Питер-Юпитер

Ах, Питер! Питер… город-мечта для тех, кто всеми силами желает сбежать от слишком радостной и уникальной реальности, переехать, чтобы спрятаться в своей убогой квартирке и остаться там навсегда. Город-тайна, где в полночь по мрачным переулкам в шныряет учитель литературы, измотанный, грязный, с дрожащими руками, тихо бродит по окрестностям в поисках нового издания Толстого. Город-сказка, улицы которого полнятся мистическими существами. Среди таких занимательных персонажей есть один, самый жуткий и отвратительный, - и имя ему Теич. Обычно это создание, порождение давно ушедшей перестройки, обитает в отдалённых спальных районах культурной столицы, однако случается и такое, что Теич выбирается из своих владений и выходит на Невский проспект, чтобы начать охоту, - и тогда людям стоит крепче держаться за свои драгоценные мобильные телефоны, если те не хотят расстаться с ними навсегда. Гроза района, король подъезда, сердцеед, острослов, мастер уличных боевых искусств. Он неумолим, он жесток, он опасен, а сейчас он ещё и в стельку пьян. Повод? Разве ему когда-то вообще нужен был повод, чтобы напиться? Описывая причудливые зигзаги не хуже профессиональной балерины, Теич идёт не по главной улице, а петляет по дворам. Никто не должен видеть его в настолько отвратительном состоянии, разве что старые злобные ведьмы, оккупировавшие все окрестные лавочки, бросят на него презрительный взгляд и назовут алкашом, но он выше того, чтобы начинать им что-то доказывать, выше их всех, хотя бы потому, что от рождения природа не обделила его ростом. По дороге он несколько раз спотыкается, встречается с ближайшей стеной, пытается идти, держась за неё, а потом, почувствовав уверенность в собственных силах, – не держась, однако это оказывается не лучшей из его идей и всё повторяется с самого начала. В какой-то момент Вселенная ставит ему подножку, и Теич падает лицом в мокрую траву, ударяется головой о злосчастный камень и больше не встаёт. Живой, как ни странно. Лёжа на спине, он видит перед собой лишь мутные очертания домов и серые тучи, понемногу затягивающие небо. Сверху на его лоб падает несколько холодных капель, скоро их становится больше и больше. Начинается дождь. Теич никуда не спешит. Его время, как и весь мир, принадлежит только ему одному. С тем же успехом он мог бы нести вахту, устроившись на каком-нибудь ограждении или бордюре, подобно величественному каменному льву; мог бы продолжить обирать честных жителей, как и положено сказочному злодею, а мог бы… много чего. Выбор был настолько богат, что все варианты невозможно даже представить. Да, всё так, однако недавно жизнь сыграла с Теичем злую шутку, навсегда убив в его проспиртованной душе веру в человечество и всякое желание что-либо делать. И нет в этом мире ничего, что могло бы заставить его подняться, восстать из пепла, как феникса в поношенном спортивном костюме. И жизнь его, казалось, закончилась в тот самый момент, когда земля под ним превратилась в грязь, которая в любой момент может утянуть за собой его бренное тело, но неожиданно высоко над головой возникает светлый образ. Теич мог бы чьей угодно матерью поклясться, что никогда не видел ничего подобного. Серое пятно, плывшее прямо над ним, вдруг обрело человеческие очертания, замерло напротив распростёртого на земле тела. Словно яркие звёзды, сверху на Теича, выступая прямо над скрывающим почти всё лицо шарфом, смотрят два серых глаза. Сперва в них читается удивление, нескрываемое человеческое любопытство, но это были хорошие чувства, которые довольно быстро уступают место отвращению, заставляют распрекрасные глаза отдалиться и – раз! – исчезнуть, раствориться в густом пятне, которое медленно поплывёт по своим делам. «Э-э-э…», - глухо звучит в тишине переулка, что означает: «О, нет! Это не может повториться вновь!» Напитанная досадой и отчаянием мысль о том, что обладательница таких прекрасных глаз вот-вот уйдёт, так никогда не узнав о тёплых чувствах, семена которых случайно обронила в его хрупкой душе, съедает сердце благородного уличного рыцаря, сломленного в неравной борьбе со своими демонами. Как и любой порядочный пацан, Теич собирается пересилить судьбу, но в большей степени – самого себя и литр жигулёвского, который уже около часа разъедал его желудок. Задача оказалось непростой, равной попыткам вытянуть себя за волосы из непроходимых топей, осознав, что на поверхности осталась лишь одна голова. Однако ни один великий полёт не был бы возможен без тысячи тщетных попыток вырастить крылья. Кому-то в таких случаях помогает заботливо протянутая рука помощи, кому-то – собственная сила воли. В случае нашего героя спасательным кругом оказалась садовая статуя невероятно уродливого гнома, перенесённая сюда с окрестной помойки, чтобы «добро зря не пропадало». Раздувая от напряжения поцарапанные щёки, покрытые недельным пушком, Теич хватается за уродца, опрокидывает его, несколько раз пытается подняться – и в конце концов уверенно достигает цели, хотя, конечно, его прилично трясёт. Но подойти к даме просто так нельзя, не прилично и не достойно истинного джентльмена. В Питере, городе, как нельзя лучше подходящем для любви, иногда бывает довольно сложно найти подходящий способ выражения чувств, поэтому Теич решает идти стандартным, проверенным годами путём. Сорвав с клумбы последний пион, ещё только расцветающий во всей своей красоте, нежно-розовый, с высоким изящным стеблем, он мелкой рысью спешит за своей неожиданной любовью, которая, кажется, совсем не обращает на него внимания. «Прошу прощения, любезная сударыня, не могли бы вы умерить свой шаг?», - но почему-то на выходе слова звучат не совсем не так, как в голове: - «Ты это, ну, поожжи-и! Э!» Похоже, окрик не достигает слуха красотки. Её расплывчатый силуэт, часть которого скрыта огромным зонтом, всё быстрее уползает из виду. Множество печальных и отчаянных мыслей заполняют голову бедолаги, отчего она становится невыносимо тяжёлой, с каждой минутой всё стремительнее клонится вниз, то и дело цепляя подбородком злосчастную собачку, царапая ею лоснящуюся кожу. Единственной частью возлюбленной, доступной для обзора, остаются лишь её длинные стройные ноги, величественно ступающие по хлюпающей грязи и лужам. Узкие чёрные джинсы, высокие новенькие кеды того же цвета – почему-то всё это кажется таким очаровательным, таким знакомым, будто знание облика собственной судьбы было изначально заложено Творцом в чугунную голову Теича. Может, именно для того, чтобы не выбить из памяти нежный образ, любая информация свободно проходила через его мозг, как правило, не задерживаясь там надолго. Тогда это и правда не что иное, как происки самой госпожи Судьбы. И тогда случается самое настоящее чудо. Теич идёт на ускорение, кое-как перебирая ногами, несётся к своей суженной на картонных крыльях любви. Вот он уже совсем близко, всего в нескольких шагах от того, чтобы, коснувшись её плеча, остановить, задержать на мгновение, которого сполна хватит, чтобы и она поняла: да, это любовь. А потом, а потом… А потом ни с того ни с сего на дороге появляется ухаб, любимый ребёнок вечно разбитых и перекопанных тротуаров, который в один короткий миг перечёркивает все грандиозные планы на чистое и счастливое будущее. Этот каменный монстр подворачивается прямо под ноги воодушевлённого и пьяного Теича; тот спотыкается, но не падает – хуже. - ЭЙ! ДЕРЖИСЬ! – слышится откуда-то издалека тонкий, срывающийся голосок. Он делает несколько неуверенных шагов в разных направлениях, медленно оседая, подобно умирающему, но величественному лебедю, снова спотыкается, цепляется за край бордюра и летит прямо под колёса приближающегося на огромной скорости автомобиля. К несчастью, не пыхтящего от старости запорожца, от столкновения с которым все шишки достались бы машине. Нет, это иномарка, крепкая, мощная, сверкающая глянцем и слезами человека, отдавшего за неё невероятное количество денег. Она подлетает, отчаянно пытаясь затормозить, колкий свет её фар пышет злобой прямо в лицо Теича. Вдруг чья-то рука перехватывает его запястье, с силой тянет за собой и каким-то немыслимым образом втаскивает на тротуар в самую последнюю секунду. Слышится визг шин, треск, хруст чего-то ломающегося под тяжестью механического гиганта. В мыслях Теич благодарит всех покойных родственников за то, что это не его кости, а странный булькающий звук – не его отделившаяся от тела голова, мелкими перебежками скатывающаяся по мостовой. Неожиданный выброс адреналина окончательно его протрезвляет, больше нет ни следа хмельного дурмана. Теич осматривается: из машины доносится привычная его слуху непристойная речь, знакомая, даже в каком-то смысле родная; на несколько метров по асфальту протянулись борозды, в шаге от него лежит раздавленный цветок, теперь он больше похож на розовую кашицу. Пережитое, согласно все законам логики, должно было отбить у Теича всякое желание следовать намеченной цели, но он был слишком горд и, сказать по правде, туговато соображал, чтобы понимать, когда следует остановиться. Дерзко и оперативно, именно так и должен действовать любой уважающий себя мужик, а ведь наш герой именно такой – и все, кто не согласен с этим утверждением, априори козлы и уроды. У его прекрасной незнакомки ещё даже и мысли не возникло, чтобы побыстрее уйти с места происшествия, а Теич уже преградил ей все пути к отступлению. А вблизи она ничего так. Высокая, слегка полновата, но это даже плюс – будет за что подержаться, мило прячет лицо за шарфом, а причёску – под капюшоном своего серого пальто. Видать, заботится о здоровье, а значит, за ЗОЖ, что, естественно, всегда в почёте у любого чёткого пацана. Не девушка – женский идеал, ангел во плоти. Неужели такие и правда существуют? - Ну это, типа спасибо, - его рот неуверенно искривляется в улыбке от одного только вида тех самых сияющих бриллиантов. – За помощь. Почему-то слова искренней благодарности не возымели должного эффекта. Всё должно было случиться в точности так, как это обычно бывает в любой мелодраме: они стоят на безлюдной улице, он признаётся в своих чувствах, потом они целуются, а все последующие сцены вырезаются, так как содержат материалы для взрослых. Но его любовь отчего-то с подозрением смотрит на него, затем отмахивается рукой, с трудом проговаривает, что не стоило беспокоиться и что каждый поступил бы также, а дальше – молчание. Никогда раньше Теич не чувствовал себя так неловко. Значит, это верный знак, ибо что другое, кроме любви, может заставить чёрствое сердце неистового дворового льва растаять и забиться в ритм всем песням о любви, которые только существуют на свете? Хватит тайн – таково решение. Шарфик без всякого ведома стягивают с шеи его владелицы, несмотря на все протесты. - Давай, Гюльчатай, покажи мне своё личико, - его голос теперь звучит более низко, загадочно, интригующе, что по коже их обоих вдруг пробегает холодок, только у незнакомки это происходит от внезапности момента, а у Теича – в попытках осознать и переварить увиденное. – Ёб твою мать… Не твою. Ничью. …Вот это попадос. Ему как-то не довелось задуматься о том, что и зрение бывает обманчиво. Это был мужчина, даже не один из тех ранимых женоподобных мальчиков, которых и правда легко перепутать с девушками. Здесь же был абсолютно противоположный случай, но Теич всё равно не может простить себе такую ошибку. Всё его бунтарское составляющее в голос кричит о том, что пора уходить, пока момент не сделался ещё более неловким, а та часть, которая всё ещё оставалась человеческой, истерично смеётся и просит, в сущности, о том же. Возможно, всё случилось бы по-другому, если бы у этого дня не было печальной предыстории. Если бы за этим вечером не стояла череда неприятных событий, Теич, скорее всего, никогда бы не покинул свои угодья, провёл бы ещё парочку обычных часов за шмоном и наездами, но он был здесь прямо сейчас, стоял под холодным дождём, насквозь промочившим его парадно-выходной костюм, смотрел в лицо незнакомому человеку, который по какой-то ужасающей случайности пробудил в его сердце целую гамму противоречивых чувств. ЭТОГО НЕ ДОЛЖНО БЫЛО НИКОГДА ПРОИСХОДИТЬ, ХА-ХА-ХА. Его руки робко касаются щёк незнакомца, тут же вздрагивают от неожиданно приятного ощущения под кончиками пальцев. Кожа оказывается удивительно мягкой, нежной, будто прикасаешься к шёлковой подушечке, в которую ещё не успели воткнуть ни одну иголку. Обычно после такого жеста следует киношный удар лбом в переносицу и один из участников схватки падает на землю, корчась от боли. Типичный ход, ничего не скажешь, вот только жизнь – совсем не кино, иногда там отходят от заранее готового сценария. На лице Теича застывает выражение, означающее то, чего его обладатель никогда не испытывал и не понимал. Ты и правда человек? Ты существуешь? В его голове всплывает только один подходящий способ проверить это на практике. Теич, совсем неопытный в делах любви к мужчинам, попытается поцеловать стоящего в приступе глубокого шока незнакомца, но с первого раза сделать всё правильно оказывается не так уж просто. Даже мастера иногда промахиваются по цели, в данном случае мастер подался вперёд так резко, что, не рассчитав силы, чуть не попал губами в прекрасный блестящий глаз, так манивший его своим сиянием. Неловко получилось. И всё же он не бежит, этот мужчина, он всё ещё здесь, будто дожидается, когда Теич сделает первый шаг. Первый шаг оказался провальным и, наверное, последним. Близость смерти не выбила Теича из колеи, но зато досадная ошибка изменила положение. Внутри вдруг стало так тоскливо и пусто, без того скудное и неполное содержание испарилось, упорхнуло в пространство на крыльях мёртвых бабочек. Что-то невнятно промямлив, расстроенный позорным провалом герой уже собирается уходить, но его настойчиво просят остаться. Конечно, без помощи слов. Хватает лёгкого прикосновения, едва различимой улыбки, шепчущей: «Успокойся, я сделаю всё сам. А-а-а-а-а…». Мужчина приближается к Теичу, слегка привстаёт, чтобы коснуться его дрожащих губ своими, даря этот запретный поцелуй. И время великодушно останавливается, откладывая момент неловкого расставания на завтра, или на послезавтра, а может быть, просто забывая о нём навсегда.

***

Окончательно заблудившись в лабиринтах малознакомого города, потеряв из поля зрения все знакомые лица, Марко проклинал целый мир в своих несчастьях. Он поступал подобным образом крайне редко. Возможно, всё дело было в отвратительной погоде, в том, что он сорвал голос перед самым концертом и до жути замёрз, пытаясь выбраться на более-менее знакомую местность. За что же мне столько радости в один день, подумал Сааресто и пнул мирно лежащий на тротуаре камешек, но по нему не попал, зато прошёлся аккурат по огромной луже, обрызгав себя до самых коленок. Вот что доводит людей до отчаяния. Когда хуже быть уже не может, жизнь переходит на новый уровень отвратительности. Делать нечего. Марко несколько раз обмотал вокруг шеи шарф, закрыл им половину лица, чтобы никто не видел и не слышал того, как он шёпотом ругается. Проклятый день, злосчастный Питер, город-лабиринт, в котором так легко потеряться.