Слова

       В замке фон Кролока существовал целый свод негласных правил разной степени важности или наоборот — нелепости, которые обязательно надо чтить и блюсти. И последствия каждому новичку приходилось испытывать на собственной шкурке. К примеру, если к Куколю не обратиться «сэр», то он очень обидится и потом начнешь в гробу вертеться. В прямом смысле. А мышеловки! С ними в замке и вовсе обстояло отдельное дело… Среди всех этих правил было и ещё одно, касавшееся Герберта, и оно гласило: не расстраивайте его. Иначе последующий год будет «неурожайным» для того, кто посмел расстроить его светлость. Откуда взялось это правило и почему, никто не помнит — разве что граф, но спрашивать у него боязно. Все обитатели замка просто знали и не решались рисковать — свежей крови и так с каждым годом все меньше.        И поэтому, когда Герберт стал подозрительно тихим и задумчивым, все обитатели замка насторожились. Все, кроме Альфреда, которому ударила в голову эйфория от того, что приставания к нему наконец-таки прекратились. Разве что он стал иной раз слишком пристально смотреть, но это мелочи по сравнению с тем, как раньше он строил глазки. Неуютно, конечно, становилось, но все же ладно. Если думать о Саре, то о младшем фон Кролоке и вовсе можно было забывать. И, казалось бы, уже это должно было уже хоть немного, но напрячь бывшего охотника на вампиров, которого профессор Абронсиус обучал всегда быть начеку, Герберт с каждым днем становился все грустнее и грустнее, а тревога отходила все дальше и дальше.       Пока Куколь не решил взять ситуацию под свой контроль — Герберт выглядел настолько худо, что создавалось впечатление, будто бы в этот раз проклятие распространиться на всех. И если ему, горбуну, не так уж и важно это, то состояние проживающих здесь вампиров от будущего недостатка пищи может ухудшиться. Удивительно даже, что граф ничего с этим не собирается делать, будто бы все, так как и должно быть. Но старший фон Кролок в последнее время был безрассудным (чего только стоит последний бал с его последствиями), так что придется прощать его и решать все самому.       Решение простое — избавиться от причины тоски, которой, скорее всего, является Альфред.

***

      Альфред, как ни странно, но почти смирился с тем, что большинство неловких ситуаций в его жизни будут происходить в библиотеке и чуть менее, но все же смирился, что все это «большинство» так или иначе, но будет связано с Гербертом. Но смириться — не значит, что он перестал бояться. Да, младший фон Кролок хоть и вел себя тихо настолько, что Альфред успокоился, но где-то там, в глубине души, все же тревога осталась. Да и вообще, чего греха таить — он перед Сарой храбрился. И поэтому, столкнувшись лицом к лицу с Гербертом, он невольно испугался до жути. Даже воспоминание о том, что он сам «грозный и страшный вампир» не помогало.       — Прошу прощения! — пролепетал он, чувствуя некое смутное дежавю. Даже сборник советов для влюбленных с собой есть, изучал совсем недавно и хотел вернуть обратно. Он уже ожидал, что все пойдет как и в его далеко не лучшем воспоминании, но… Герберт лишь устало кивнул и сел в одно из кресел, погрузившись в чтение какой-то книжки. Альфред опасливо покосился на вампира (вдруг какая-нибудь уловка?), но увидев, что никакого внимания его персоне не уделяется, начал настороженно искать иной сборник стихов, чтобы снова поразить Сару.       В библиотеке воцарилась тишина. Очень подозрительная и напряженная тишина, которая нервировала Альфреда. Но он был умным, знал, что все же лишний раз провоцировать Герберта не стоит и просто продолжал хаотично искать нужную книгу. Но, как назло попадались, исключительно научные трактаты, которые так любит профессор Абронсиус. И вот, когда по неосторожности, а если быть точным, то неаккуратности, одна из книжек с шумом грохнулась на пол, Герберт не выдержал.        — Я не могу больше так! Отец своими запретами он душит меня! Подумаешь, наследник графа не должен так выражаться! — он так резко вскочил с кресла, что Альфред от неожиданности подпрыгнул, ударившись головой о книжный стеллаж. А потом ещё и книги потом на голову посыпались в дополнение, посему у Альфреда появилось предчувствие о грядущей шишке, которую даже мифическая вампирская регенерация не излечит.       А Герберт продолжил бушевать, с каждым шагом все приближаясь к осевшему на пол Альфреду:       — Не могу я больше, понимаешь? Твоя фигурка ни капельки не изящна! В тебе нет ни капли изящности! — может, так подействовал на Альфреда сильный удар по голове от одного особенно толстого тома, но он не понимал сути оскорблений. Это же оскорбления? В начале он думал, что это именно так, но последующее продолжало его шокировать:        — И взгляд твой… В нем нет никакого золота звезд! — путем нехитрых размышлений Альфред пришел к надежде, что сейчас Герберт его «бросает», а до этого мучился подбором нужных снов. И вот, он уже ждал, признаться, последних, «расстраивающих» слов, но вместо них услышал совершенно иное. Младший фон Кролок сел на пол рядом с ним и задушевным голосом, в котором смешалась та, старая игривость, несметная печаль и праведный гнев одновременно, продолжил:       — Ты же неуклюжий, но милый парень с прелестной попкой. Ах, а твои реснички… Я за это тебя ведь люблю на самом деле. Теперь же, когда между нами нет грязной лжи, то самое время для полета в Рай,  — у Альфреда встали на голове волосы дыбом, и он начал медленно отползать от Герберта, стоило ему только увидеть хищную улыбку на его лице.       Таким образом все в замке фон Кролок вернулось на свои места, угроза голода отступила.       А Куколь… Был счастлив, что его участие не понадобилось — далеко в лес ходить за осиновыми колами.