Магистраль

— Машинист одиннадцать пятьдесят седьмого на втором главном пути Ферзиково, ответьте! — Машинист одиннадцать пятьдесят седьмого Хэддок, слушаю! — Ферзиково, ДСП Петренко, со второго главного пути выходной сигнал вам открыт, маршрут отправления готов поезду номер одиннадцать пятьдесят семь, отправление в двадцать два часа сорок пять минут! — Понятно, со второго главного выходной сигнал открыт, маршрут отправления готов, отправляемся в двадцать два сорок пять! — Выполняйте. Иккинг, двадцатишестилетний шатен высокого роста со спортивным телосложением, откинул прядь каштановых волос со лба и провёл воображаемую линию предстоящего маршрута от зелёного сигнала светофора до стоящей впереди старой, полуразобранной и уже никому не нужной будки стрелочника. Он положил рацию на пульт управления, вальяжно щёлкнул тумблерами прожектора, буферных фонарей, вентилятора и света в кабине. — Славик, Славик, хватит дрыхнуть! — не глядя на своего помощника, который дремал на своём кресле, Хэддок принялся методично пихать его ногой. — Труба зовёт, пора работать! — Угрхм, — просипел в ответ, отмахиваясь рукой и потягиваясь, крепкий, плотный, довольно мускулистый, но низкий брюнет. — Что, уже нахватался русских фразочек, морда скандинавская? — Да иди ты. Шатен обиженно отвернулся и, отодвинув своё окно справа, облокотился на раму, вглядываясь в вечерние огни небольшого городка под названием Ферзиково. Стояла глубокая осень, промозглая погода уже которую неделю диктовала свои правила, гоняя по железнодорожным путям полусгнившие листья, да поливая время от времени холодным дождём жителей города, всё никак не желая уступить место хорошим морозам и обильному количеству снега. Правда, Иккинг не очень жаловал это время года. Больше всего на свете он любил суровые зимы и свою работу. А ещё больше- совмещать их. Его счастливые часы заключались в наблюдении сквозь узорчатые окна кабины снежных картин при сильном морозе, сидя в тёплой фуфайке за контроллером тепловоза, на сиденье с подогревом, неспешно распивая горячий кофе из термоса, да пугая мощным тифоном пассажиров на платформах. Он получал удовольствие от работы, именно то, которое не получает так много людей в наше лихое время. В свои двадцать шесть лет Иккинг в местном депо добился репутации лучшего машиниста пассажирского тепловоза, получил, благодаря добродушному начальнику, второй класс и теперь состоял в бригаде со своим лучшим другом — Вячеславом Игнатьевым — на лучшем тепловозе депо «ТЭП-70».       Вообще, Хэддок довольно быстро стал большим любимчиком среди всего персонала этого единственного в городе и самого крупного вокзала, однако твёрдый и суровый характер не позволяли ему хоть как-то пользоваться своим положением. Ведь на самом деле добиться такого отношения к себе здесь приезжему, да не просто с другого уголка страны, а вообще из-за границы было достаточно трудно. Людей много, а рабочих мест мало по причине небольшого парка вагонов и наличия всего шести локомотивов. Поэтому никто даже не мог подумать пять лет назад, что несмышлёный юнец-сирота, прибывший из Норвегии, со средним образованием и допуском на помощника смог зарекомендовать себя буквально на первой неделе испытательного срока, когда сумел остановить неуправляемый грузовой состав, у машиниста которого от жары случился инфаркт. Были спасены два локомотива, в общей сумме пятьдесят четыре вагона и люди, садившиеся в поезд, с которым должно было случиться столкновение.       С тех пор парень отработал помощником машиниста грузовых и пассажирских поездов, прошёл курсы машиниста и теперь он — лучший работник года, машинист второго класса, имеющий хорошую репутацию, лучшего друга и в предвкушении предстоящего рейса, наслаждается морозным воздухом, подставляя лицо осеннему ветру. Вроде и счастливый человек, однако… — Хо-хо! Иккинг, Иккинг, дуй сюда! — воскликнул вдруг Славик, видимо, уже окончательно проснувшийся и тоже высунувшийся в своё окно, выходящее на платформу. — Смотри, какие опоздашки к нам садятся, а? Шатен нехотя оторвался от своего «занятия» и, задвинув створку, протиснулся в окно над Славиком. — Мгм, — лишь промычал Хэддок, всматриваясь в силуэты четырёх стройных фигур, контуры которых светились желтоватой аурой от освещения платформы, грузящихся под громкий, переливающийся и открытый смех в первый вагон. Лиц девушек было не видно, однако формы первых трёх девиц говорили явно о довольно хороших комплекциях. Однако внезапно последняя особа, чуть пониже всех первых, волосы которой отливали пшеничным золотом в желтоватом свете ламп, привлекла внимание парня больше всего. Возможно, Иккинг выделил в ней необычный для этой однообразности цвет волос, а может, от того, что она была во всех смыслах меньше своих подруг, а может и то и другое. — М? — ткнул задумавшегося шатена под рёбра Игнатьев и посмотрел на него игривым взглядом. — Ты б какую.? — Что? — Иккинг, очнувшись от некоего забвения, недоумённо посмотрел на своего помощника. — Ты что, опять… Агр, идиот! Славик расхохотался, получив дружеский подзатыльник и залезая в кабину тепловоза. Он ещё продолжал смеяться, но тут его взгляд упал на идущего к ним составителя Борового, которого все кратко называли Борька. Лица его видно ещё не было, однако семенящая, непривычно быстрая походка старика не сулила ничего доброго. — Чего это он? — хмуро пробормотал Иккинг, усаживаясь в своём кресле. — Ребята! — тяжело дыша и похрипывая, проговорил подбежавший к окну помощника Боровой. — Борька! Ты чего тут? Да ещё и с превышением скорости! — Ах ты, язва молодая. Я вам между прочим предупреждение от самого дежурного нёс! Вы чуть не уехали! — Ну так у нас по расписанию отправление через две минуты. Ты бы ещё через Америку к нам бежал. Старик покачал головой от безнадёжности молодого человека. — На, Хэддок, — умышленно ловко огибая протянутую руку Славика, Борька отдал белый лист с жёлтой полосой по диагонали машинисту. — За Колосово, на пятидесятом километре, говорят, размыть всё может. Там не больше сорока иди, понял? — Да, дядь Вань. Хорошо, — пустым взглядом пробежав строки на бланке, Иккинг устроил последний под магнит между манометрами. — Это всё, что вы хотели передать? — Я… Да, — старик внимательно осмотрел юношу, сощурив глаз. — Иккинг, ты какой-то не собранный. У вас сейчас трудный маршрут, ночь, шторм обещают. Сосредоточься! — Дядь Вань… — Я слышал, как один молодой машинист так же подошёл к работе, и в итоге где оказался? — Дядя… — Правильно, под ста тоннами всего товар… — Экскурс в прошлое окончен, спасибо за увлекательную и полную опасностей историю, — громко проговорил Славик, берясь за металлическую раму окна. — но мы достаточно опытные и нам пора в рейс! Всего хорошего! Ставня задвинулась с громким стуком, но стекло выдержало. Старый составитель пожал плечами, сплюнул на платформу, пробормотав какие-то угрозы, перекрестил кабину и двинулся прочь.       Славик же, закрыв окно от надоедливого Борьки, посмотрел на своего напарника. Лицо Хэддока почти ничего не выражало. Он лишь смотрел куда-то вперёд, не замечая слепящего в глаза прожектора зелёного сигнала светофора. Игнатьев знал, в чём причина таких частых, как он сам называл, «заносов в депрессю». Это было единственным, однако самым сильным, самым тяжким бременем, которое парень нёс на себе без робости, показывая слабости лишь в редкие минуты. Вот уже пять лет все попытки Иккинга создать семью были безнадёжными. Он был нецелованным парнем в рассвете сил. В свои двадцать шесть лет из всех женских, любящих прикосновений он знал лишь мамины. Он ни разу не заводил отношений. Почему? Да, он красив, умен, силён, смел и добр, однако его внутренний мир никак не мог воспринять то женское окружение, которое находилось вокруг него все эти годы. Со школ все девчонки, которых он знал, курили, пили и вели разгульный образ жизни. Редко можно было встретить девственно чистую представительницу прекрасного пола, но такие либо не устраивали по каким-либо другим параметрам, либо были уже заняты. Отбивать же чужих Хэддок считал подлым, гнусным и не достойным для настоящего мужчины поступком. Часто его знакомые из-за этого считали трусом, но тот лишь отмахивался от таких людей. Он ждал свою единственную, ждал ту, которая осчастливит его, создаст с ним крепкую и дружную семью, с которой он будет жить долго и радостно. Но время шло, он рос, а мечта так и не сбывалась… — Иккинг, ты не слушай его. Болтает что ни попадя. Мы справимся, что мы, первый раз в рейсе? Ты мне лучше вот что скажи, тебе из тех кто-нибудь… — Минута готовности, — вдруг резко произнёс Хэддок, поднимаясь и осматривая правую сторону состава в зеркало заднего вида. — Но… — Я полтора раза не повторяю, минута готовности! — Хорошо, хорошо, — проворчал Игнатьев, тоже вставая. — Поездные документы и предупреждения получены, приборы безопасности и радиостанция включены, ручной тормоз отпущен, контроллер машиниста в нулевом положении справка ВУ-45 в наличии, номер хвостового вагона соответствует с натурным листом, давление напорной магистрали 8 атмосфер, тормозной магистрали 5 атмосфер, на локомотивном светофоре зеленый, проверяем целостность тормозной магистрали путем постановки ручки крана машиниста в 1-е положение… Хэддок немедленно перевёл кран в нужное положение, где-то под гудящим локомотивом заурчал нагнетатель воздуха, чуть подняв стрелку манометра. После этого парень вернул кран во второе положение. — Выходной со второго пути зеленый, скорость отправления 25 км/час, сигналов остановки слева не подают, помощник машиниста Игнатьев, можем отправляться. Шатен, пока Славик произносил все необходимые слова, сверял их с реальностью. Удостоверившись в их подлинности, Иккинг ещё раз глянул на улицу и, плавно отпуская тормоз локомотива, начал давать тягу. Дизель за спинами натужно заурчал, но это он делал лишь для важности, так как спустя пару секунд состав едва заметно тронулся и начал набирать скорость. — Слушай, Иккинг, это уже ни в какие рамки не входит. Ты что, теперь будешь каждый раз дуться на меня, как только я тебе покажу хорошую девчонку? Я же не виноват, что ты в свои двадцать шесть даже не ц… Конец монолога помощника машиниста Игнатьева потонул в громком сигнале тифона тепловоза, педаль которого в течении трёх секунд упорно держал шатен. Было ясно, что в ближайшее время с разговорами покончено.       А пассажирский состав номер тысяча сто пятьдесят семь медленно набирал скорость, ревя дизелем, стуча колёсами, двигаясь навстречу ночи и принимая на свой металл гулкие удары первых капель надвигающейся бури.

***

Стояла глубокая ночь. Состав мчался на предельно возможной скорости сквозь шквал порывистого ветра и проливного холодного осеннего дождя. Прожектор тепловоза едва мог пробиться сквозь весь этот хаос, что никак не радовало Иккинга, который стоял сжимая левой рукой контроллер, а правой упираясь в приборную панель. Взгляд шатена был хмур и направлен вперёд, сквозь лобовое стекло, дворники на котором еле справлялись с таким объёмом воды. Рация молчала уже минут тридцать и немудрено: сейчас был самый длинный перегон за весь маршрут. В кабине стояла тишина, за исключением монотонного гула дизеля да шума стихии за бортом.       На шатена в очередной раз напала меланхолия. Сейчас Хэддок был сосредоточен лишь на своих мыслях о себе. У него редко были минуты, когда можно вот так спокойно вести состав, лишь изредка отвечая на короткие фразы Славика типа: «Проходной зелёный, локомотивный зелёный, держим семьдесят.» Несмотря на то, что от него, как от машиниста, требовалось как можно больше бдительности, особенно в данном рейсе, мысли шатена находились где-то в первом вагоне, где ехала та заинтересовавшая его особа. Он не мог объяснить, почему она его привлекла, но то чувство, охватившее его при виде этой светлой бестии было иным, нежели те, что он испытывал, видя смазливых «выхожанок из современной моды», за которыми не прочь приударить большинство парней его возраста. Конечно, в нём иногда взвивалось чувство тяги к данным девушкам, но то было исключительно животное влечение. Всё-таки нецелованность в двадцать шесть иногда сильно отдаётся в некоторых местах.       Однако эта девушка будто явилась ему. Будто некий ангел, валькирия, сошедшая именно к нему с небес. Она выделялась не только ростом, но и каким-то аурным свечением. Хэддок будто начал чувствовать некую связь с ней, хотя даже имени её не знал. И тут в его мыслях начало созревать отчасти безумное решение: «Никто же за это меня не осудит, верно? Всего лишь на пять минут. Я просто выйду из локомотива по приезду, перехвачу девушку, познакомлюсь и попрошу контакты. Да, так и будет. И плевать, что я стеснительный. Все знакомятся, а некоторые ещё хлеще. А вдруг повезёт, и она вообще из Ферзиково? Было бы замечательно…» — Иккинг! Тревожный возглас Славика заставил шатена подпрыгнуть на месте. — Тор всемогущий! Что ты орёшь? — Я… — Хэддок посмотрел на друга. Игнатьев выглядел до предела напряжённым и вглядывался вдаль. — Мне вроде показалось, но там стоял светофор… — Ну и… Светофорам положено стоять вдоль путей, ты чего? Заболел никак? — Да нет… Он погасший был! Тебе не кажется странным? — Ну… может он неисправен? — предположил Хэддок, переведя взгляд на локомотивный светофор. Тот как ни в чём ни бывало показывал зелёный сигнал. — Мой работает нормально. — А ты на предупреждение давно смотрел? — А оно тут причём? — шатен выхватил белый бланк из-под магнита и поднёс его к глазам. — Ну, Колосово, на пятидесятом километре… Колосово… Пятиде… Чёрт! — Ты чего? — Ты же помнишь предыдущий пункт населённый, что мы проходили?! — Ну, Колосово. Ах, чёрт! Ты тоже забыл?! — Ой… — начал причитать шатен, хватаясь за ручку крана тормоза. — Будет нам на блины по прибытию! Сколько мы уже прошли после станции? — А-э-э, — Игнатьев обвёл кабину взглядом и бросил его в окно. Мимо промелькнул верстовой столб. — Пятьдесят пять со встречной стороны. Значит, мы на… На сорок девятом! — Вот именно! — Шатен как можно плавнее и быстрее старался сбросить скорость состава. — Успеть бы до пятидесятого, а то у этой дуры инерция как у самолёта… Да ещё и в такую погоду! Впереди замаячил поворот. Справа от состава была относительно пологая гора, а слева — обрыв. Одно из опаснейших мест, особенно в такую погоду. Экипаж ТЭП-70 был в предельном напряжении, сонливость и развязность пропали. Под тихое шипение тормозной магистрали в кабине взгляд Иккинга следил за показаниями скорости на КЛУБе, а Славика за путями и поворотом. Однако напряжение второго резко подскочило к горлу влажным, давящим комком. — Иккинг! Чёрт возьми, экстренное жми!!! — Что?! — ТОРМОЗИ!!! Шатен бросил взгляд на рельсы и мгновенно всё понял. Краны торможения поезда и локомотива тут же открылись, и буквально через три секунды колодки тормозов мёртво зафиксировали колёса. Но скорость начала торможения была недопустима для такого маленького расстояния мокрых путей и семивагонный состав, искря колёсами, верно двигался к месту, где железнодорожная насыпь была полностью размыта селью, а рельсы просто напросто разошлись в стороны. — Бл… Резкий скачок вниз, отчего машинист с помощником на мгновение присели. Раздался скрежет металла и сила инерции вдавила Иккинга в приборную панель. Будучи прижатым к приборам, Хэддок положился на остальные органы чувств. Судя по всему состав начало заносить в сторону поворота, так как локомотив сильно накренило на левый борт и начало разворачивать. Шатен даже боялся представить, что сейчас происходит в вагонах. Состав продолжало нести боком по остаткам насыпи, под оглушающий скрежет и гул. Последнее действие, которое успел совершить Иккинг, перед тем, как больно удариться о КЛУБ и потерять сознание, было отключение подачи топлива дизелю.

***

Иккинг очнулся от громкого протяжного свиста. То была безотказная система безопасности локомотива, как ни в чём ни бывало проверяя машиниста в очередной раз на бдительность. Хэддок, еле разлепив глаза, машинально вдавил красную кнопку справа. Вой сирены прекратился. Возможно, он так бы и не почувствовал ничего необычного, однако холодные капли и ветер, врывавшиеся в кабину сквозь разбитые стёкла, заставили парня пошевелиться и принять сидячее положение. Тепловоз стоял, наклонившись примерно на тридцать-сорок градусов от плоскости, «лицом» к пологой горе и поперёк путям. Встречные рельсы, видимо, были ими разорваны и сейчас, будто змеи, торчали перед лобовыми стёклами. Где-то шипело, что-то мигало, а по всему составу, Иккинг прямо чувствовал это, раздавался протяжный скрип и стон металла. Позади какие-то странные фыркающие звуки издавал дизель. Окинув взглядом помещение, шатен сделал вывод, что если всё вскроется, то он очень больно получит по заслугам. Однако на данный момент в нём начало подниматься другое чувство: жгучее чувство вины и ответственности. Если кто-то погиб, то виноват он и только он. Он ушёл в свои мысли, он потерял бдительность. Он, а не Славик, дело которого было лишь помогать, следя за сигналами. Кстати о Славике, где он?       Иккинг огляделся ещё раз и тут его взгляд упал на противоположное окно, окно помощника машиниста. Там виднелась чья-то рука. С замиранием сердца, шатен резко двинулся в ту сторону, морщась от сильной боли в голове, где он ударился. Шипя, Хэддок осторожно выглянул наружу. То, что он увидел поразило парня до глубины души: на камнях-насыпи, выкинув вверх руки, лежал Игнатьев. Глаза его были закрыты, но грудь сильно вздымалась и опускалась, что говорило о том, что он жив. Иккинг вывалился из кабины и начал приводить товарища в чувство. — Славик! Игнатьев! Ну, очнись же! — сначала легонько, а затем сильнее и сильнее, шатен шлёпал по щекам помощника. — Славка, ты ж, ёмаё, живой, приди в себя! Вдруг громкий стон вырвался из уст Вячеслава, и он замахал руками. — Ах ты ж… Морда скандинавская! Бьёшь будто лошадь на пашне! АЙУ! — возопил вдруг Игнатьев, схватившись за бёдра. — Что там? — Иккинг силился разглядеть причину его дискомфорта. — Придавило, с… локомотивом… АРГ! Вынь меня отсюдова! — Чёрт, это как же тебя так угораздило-то… — Иккинг, чувствуя, что время идёт на секунды, вскочил обратно в тепловоз. Кое-как забравшись в тамбур, он взял под мышку аптечку и залез в дизельное отделение. Чиханье и пыхтение тут слышались гораздо громче, а в самом помещении всё заволокло горькой сизой пеленой. На ощупь выхватив толстый лом, Хэддок выскочил обратно на рельсы. Славик продолжал стонать на все пути. — Щас, щас, погоди немного… Потерпи, — успокаивал его Иккинг, упирая лом в шпалу и, налегая на рычаг, начал отгибать не очень толстую стенку кабины. Та сантиметров на пятнадцать выгнулась вовнутрь. — Славик, выгребай оттуда! Повторять дважды не пришлось. Изо всех сил работая руками, Игнатьев выволок себя из-под металла и упал без сил. Шатен отпустил лом, отбросил его и, открыв ящик с медикаментами, принялся накладывать жгуты выше колена. То, что было ниже, уже никуда не годилось. — Ничего, Славик, жить будешь, здесь не страшно. — Ага, блин, — причитал тот, сквозь всхлипы. — Только карьера железнодорожника уже тю-тю. Будь проклят этот рейс… — Ну-ну, будет тебе. Устроят тебя в депо и всё хорошо будет. Вот так вот… У тебя часы есть? — Ага. — Засеки время наложения жгута. Забинтовать обрубки сможешь? Тот кивнул в ответ. — А ты? — Я пойду в состав. Надо… Может, кому-то помощь нужна. Да и вообще обстановку оценю. — Ладно, чёрт с тобой… А если поезд пойдёт? А я на рельсах сижу? — Славик, вот ты хотел быть машинистом. А сам не можешь понять, что сейчас весь этот блок-участок перекрыт из-за нас, мы же все рельсы раскурочили и, наверно, систему блокировки! — Ладно, ладно, не умничай, — простонал Игнатьев, зубами срывая обёртку бинта. Хэддок развернулся и аккуратно пошёл в сторону обрыва, куда уходил первый вагон, не желая смотреть на то, как Славик будет разрезать штаны и что там будет. Однако то, что он увидел подойдя к краю, поразило его ещё больше. Первый вагон и локомотив ещё имели жесткую опору на насыпи, однако остальные шесть вагонов, слетев по инерции с путей, проскользили вниз метров десять и упёрлись в хиленький уступ, который уже вовсю размывала вода. Там уже копошились люди, кто-то светил фонариком, кто-то кричал, а кто-то уже нёсся вниз, в бездну на камни, подхваченный селевым течением. По прикидками шатена, стоять составу оставалось не больше двадцати минут. Грязь и вода просто сметут вагоны вниз, а за ними и локомотив. Наконец-таки очнувшись от ступора, Иккинг ринулся так быстро, насколько позволял грунт, к первому вагону, молясь только об одном: лишь бы та девушка была жива. Лишь бы Господь уберёг её.       Вступив на мокрые ступеньки вагона, Иккинг ворвался в тамбур. Там уже столпились люди, выпрыгивающие на противоположную сторону, где были пути. Кто-то был перебинтован, все кричали. Где-то плакал перепуганный ребёнок. Первые несколько секунд шатен стоял с дрожью в теле. Он не понимал, от холода ли это, от страха, что в такой давке не найдёт её или же от осознания того, что все эти люди страдают сейчас по его вине, но всё-таки заставил себя найти сил двинуться и пробиться сквозь противодействующую движению толпу в плацкартный вагон.       Там был полный бедлам. В накренённом вагоне стоял относительный хаос. Самые здоровые и менее раненые люди выбирались наружу сквозь окна или проталкивались к дверям. Люди в преклонном возрасте сидели или лежали на койках, с видом покорности судьбе. Кругом валялись вещи, матрацы, одеяла, провода, сумки, рюкзаки, различный мусор. Хэддок целенаправленно шёл вперёд, заглядывая в каждое купе и лица тех, кто шёл мимо. Стало немного свободнее, так как большинство пассажиров уже вышло из вагона. Лишь одна старушка копошилась с сумками, в панике не имея сил совладать с непослушными руками. У парня сжалось сердце. — Давайте сюда! — Хэддок схватил большой пакет, чемодан и, пропустив причитающую бабушку вперёд, помог ей выбраться наружу. Та осыпала его благословениями и три раза перекрестив, засеменила в сторону, держа свой скарб в охапке. Шатен вернулся в вагон на поиски девушки, но так и не приметил ни знакомых белых волос, ни низкой и идеальной фигуры. Уже пройдя половину вагона и так и не встретив её, Иккинг решил развернуться, да поискать на улице, как вдруг отчётливо услышал крик из вроде бы пустого купе в конце. Через долю секунды шатен ринулся туда и, в предпоследнем блоке коек, ему представилась третья ужасающая картина, от которой не просто дрожь пошла по телу, а кровь ударила молотом в виски, заставив покрыться потом и сжать кулаки до побеления. Прямо у окна, в самом углу, сидела, поджав ноги, та самая светленькая. Её волосы растрепались и торчали в стороны. На ней были всего лишь майка да шорты, а лямка первой упала с плеча обнажив половину груди девушки. Её руки были скрещены перед собой, а глаза с ужасом глядели на полуголого долговязго и высокого брюнета, который нависал над ней, потирая руки. — Ну что, крошечка… Времени у нас много, кругом никому до тебя нет дела… Мы полностью в расположении у времени до приезда спасателей, правда? — низким, прокуренным голосом говорил парень, приближаясь к блондинке. — Помоги! — в отчаянии воскликнула та, внезапно найдя в себе силы. Её взгляд переметнулся на Хэддока, появившегося, видимо, как раз вовремя. — Чт. — успел лишь произнести брюнет, развернувшись и глядя на незванного гостя непонимающими глазами. Иккинг только этого и ждал. Его сжатый уже донельзя кулак со всего размаху врезался в скулу насильника. Тот кувырнулся на столик, опрокинув бутылку с водой и пару кружек. Но шатену этого показалось мало, поэтому, схватив противника за волосы, Хэддок со всей силы рванул его в противоположную сторону, отчего тот вылетел в проход, впечатался в окно и съехал на пол уже без сознания. — Ничего, — ответил на не заданный вопрос брюнета Иккинг. — Ты как? — Я… — девушка сглотнула и откашлялась. Её, видимо, била крупная дрожь, а в горле пересохло. — Вроде нормально. — Ну как же нормально, — парень поднял бутылку с водой, кружку, налил жидкость в ёмкость и, прислонив к дрожащим губам своей спасённой, помог напиться. — Кто он? Как это произошло? — Я… Я не знаю, я спала. Потом почувствовала толчок и упала на пол. Вскочив, я огляделась и вдруг меня повалило на кровать. Н-надо мной никого не было, поэтому никто сверху не падал. Всё тряслось и грохотало, кто-то кричал. Потом г-грохот стих и погас свет. Я с подругой начала было выбираться с толпой, но меня схватил этот ур-род. Он на меня так косо глядел ещё всю д-дорогу, зараза. Затащил меня с-сюда и… И… — вдруг девушка, всхлипнув, дала наконец-таки волю слезам и бросилась ему на шею. — С-спасибо. Спасибо тебе, иначе… Иначе… — Ну-ну. Тш-ш-ш, — этого Иккинг никак не ожидал. Он аккуратно обвил её руками, будто сжимал хрупкий сосуд, наполненный священной жидкостью. Он чувствовал дрожь её тела, чувствовал её тепло. Да, он думал с ней познакомиться, но точно не таким способом. В нём поднялся хаос. Чувства к девушке огромным буром пронзили его сердце, заставляя сильнее сжимать объятия и стараться отдать этому окоченевшему телу как можно больше своего тепла. Она не сопротивлялась.       Так они и стояли около минуты, как вдруг по вагону прошла гулкая дрожь. Блондинка отскочила от Иккинга, с испугом глядя на него. — Что это? — Ох… Надо поторапливаться, — не тратя времени шатен очнулся от грёз и, стянув с себя китель, накинул на полуголую девушку. — Так будет теплее, нам предстоит прогулочка. — Но что… — Погоди, потом объясню. Точнее сама увидишь. Так-с, через тамбур мы не пройдём, а там? — Хэддок кивнул в сторону второго тамбура. Вагон был уже абсолютно пуст. — Он закрыт, так нам проводница сказала, — пожала плечами девушка, всё ещё ничего не понимая. — О, Тор… Отойди! Блондинка послушно вышла в проход, не забыв наступить на запястье своему обидчику. Шатен, вскочив на столик, положил локти на верхние полки и начал раскачиваться, согнув ноги в коленях. Сделав три-четыре маха, он резко выгнул их и поступательным движением врезал ступнями в стекло. Оно лишь хрустнуло. Со второй попытки треснуло и, наконец, с третьего раза поддалось, со звоном вылетев наружу. Выровняв от острых осколков предплечьем образовавшийся проём, Хэддок выглянул наружу и огляделся. Насыпь с путями была довольно близко, он может её поймать. — Давай сюда! — он перекинул ноги навстречу холоду и дождю, спрыгнув на пути. Блондинка осторожно пробралась в проём, придерживая китель, и рыбкой нырнула в объятия шатена. — Ох, осторожнее, так и ушибиться недолго! — Прости, — хихикнула та, убирая прядь волос за ухо. — Как зовут-то тебя? — поинтересовался наконец-то Иккинг, ведя девушку к тепловозу. Опасность сваливания состава возбудила в нём необходимость ещё одного дела. — Астрид… — Астрид? — Ну, да… Такое себе имечко. — Ты что, с ума сошла? Прекрасное имя. И звучит! — Ой, будет тебе. Все над ним смеются. — Это ты моё ещё не слышала. — А какое? — Иккинг. — Хм. Нормальное имя, это что-то из английского или скандинавского? — Скорее и то и то. Мой отец англичанин, а мать норвежка. — Надо же… У меня родители оттуда, а дед с Великобритании. — Да? Вот бывает же. — Что? — Э… Ничего. Славик, Славик, ты как? — шатен, заминая неловкий момент, бросился к своему другу. Тот уже перебрался к пикетному столбцу, забинтовав ноги, и, весь насквозь мокрый, наблюдал за попытками эвакуации людей. — Привет парочке! Ага, так вот куда ты убегал, — растянув в кривой улыбке рот, Игнатьев машинально хотел встать, но тут же скривился от боли. — Ох, чёрт! — Ты, блин! Сиди, «Шило-в-заднице», — покачал головой Иккинг, помогая подняться завалившемуся на бок помощнику. — Ну чего там? — Там полный ад, — Иккинг полез во локомотив, который уже буквально трещал по швам от тяжести вагонов. — Это просто… — Эй, эй! Куда полез-то? Он же щас уедет! — Кто? Куда?! — воскликнула Астрид. — Как? Посмотри сама — щас вагоны уйдут в пропасть, там уже все опоры размыты! — Так зачем он… Иккинг! — Астрид бросилась к окну. — Да успею я! — Хэддок кричал уже из кабины, копаясь с рацией. — Надо помощь запросить! Иначе погибнем тут от холода! — У меня телефон с собой! — Славик сунул руку в карман и достал свой смартфон. Экран его был вдребезги разбит. — Работает? — поинтересовался шатен, отнимая трубку от уха. — Да нет в общем-то. — Клосово! Колосово! Нахожусь на перегоне, сорок девятый километр, седьмой пикет! Сошёл с рельс, состав уходит в обрыв! Много раненых, просим о помощи… Да! Повторяю! Колосово, сорок девятый километр седьмой пикет, просим о помощи! — Иккинг! Прыгай, зараза!!! — заорали уже Астрид и Славик хором. И началось. Грохоча и скрипя, медленно, но верно, шестивагонный состав, лишённый опоры, начал сходить вниз, устав сопротивляться силам природы. Снизу раздались крики о помощи, визг и плачь, которые перекрывал гул вагонов. Иккинг, поняв, что больше уже ничего сообщить не успеет, бросился к окну. Локомотив уже был последней опорой на твёрдом грунте, когда шатен свесил из окна ноги и рассчитывал как бы аккуратнее спрыгнуть. До обрыва оставалось около десяти метров. Скорость росла. Наконец Хэддок разжал пальцы и упал в грязь, проехав немного по земле. Затем он быстро перекатился и, подождав, когда локомотив пройдёт мимо, вскочил.       Вниз, в обрыв, уходила его любимая машина, на которой он работал уже пару лет. Верный ТЭП-70 падал и перекатывался по камням, уже давно порвав сцепку, вслед за вагонами, в которых страшно представить что творилось. Ведь, судя по количеству людей на рельсах, что так же наблюдали за падением этой громады, даже половина не спаслась. А внизу тем временем уже слышался грохот, сообщающий о завершении падения и вдруг вспыхнул яркий свет. Видимо, оставшееся горючее, вытекшее из пробитых баков, сдетонировало и разразилось яркой вспышкой на дне ущелья, откуда начал подниматься едкий чёрный дым пожара.      

***

Спустя два с половиной часа прибыли две автомотрисы с плацкартными вагонами, оборудованными как санитарные со стороны Колосово, а с противоположной — ремонтные бригады. Иккинга посадили в одну из мотрис вместе с Астрид, которая наотрез отказалась ехать в санитарном, ссылаясь на то, что здорова и не хочет занимать лишнего места, где пара просидела до конца пути, грея друг друга после продолжительного времени на холодном ливне и ветре. Славика срочно госпитализировали. По прибытии на станцию, Иккинга допросили. Тот на всё отвечал честно и признал свою ошибку. Суд присяжных, несколькими неделями позднее, признал Иккинга и Славика виновными за происшествие по причине потери бдительности, однако смягчил приговор приняв во внимание чистосердечное признание, раскаяние, положительные характеристики с места работы (всё депо Ферзиково впряглось отстаивать права молодого талантливого машиниста), от некоторых спасённых пассажиров и в особенности от родителей Астрид. В итоге срок отбывания наказания Иккинга составил год и месяц, Славика — десять месяцев.

Два года спустя

— Ну, как я выгляжу? — Иккинг, в сотый раз оправляя костюм, посмотрел с недоверием на Славика. — Да ты запарил, морда скандинавская. Она от тебя в любом виде без ума, а сейчас ты просто man-in-black! — Тебе всё хиханьки да хаханьки, мне вот жениться сейчас! — Не тебе одному! — улыбнулся Славик, подтягивая к себе со стороны девушку с чёрными, как уголь, волосами и в белом обтягивающем платье. Это была одна из тех самых подруг Астрид. — Да ладно тебе. Славик, ты серьёзно? У вас… — Да, да, твои глаза тебя не обманывают. Верно, Хедер? — Именно, — лучезарно улыбнувшись девушка махнула Иккингу рукой. — Вот те на… Поздравляю, Славка! — А ты думал! То что я инвалид — ещё ничего не значит, да! А ты тут из-за одежды волнуешься. — Слушай, ну я. — Так, Иккинг, всё, идёт, идёт! Хэддок напрягся, глядя на открывающиеся двери. Дуб медленно разошёлся в стороны, впуская летнюю жару в прохладное помещение ЗАГСа и перед залом предстала невысокая девушка в белом, ослепляющем платье, с длинной фатой, которую несла маленькая девочка. Астрид сияла чистотой и аккуратностью, строгостью и игривостью. Её пшеничного цвета волосы переливались в солнечном свете, пробивающимся через большие окна помещения, а голубые глаза были направлены только на одного человека в этом месте. Заиграл свадебный марш. Невеста грациозно и твёрдо пошла навстречу своей судьбе, проходя мимо друзей, родных и работников главного депо Ферзиково. Иккинг в этот момент просто не верил своему счастью. Вот она — его, его ангел, его валькирия. Любовь всей его жизни. Та, которую он искал.       Астрид подошла к Хэддоку. Тот, искренне улыбаясь и сверкая изумрудными глазами, протянул своей даме руку. Девушка приняла её и вот они вместе вышли на центр зала, где их уже ждала полная, добродушная женщина, Марина Григорьевна, единственный регистратор ЗАГСа. -Добрый день, уважаемые новобрачные и гости! Сегодня, двадцать первого июля две тысячи шестнадцатого года, в 1 отделе ЗАГС г. Ферзиково, вступают в брак Хофферсон Астрид и Хеддок Иккинг. Уважаемые невеста и жених! Сегодня — самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. Создание семьи — это… — Бла-бла-бла, — откинул голову назад Славик, обращаясь к своей спутнице, что держалась за ручки его инвалидного кресла. — Наша свадьба будет тише, спокойнее и без этой вот мутотени, правда, солнце? — Ага. И тогда без меня, — хихикнула та в ответ, ущипнув его за шею. Славик поморщился, глядя, как Астрид и Иккинг дают согласия, расписываются и обмениваются кольцами. — Вот вечно вы так, женщины. — Как? — Манипулируете нами! — Привыкай, любимый. В этот момент уже Хэддоки начали целоваться, чем вызвали несколько всхлипов со стороны родни каждого из новобрачных и спутницы Игнатьева. — Дорогие супруги! Дорогой любви вы пришли к нам, соединив свои судьбы семейным союзом. Отныне вы — муж и жена. Сохраните дар первых счастливых дней и пронесите их чистоту и верность по надёжной и длинной жизненной… — Магистрали, — закончили фразу Иккинг и Астрид хором, не переставая улыбаться друг другу и вкладывая во взгляды всю свою обоюдную любовь. Несомненно, у каждого из них сейчас перед глазами стояли события той страшной ночи, ставшей горем для многих, но этих двух объединив на всю оставшуюся жизнь крепкими, надёжными и счастливыми узами, которые только могут быть у людей.