Яблочная кофейня

Маринетт снился прекрасный и безумно смущающий сон: шёлк, лепестки роз и Адриан Агрест, неторопливо и нежно изучающий каждый изгиб её тела, обжигающий взглядом и шепчущий на ухо ласковые непристойности. Давненько ей не снилась столь откровенная эротика! Конечно, для девушки её возраста сон был вполне нормален, ведь гормоны бушевали вовсю, а разрядки как таковой не было почти неделю. И всё же никогда раньше настойчивые ласки Адриана не были настолько реалистичными. Маринетт застонала, выгибаясь под ласковым прикосновением к спине, и резко открыла глаза. Слишком реалистично. — Проснулась, принцесса? — лежащий рядом Кот Нуар нисколько не смутился под её возмущённым взглядом и даже не потрудился убрать руку со спины Маринетт. Впрочем — она быстро огляделась — вёл себя Адриан вполне пристойно. По крайней мере, она была одета. В отличие от своего альтер-эго во сне. — Почему ты меня не разбудил? — Ты так мило спала, — он коварно улыбнулся, придвигаясь ближе. — Стонала и шептала моё имя во сне. Что же тебе снилось? Маринетт вспыхнула. Наглый Котяра позволял себе невесть что! И как назло картинки от жаркого сна всплыли перед глазами. — Нитаго чегого. То есть, я хотела сказать, ничего такого. Ох, она снова сделала это. Снова засмущалась до путаницы слов. Маринетт закрыла глаза, желая провалиться сквозь кровать на первый этаж. — По-моему, кто-то обманывает, — рука на талии пришла в движение, описывая небольшие круги, и Маринетт невольно подалась ей навстречу. Это было приятно. Даже больше, чем она могла себе представить. — Вовсе нет, — она смущённо отвела взгляд. Врать, глядя в глаза, Маринетт так и не научилась. — Хм, так не интересно, — Нуар вдруг резко перевернулся и оказался сверху, нависая над ней. Сердце Маринетт забилось быстро-быстро, как у пойманного зверька. — Тогда расскажу, что мне снилось прошлой ночью. Он наклонился к её уху, почти касаясь грудью. От его тела шёл жар, а пряди разлохмаченных волос щекотали шею и щёку. — Мне снилось, что мы с тобой оказались на необитаемом острове. Была тёплая солнечная погода, и море сияло голубизной, прямо как твои глаза, — начал он рассказ своим глубоким баритоном. Маринетт удивлённо на него посмотрела. Она ждала несколько иного, и Нуар буквально выбил её из колеи. Но он, похоже, этого и добивался. Опёршись на правую руку и продолжая нависать на любимой, он позволил левой руке спокойно двигаться вдоль её тела, изредка касаясь то её плеча, то ладони, то шеи. От каждого такого невинного прикосновения Маринетт словно разряд тока пробивал. — Мы знали, что помощи ждать неоткуда, и стали строить жильё. Собирали пальмовые ветки для шалаша, сухие веточки и высохшие водоросли для костра, — тем временем продолжил Адриан, как будто не замечая, что творит его левая рука, всё более настойчиво поглаживающая ее бок. — После долгих мучений нам даже удалось зажечь огонь… На последних словах он выглядел настолько гордым, что Маринетт захихикала. Адриан тоже улыбнулся, и проникновенным голосом продолжил. — Но, несмотря на все наши усилия, ночью было холодно. И мы прижались друг к другу, чтобы согреться. Наши губы оказались так близко, что сдержаться было невозможно, — он наклонился, прерывая рассказ долгим поцелуем. Пальцы запутались в светлых волосах, растрёпывая их ещё больше. Адриан не спешил, то легонько покусывая нижнюю губу, то обводя её языком. А затем нерешительно толкнулся язык внутрь, исследуя её ротик, и Маринетт задохнулась от охвативших её чувств. Перед зажмуренными глазами заплясала целая палитра красок. Маринетт будто парила на волнах, то взмывая до гребня, то погружаясь на самое дно. И единственным, за кого она могла цепляться в этом безумии, был Адриан. С явным сожалением оторвавшись от её губ, и всё ещё находясь непозволительно близко, Нуар продолжил. Только вот голос его упал до низкого шёпота. — А потом нам стало мало поцелуев. Ведь чтобы согреться, их было недостаточно. Знаешь, когда теплее всего? — он прикусил её шею и тут же лизнул место укуса, точно извиняясь за дерзость. Левая рука замерла на животе, у самого края футболки. — Когда? — пискнула Маринетт. — Когда оба обнажены, — он прошептал последние слова, с удовольствием наблюдая, как она залилась румянцем. А затем легонько поддел футболку большим пальцем, и его ладонь коснулась обнажённой кожи живота. — Можно? Ослепительная вспышка стала ему ответом.