Утро добрым не бывает

Бармаглот спал, переваривая вкусную коровцу, и видел сон. Как известно, самые сладкие сны снятся под утро, и снилось ему, будто бы он стал человеком, правителем, и что вовсе он не ящерица летучая, а грозный черный рыцарь со страшным мечом, что похищает он детишек и… Конечно же, сон был прерван на самом интересном месте. На него что-то свалилось. Или, скорее, кто-то. Бедный старый Бармаглот уже понадеялся, что это та самая избранная, которой тоже можно славно закусить, но чего он совершенно не ожидал, так это парочку в весьма странных доспехах. С весьма странным оружием. И говорила эта парочка тоже крайне, крайне странно. «Эй, Джимми-бой, давай уже прикончим эту чертову муту, фигли, мы по всему Копрулу за ней гонялись!» Бармаглоту очень не понравилось то, как его назвали, заочно, потому как из всей фразы, произнесенной девой, подозрительно напомнившей ему ту самую избранную, от кошмаров о которой он иной раз просыпался, оглашая ревом окрестности, понял он только «прикончим». Еще больше Бармаглоту не понравилось, что эта дева направила на него ту странную кривую палку, которую держала в руках, и тот красный лучик, которым эта палка засветилась. «Ну-ка, надеюсь, „Гиперион“ захватит цель». Второй свалившийся, с нарисованным на забрале его чудного шлема черепом, наконец-то заговорил. «Нова, детка, тебе не кажется, что взрывать Страну Чудес атомным залпом с орбиты не стоит? Положи эту тварь из своей снайперки, и пойдем пить чай, сто лет уже хорошего чая не пил, не от Артаниса ж его ждать». Та дева, похожая на избранную, оказывается, ее звали Нова, нехорошо посмотрела на Бармаглота поверх своей кривой палки. «Вот вечно ты, Рейнор, мне охоту портишь. А этот пусть живет. Он летать-то скоро не сможет, смотри, какое пузо нажрал! Пошли отсюда, Джимми, чай так чай, только если в нем будет что-то запрещенное, не называй меня потом ни Кэрриган, ни Селендис. В рыло дам». Когда странная парочка покинула его пещеру, Бармаглот грустно вздохнул и попытался втянуть пузо, о котором так неделикатно напомнила ему эта Нова. «Ну и пусть толстый. Зато жив-здоров», — подумал он, снова устраиваясь спать и переваривать, в надежде, что увидит продолжение того сна, который так невежливо прервали.