лола. — До свидания, — зачем-то сказал мальчик и бережно задержал напоследок её ладонь в своей. Он бодро зашагал вперёд, к светящейся в темноте двери, и Лола смотрела ему вслед — до тех пор, пока он не приблизился к крыльцу, — не хватало ещё увидеть, как ему откроют, встретят, поцелуют в щёку или бросятся на шею. Потом развернулась в узком тупике, медленно покатила по шуршащему гравию назад к шоссе, и улыбка разом сошла с её лица. За эту недолгую поездку она успела несколько раз раскаяться в опрометчивом поступке — испугалась на миг, что он проболтается кому-нибудь дома о случайной встрече, и всё вскроется. Следом пришло успокоение: нет, мальчишка никому не расскажет, скорее решит, что он сам выдумал и блуждание в пустыне, и попутку с женщиной-гибридом, и для того, чтобы угомониться и забыть, ему нужно будет совсем немного — одна таблетка под язык и здоровый сон. Даже если он и скажет, вокруг не найдётся никого, кто мог бы принять этот бред за чистую монету. Лола чуть задержалась на выезде из города — покидать его в который раз было неодолимым удовольствием, вспомнила, как Паскаль шёл домой, и она плотоядным взглядом ощупала его плечи, спину, икры — всё прямое, стройное, юношески подтянутое. Тело, стремящееся к расцвету. К предназначению. На одно — не более! — жаляще-короткое мгновение Лола ощутила, как в ней шевельнулось нечто человеческое — жалость ли, снисхождение, — ненужный, давно молчавший рудимент. Всё-таки мальчишка был с ней одной крови — эта досадная мысль успела пустить корни, нажимая на больное, занозой засела в гладкой канве естественного механизма межгалактической репродукции... Культивировать подобные сомнения было бы фатальной ошибкой; Лола тряхнула головой, борясь с наваждением, и ускорилась до пятидесяти миль в час. Паскаль — нет, даже не Паскаль, не кьюриосовский ублюдок, а просто незнакомый земной мальчуган, волей случайной выборки оказавшийся ей сводным братом, обладал феноменальным системным мышлением, а в реальной жизни не мог сложить дважды два. Любой другой подросток на его месте задался бы рядом логичных вопросов: что он мог делать с подзорной трубой на открытой местности в светлое время суток, как он туда попал, откуда на песчаном бездорожье за кратером, в нескольких милях от шоссе, взялась одинокая машина, — и уж тем более ни за что бы в неё не сел. Он был именно тем, о ком Лоле и ей подобным оставалось только мечтать в рамках опылительной кампании, — мягкий, внушаемый, программируемый, он будто сам вслепую шёл на гравитационные лучи. Его нужно было только легонько, ненавязчиво подтолкнуть. Лола подставила лицо липкому колючему самуму, покосилась на сиденье, где только что ёрзал братец, такой замкнутый, такой трогательный. Она уже представляла, как сегодня её радар поймает волну сверхвысокой частоты, как в серебристой сетке динамика сквозь миллионы световых лет загудит чёткий механический голос, и она доложит ему, что заданные координаты сошлись в нужной точке под кодовым названием «Паскаль Кьюриос». И пусть прямо сейчас мальчишка был юн, свеж и не готов, — её губы тронула удовлетворённая усмешка, — однажды он, податливый, но выносливый и крепкий не напоказ, сформируется окончательно и превратится в идеальный субстрат — а там уже дело будет за малым. Лола откинулась на спинку кресла, смакуя первый предвестник восхитительного будущего, и включила погромче радио. Внедорожник стремительно нёсся в синюю ночь.Часть 1
26 октября 2016 г. в 18:19
Лола Кьюриос нашла его совершенно случайно.
Это была самая обыкновенная дорожная история, какие на Шоссе-в-Никуда случались сотнями, а уж его-то Лола изъездила с востока на запад и с запада на восток. По законам теории вероятности эта встреча могла бы никогда не состояться, но она произошла — невозможным столкновением двух людей на огромных нехоженых территориях. Такие встречи надлежало планировать месяцами, учитывать тысячи факторов и значительные погрешности.
Лола ничего из этого не делала — она просто гнала внедорожник по раскалённой июльской пыли за сто миль в час, когда из дымки впереди на ковыльную колею выскочил мальчишка, и это было колоссальной удачей. В меркнущем восьмом часу пополудни, в радиусе отчуждения, куда не долетал даже рокот военного полигона, — спокойный растрёпанный подросток в клетчатой рубашке и с подзорной трубой за плечами.
— Эй! — она ударила по тормозам, машина неуклюже завязла в просевшем песке. Лолу ни с того ни с сего взяло зло — ещё не хватало ей в проклятой глуши сбитых малолетних бродяг. — Чего вытворяешь?!
Он не нашёлся что ответить, даже не отошёл — опёрся обеими руками о капот, и на слое грязи отпечатались его мокрые ладони. В дороге с Лолой случалось и не такое, но сейчас она едва боролась с желанием выйти из машины и как следует надрать мальчишке уши, чтобы неповадно было шататься где ни попадя, а он стоял такой беспомощный, красный, как варёный рак, в рубашке, влажно прилипшей к груди, и так неловко стаскивал круглые очки, что она разом остыла, раздумала.
— А-а, — протянул он, близоруко щурясь на неё — границу сна и реальности, на матовую зелень кожи, вороной блеск волос, тихо и скомканно засмеялся. — Опять. У меня бывает.
— Что у тебя бывает? — обомлела Лола.
И вдруг поняла: это — он.
Точка на её радаре, точное соответствие строгому описанию. Шесть футов, волосы чёрные, глаза голубые, знак зодиака — скорпион.
«Он», — механически подтвердили ей изнутри, а от тёплого и трепещущего «брат» она поспешно отмахнулась, впервые за много лет отчаянно испугавшись прошлого.
— На, — Лола высунулась в окно, протянула ему бутылку с водой. — Перегрелся, наверное.
Мальчуган не стал спорить, с наслаждением прижал холодный пластик к щеке, не отводя распахнутых глаз — будто в зверинце каком очутился, неприятно кольнуло Лолу.
— Ну, и что ты делаешь на дороге? — справившись с собой, наставническим тоном спросила она.
— Жду школьный автобус, — сказал он, будто это было очевидно.
Лола вздохнула — дело принимало совсем не весёлый оборот.
— Сегодня воскресенье.
Он замер, отняв горлышко ото рта, с трудом проглотил лопающиеся на нёбе пузырьки.
— Ты из Стренджтауна? — принялась она выведывать, как у потерявшегося неговорящего ребёнка. — Где живёшь-то?
— На Тайной, — протянул с подозрением.
Сердце у Лолы заныло, захлебнулось.
— Когда ты ещё дождёшься, — она сгребла с соседнего сиденья кипу газет, швырнула назад, — садись, мне по пути.
— Но вы... — заблеял он. — Вам точно будет удобно, э-э... мисс?
— Просто Лола, — поправила она, напряглась в струну в кромешной безветренной тишине, только слышно было, как позванивает у неё на запястье тонкий браслетик.
Она могла и ошибиться — и тогда всё пошло бы прахом. Он мог назвать какое угодно имя, и Лола нетерпеливо повторила про себя несколько раз то давно забытое и вновь заученное из словаря физических терминов.
— Паскаль, — кивнул он, и её мир ожил, обрёл краски.
Внедорожник завяз в песке, и всё вокруг было повеяно песком, обласкано закатным солнцем — жаркое лето, пьяное, а Паскаль стоял столбом, смотрел на Лолу в упор и думал о том, что это мгновение он запомнит на всю жизнь.