Лимб

      Если бы музыка не крошила череп своими басами, было бы намного приятней находиться здесь.       — Давай выйдем, сладкий, — говорил Хакён, опуская свою ладонь на твёрдую грудь нового знакомого.       Тот с прищуром смотрел в мутные глаза — непонятно от чего: вещества или простого недотраха — и обдумывал возможные варианты. Точнее, один. Хонбин нашёл единственный, который его устраивал сейчас.       — Возможно, ты будешь жалеть, сладкий, — передразнивает он смуглого парня и хватает за запястье, таща к чёрному входу.       Уже на улице, в тишине небольшого закоулка, разбавленного глухими отзвуками клубных треков, Хакён говорит ему прямо в губы:       — Попробуй заставить меня.       Хонбин толкает его к стене, и Хакён чудом остается без травм, хотя ему без разницы сейчас. Он расстёгивает свой кожаный ремень, и стальная пряжка звенит от падения на асфальт.       — Ты же не будешь медлить, верно? — говорит он, разворачиваясь спиной к подошедшему парню и задирая рубашку, чтобы оголить почти по-девичьи узкую поясницу.       Штаны оказываются с успехом спущены, как и узкие боксеры-брифы. Мужские ладони легли на ягодицы, разводя их в стороны, после чего слышится несдержанный короткий стон, а распластанный парень откровенно изгибается, вжимаясь грудью в каменную стену и сильнее приподнимая свою задницу, приятно удивляя Хонбина.       — Выглядишь так, будто течёшь, — говорит он, пристраивая пальцы в скользкой ложбинке.       — Уверен, что ты в восторге от этого, — отвечает Хакён, оборачиваясь через плечо.       — Уверен, что выбью из тебя всю спесь.       Он только гладил смазанный проход кончиками пальцев, пока тело Хакёна медленно извивалось, стараясь усилить давление, чтобы сделать хоть что-то. Хонбин надавил на его спину, удерживая. Он наклонился к его шее, чтобы поцеловать кожу над воротником рубашки, и опустил ладонь ниже, пережимая небольшую мошонку парня и снимая собственные брюки.       — Мне будет приятно послушать твои стоны. — Он медленно вошёл и ожидаемо услышал протяжный, достаточно высокий стон. Прижимаясь к горячим и влажным ягодицам, не позволяя двигаться Хакёну, Хонбин начал медленно, чувствуя, как стенки кишки туго сжимаются и пульсируют на стволе, а растянутые мышцы входа каждый раз расступаются чуть сильнее, когда головка члена оказывается почти вынутой.       И Хакён, действительно, стонет абсолютно несдержанно и громко. Однако полное удовлетворение Хонбин чувствовал тогда, когда раз за разом, почти что оставляя задницу парня пустой, тот скатывался в скулёж и вздрагивал, стараясь сдвинуться чуть ближе к нему.       — Я думал... — задыхаясь говорил он, — думал, ты говорил о каком-то сожалении. — Хакён усмехнулся. — Кажется, ты что-то напутал.       Хонбин сдержался, чтобы не рассмеяться. Он отпустил парня, разворачивая его к себе лицом.       — Снимай с себя всё.       Глаза Хакёна блеснули в предвкушении, прежде чем он стряхнул обувь, свои брюки и бельё на землю. Тут левая его нога оказалась поднята вверх, придерживаемая под коленом, а член с силой прижат чужой ладонью к животу.       — Ты не кончишь сейчас. До последней минуты ты не кончишь.       И Хакён не думал обращать на это предупреждение внимания, пока Хонбин не начал вколачиваться в него, а оргазм слишком быстро не стал накатывать. Теперь его сжатый член в руке Хонбина заставлял хвататься за чужие плечи и сжиматься сильнее в слишком остром желании.       Внезапно Хонбин закинул его ногу себе на пояс.       — Держись, — коротко указал он, свободной рукой останавливаясь на лице Хакёна.       Он поцеловал его, продолжая двигаться. Придерживая за подбородок, сминал мягкие губы своими, оттягивая нижнюю, чтобы языком провести по сомкнутым в напряжении зубам.       Ладонь оказалась аккурат на шее. Хонбин мягко надавил, и Хакён чуть не подавился воздухом.       —Терпи.       Через пару секунд он ослабил хватку, и Хакён резко вдохнул через рот, прежде чем звонко простонать: Хонбин перешёл на короткие и быстрые толчки. Хакён прекрасно чувствовал, как его кишечник начинал просто гореть от трения, и это было слишком охуенно; член оставался всё так же сжат, хотя смазка медленно вытекала из слегка раскрытой уретры, капая не только на живот, но и на руку трахающего его парня.       — Я не могу, не могу, — он слабо дёрнулся под напором Хонбина, часто дыша.       — Просто получай удовольствие, сладкий, — сказал Хонбин, опять сжимая длинную шею на пару секунд, смотря в испуганные глаза и на приоткрытые губы.       Хакён проскулил, откидывая голову назад и громко причитая.       — Я кончу, я не могу, пожалуйста, я, правда, не могу больше!       Рука на члене сжалась сильнее, и Хонбин сделал ещё несколько толчков, чтобы спустить прямо внутрь, обжигая растёртые стенки кишки горячей спермой.       Хакён сдавил его плечи, сжимаясь и коротко вскрикивая; кончая всухую, со всё ещё сжимающей основание его члена рукой и с болезненной пульсацией в паху.       Хонбин смотрел из-под прикрытых век на искривлённое мучительной гримасой лицо, довольно скалясь. Он толкается один раз внутрь растянутой задницы ещё не опавшим членом и разжимает ладонь, наблюдая, как сперма тут же начинает вытекать из подёргивающегося члена. ~       — Я говорил.       — Ебаный извращенец.       Хонбин несёт его до своей машины, оставленной около, что странно, чёрного входа. Он усаживает Хакёна в кресле, как ребёнка.       —Мог и оставить меня, чего уж, - огрызается Хакён, пока тот усаживается за руль.       Хонбин опять почти смеётся, но просто с ухмылкой отвечает:       — Я в восторге от тебя, сладкий.