Победа!

      Шестнадцатиэтажное здание, заваленное ноябрьским снегом, неприветливое, холодное, встречает неслучайных путников разукрашенными изнутри стенами со всевозможными стенгазетами. Бесчисленные стеклянные стеллажи с кубками выглядят вполне безобидно, а вот фотографии с различных мероприятий, развешенные в аляпистых рамочках, — немного угрожающими, словно говорят: «Чего пришли? Делать вам нечего…»       Мири явилась в профком раньше остальных, желая немного пообвыкнуть к новому месту. После победы в местном конкурсе талантов её кучерявая голова стала известной на весь факультет. То и дело незнакомые ей люди здоровались с ней на улице или, и того хуже, начинали петь её песню, показывая на бедную девушку пальцем. Приматы.       Мири устала от такой «популярности», однако, сама атмосфера Актива, от которого студентка выступала на различных конкурсах и мероприятиях, её грела. В одном из неофициальных гимнов её университета была строчка «…я не жалею, что не МГУ, не ГИТИС…», и она не жалела, правда, не жалела.       Повесив свой потрёпанный малиновый пуховик в гардероб, девушка включила свет в Зале Заседаний №8, где и намечалось очередное «чаепитие» их Актива. Не подумайте, не то, чтобы Активисты были такими уж «любителями чая», просто именно сегодня Гуманитарный факультет надрал задницу экономистам победил в Осенней Битве Факультетов. И этот факт надо было отметить.       К девяти часам вечера начали подтягиваться студенты, многие даже не успели смыть грим после выступления, не то, что переодеться. Лёша и Андрей, главные хореографы, закатили несколько тележек, честно спиз… позаимствованных из Пятёрочки, магазина, находящегося ближе всего, с пакетами, полных алкоголя и нехитрой закуски. Раскрасневшиеся парни крыли матом погоду и сокурсников, большинство из которых «забыли» скинуться на провизию. Утихомирить Лёшу смогла только Лиза, в костюме жирафа, которая так и не успела переодеться после финального танца. Ещё бы успеть, когда запястья и шею за пол часа до выступления зашили буквально на самой девушке. А как иначе? Не дай бог, костюм расстегнётся! — Девушки-красавицы, — подал голос Стас, местный культорг, — вы же у нас — хозяюшки, так ведь? — Стасов заискивающий тон не сулил ничего хорошего. — Мы ножи забыли, на радостях. Распакуйте пока тарелки, вилки и всё остальное, пока мы с парнями сбегаем за ножами в общагу, — глаза его в этот момент могли конкурировать с глазками котёнка из «Шрека», поэтому все дружно рассмеялись и проигнорировали просьбу культорга. — Валь, ты куда? — Мири заметила свою подругу с репетиций по вокалу, Валю Негожину, которая куда-то несла пакет с яблоками. — Да, помыть хочу, — слегка улыбнулась девушка, — всё равно сейчас все разбегутся минут на двадцать, — Мири состроила скептическую гримасу, но всё же решила помочь подруге. — Ладно, пошли вместе, — девушка подцепила двумя пальцами пакет с апельсинами, — что ж ты добрая такая? — Валя усмехнулась на этот возглас, но ничего не ответила.       Через двадцать минут овальный стол уже был «накрыт». Почти всё место занимали бутылки с различным алкоголем, кое-где виднелись две тарелочки с яблоками и апельсинами, одинокий батон докторской лежал рядом с тортом, который ребятам заботливо испекла декан факультета, пара конфет подпирали бутылку с шампанским, а просроченный сыр «Красная цена» тихо вонял из самодельной мусорки. Смеркалось. Ан-нет, не смеркалось. Было уже темно, когда подтянулись магистры и аспиранты.       С гордо поднятой головой в зал вошли Лена и Катя — идейные вдохновительницы концерта и, по совместительству, аспирантки кафедры Связей с общественностью. Единственная хореографиня, Арина Залецкая, уже подключила колонку, из которой доносились первые аккорды песни «Непохожие», столь популярной в этом году. Антон, один из немногих первокурсников, уже разливал по стаканчикам дешёвый вискарь, Маринка, капитан команды КВН, выбила пробкой из-под шампанского плитку на потолке; девчонки с вальса смотрели видео с концерта, хихикая в своём тесном кругу, Женя из хора, парень Вали, уже что-то жевал… Все занимались своими делами. Кто-то обзванивал опаздывающих, кто-то уже выпил или съел что-то, Мири скучала.       В дверном проёме, наконец-то, показалась рыжая шевелюра Вики, партнёрши Мири по дуэту. Поставив свой стаканчик на стол, девушка с радостью обняла Вику, не забыв поздравить вторую половинку дуэта с прохождением на Гала-концерт. Девушки так заболтались, что не заметили, как зал сначала затих, а потом взорвался аплодисментами. Вошла Аня. Аня Шепелева, та, без кого концерта не было бы. Девушка, дрючившая всех и каждого выступающего. Бывший главный культорг факультета. Местная королева, звезда без всякого сарказма. Не было человека, которому она бы не нравилась. Аня всегда находила нужные слова поддержки, всегда могла дать пинка под мягкое место, словом, была замечательным организатором. Чёрт его знает, почему она отучилась на этом факультете, а не пошла учиться на режиссёра или продюсера, но факт был в том, что из всех аспирантов Аня была единственной, кого знали пять поколений до её выпуска и два поколения после.       Скинув своё пальто на ближайший стул (полностью проигнорировав наличие гардеробной), под аплодисменты Аня подошла вплотную к дуэту и обняла по очереди каждую его половинку. — Викусь, — перекрикивая музыку, начала блондинка, — ты спела хорошо, но не забывай о том, что тебе говорила Саша на репетициях, не пой так высоко, твоя партия — в нижнем регистре или как это называется, я не очень знаю термины, — своё напутствие девушка сопровождала активной жестикуляцией, чуть не сбив Лёшу, который пытался повторить трюк бармена из клуба «Пять пятниц». — Прости, Лёш, — как бы невзначай, не меняя тональности продолжила блондинка, — Вик, ты всё поняла? — рыжая пространно кивнула и отошла за выпивкой. — Моя очередь, да? — смущенно улыбнулась Мири. Аня приобняла девушку за талию и начала вещать. — Мирьям, — брюнетка поморщилась, она не особо любила, когда её называли полным именем, — ты — отличница. Понимаешь? Твоё соло было прекрасно исполнено. Ты смогла донести свою энергетику даже до последних рядов. Мне кажется, что даже в фойе у людей мурашки бежали по коже, — цвет лица Мири уже почти достиг цвета её красной рубашки, которую она так и не успела сменить после концерта, — но джаз… — самооценка девушки резко забила тревогу, — ты не то, чтобы подкачала, но на фоне Вики ты смотрелась более сковано. Я знаю, что рок — твоя стихия, но в джазе постарайся проявить себя не меньше, чем Вика. Ты же крутая, я знаю, что ты крутая. Да после твоего сольника весь зал знает, что ты крутая. А вот после джаза весь зал знал, что Вика круче тебя. Если бы джаз был последним, то знаешь, какое разочарование накрыло бы людей? — красный цвет сполз с лица Мирьям со скоростью света. Разочарование. Этого девушка так боялась. — Но к твоему счастью, — продолжила Аня, — сольный номер был последним из певческих, и ты себя проявила выше всех похвал. Я надеюсь, на Гала-концерте в джазе ты будешь сильнее Вики, — блондинка щёлкнула Мири по носу, невесомо убрав свою руку с талии девушки, и попросила кого-то из парней налить ей вина.       Выпив за победу, за факультет, за универ, за любимую деканшу, Зинаиду Аркадьевну, за танцоров, за певцов, за мир во всём мире, за счастье, за здоровье и за любовь, весёленькие студенты начали подначивать дуэт спеть их легендарную песню. Отодвинули стол, чтобы освободить «сцену» для певиц, и даже включили минус, мол грех отказываться.       Немного посмущавшись для приличия, Вика начала петь первые строки: Ночь, луна пройдётся по домам. Ночь, огни неоновых реклам.       Мирьям ничего не оставалось, как продолжить, вспоминая свою партию: Карнавал ночной, музыка звучит. Жизнь идёт, а город, город спит.       Припев они должны были петь вместе, но Вика замешкалась и вовсе забыла об этом, поэтому Мири, сама того не замечая, пела одна, полностью увлечённая так полюбившейся ей песней: Огнями радует ночной Бродвей, И не беда, что поздний час, О, джаз, о, джаз, Ночь, звёзды и джаз. Огнями радует ночной Бродвей, И не беда, что поздний час, О, джаз, о, джаз, Ночь, звёзды и джаз.       Мири затихла, ведь дальше должна была идти партия Вики, которая и не думала начинать петь. Вместо этого, рыжая просто шепнула девушке: «Пой сама, у меня горло болит». И Мирьям продолжила: День, как день, повсюду суета. Пев часов, а ночь уже близка. На Бродвее вновь музыка звучит. Жизнь идёт, а город, город спит. Огнями радует ночной Бродвей, И не беда, что поздний час, О, джаз, о, джаз, Ночь, звезды и джаз.       Толпа подвыпивших людей аплодировала и улюлюкала. Мири залпом выпила содержимое своего стаканчика и убежала в гардероб, где подхватила свой пуховик, чтобы выйти покурить. Это был фурор и фиаско в одном лице. С одной стороны, спела она хорошо, лучше, чем на концерте, а с другой, выглядело всё эгоистичненько, ведь девушка должна была замолчать по всем канонам приличия, когда её напарница не смогла петь, а в итоге, она не просто продолжила, она получила от этого удовольствие. Догадки сами пришли в голову кучерявой. Возможно она просто не может работать в команде, поэтому соло выходит хорошо, а в дуэте Мирьям поёт, как её пьяная бабуля на девятое мая, скажем так, не очень.       Мысли девушки прервал ощутимый хлопок по плечу. Это Лёша с неизменной ухмылкой вышел, позвать девушку обратно. — Мир, дай сигарету, а, — лёгким движением головы парень убрал прядь волос, упавшую на лоб, — не жмоться. — Ты ж не куришь, — девушка удивлённо приподняла брови, — или я чего-то не знаю. — Да, это я так, — Лёша отмахнулся, — чтоб разговор начать. Успокойся, не курю я, — Мири облегчённо вздохнула, с неё хватит потрясений на этот вечер. — Ты чего убежала-то? А? Так классно спела. Хватит тут курить, пошли, мы играть там начали.       В кои-то веки послушавшись парня, девушка выбросила недокуренную сигарету, и они вместе вернулись в зал, где кто-то уже расставлял людей в две шеренги. Культорг-Стас стоял напротив своей девушки, Алины, Настя с вальса — напротив Антона, Лиза — напротив Андрея, Рома — с Сашей, Валя — с Женей, почти все уже были разбиты на пары и только Аня стояла в сторонке. Лёшка подхватил блондинку под локоть и с криком: «Нехрен отлынивать!» — поволок в мою сторону. Так Мира с Аней оказались друг напротив друга. У всех в руках были стаканчики с выпивкой. У кого — мало, у кого — почти полный, но факт оставался фактом. Мире тоже вручили стаканчик, наполненный чем-то, похожим на вермут. Задиристый хореограф уже залез на стол и начал вещать: — Правила просты: все повторяют за мной, — Лёшка слез со стола и, прихватив с собой стаканчик водки, подошёл к одной из Насть. — Как старичок на гумфаке, я хочу быть над первокурсниками, — парень поднял стаканчик над Настиным, все повторили за ним, — под первокурсниками, — он опустил стаканчик под Настин, все, опять же повторили, — рядом с первокурсниками, — Лёша поставил стаканчики наравне, — и, — парень выдержал паузу… — в первокурсниках! — с этими словами парень вылил содержимое стаканчика в Настин. — А теперь ты должна это выпить, — Лёша ликовал. После того, как бедная танцовщица выпила алкогольную смесь из своего стаканчика, парень продолжил, — помните, повторяем! — и поцеловал её.       Сказать, что все удивились — не сказать ничего. Первым Лёшин финт повторил первокурсник Антон, за ним парочка Вали и Жени, и все остальные. Мирьям уже хотела отойти в сторонку, как блондинка вылила содержимое своего стаканчика в её с такой хитрой ухмылкой, что отказать было невозможно. Выпив свой «коктейль», Мири подумала о том, что её сейчас вывернет наизнанку. Видимо, Аня вылила ром в её вермут. Адская смесь. Тем более, что за весь день кучерявая не съела ровно ничего. Ей оставалось только гадать, поцелует ли её Аня или нет. Впрочем, гадать не пришлось. Поцеловала. Даже не так, припечатала к ближайшей стенке и накрыла губы своими. Внутри всё перевернулось, то ли от выпитого коктейля, то ли от горячих мягких Аниных губ, или от ощущения изящных рук, прижимающих тело к стене…       Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. Мири буквально сползла по стенке, а блондинка, как ни в чём не бывало отправилась что-то обсуждать с другими празднующими.       Казалось, что за всей кутерьмой никто и не заметил такого зрелища. Ключевое слово — «казалось». Валя заметила. Правда в голове у кучерявой так и не смогло сложиться, как подруга успела заметить тот поцелуй, учитывая, что та сама еле оторвалась от своего рыжего украинца. — Что. Это. Сейчас. Было? — удивлению девушки не было предела. — Ты ей что-то подсыпала, что ли? — Валь, она сама…ну…это…того… — Мири не могла нормально описать произошедшее. — Короче, я тут ни при чём! — Да ты гонишь! — Валя шутливо толкнула девушку ладонью. — Ты точно Мерлину заплатила или спёрла палочку Гарри Поттера. Иначе я это объяснить не могу. Шепелева не так пьяна, чтоб ориентацию менять, — девушка нервно хихикнула, — у тебя сегодня двойной праздник, красотка: победа на Битве и поцелуй с Шепелевой. Поделитесь секретом, мадам, — Валя приставила стаканчик ко рту, имитируя микрофон. — Иди ты, — Мири смутилась, — я и не думала, что она когда-нибудь обратит на меня внимание. — Мира, радуйся! У тебя ж мечта сбылась! — девушка сжала плечи Мирьям своими руками. — Да, тише ты, Валь! Не дай бог, кто услышит, — Валя наклонила голову по-птичьи, чуть-чуть нахмурившись. — Ты чего боишься-то? Все и так знают, что ты лесбиянка. — Лесбиянка, а не чокнутая, — кучерявая скрестила руки на груди, закрываясь, — все знают, что только свихнувшиеся или слишком самоуверенные подкатывают к Королеве, она же всех отшивает. О её личной жизни разве что легенды ходят, про сына олигарха или про препода с кафедры зоотехнии. Валь, это провальный вариант, — на этих словах Мирьям осеклась, присмотревшись к лицу подруги, — она что, за мной стоит, да? — Валя кивнула. — Капец. — Легенды, говоришь? — Аня протянула девушке стаканчик с алкоголем. — Пей и пойдём, — девушка недобро сверкнула глазами. — Там яд, да? — Мира нервно передернула плечами. — Пей, — настаивала Шепелева, — не трясись так, Вильдерман, там всего лишь водка с соком. Без яда, — Аня подошла ближе. — Давай уже, я курить хочу. — Т-ты ж не куришь, — недоверчиво девушка всё-таки взяла стаканчик и осушила его одним глотком. — Курю, когда выпью, — равнодушно заметила Шепелева.

***

      Забрав пальто и малиновый Мирин пуховик, девушки вышли на улицу. Кучерявая достала красную пачку с фотографией испорченных болезнью зубов (достаточно отталкивающую, скажу я вам), извлекла из неё две сигареты и протянула одну блондинке. Не то, чтобы Мире хотелось сейчас пожинать плоды своей пьяной честности, скорее, у неё просто не было выбора сейчас.       Затянувшись один раз Аня закашлялась, возмущаясь на выдохе: — Что ты куришь, напомни, — очередной приступ кашля накрыл блондинку так, что та согнулась пополам. — Дерьмо за сорок рублей, — Мири смутилась, — если интересно название — ЛФ: Лайт Файт. — Знаешь, Мир, — Аня вытерла рукавом рот, — мне и первой части фразы хватило. Где ты откопала эту гадость? — На Петрашке, — девушка осеклась, — в ларьке на Петровско Разумовской. — Понятно, — поднятые брови говорили больше самой Ани, и, уже обращаясь к Стасу, девушка продолжила, — дай что-нибудь нормальное, а, — Стас протянул ей палочку ментолового Кента, прерывая разговор с Алиной. Забыв, видимо, надеть куртку, на улицу вывалился пьяный Лёшка. — Стасямба, — обратился он к культоргу, — там Андрюха уже профком громит, утихомирь его, а? — что-то во взгляде хореографа дало Мире понять, что врёт парень и не краснеет, но она, как всегда, тактично промолчала. Алина, за неимением другого выхода, присоединилась к оставшейся небольшой компании. Хореограф и не думал замолкать. — Вот смотрю я на вас, девчонки, и вижу: стоит, значит, отличная певица, — Лёша указал на Мири, — замечательная танцовщица, — рука устремилась в сторону Ани, — и Алина, — Мири нервно хихикнула. — Я это к чему, Алин, пошли со мной, дай этим двоим покурить и протрезветь, — с этими словами парень подхватил Алину под локоток и повёл в сторону профкома. — На что это он там намякивал? — задала риторический вопрос скептически настроенная Мирьям. Ане, впрочем, было наплевать, что вопрос был риторическим, она всё равно ответила. — У тебя все вещи при себе, да? — девушка начала издалека. Мири согласно кивнула. — Как насчёт уйти по-английски? — Что-что, прости? — удивлению Миры не было предела. Блондинка поняла растерянность девушки и, закатив глаза, попыталась разъяснить в меру своих почти пьяных возможностей. — К тебе или ко мне? — или нет… — У меня — бардак, так что… — Мирьям смутилась в который раз за вечер. — У меня — тоже, и что мы с этим будем делать? — казалось, блондинка совсем не хотела облегчить ситуацию. — Подожди, проверю, не вывалились ли ключи, — до кучерявой, наконец, дошло, к чему ведёт Аннушка. И Мира была не настолько пьяна, чтобы упустить единственную в жизни возможность, получить желаемое.       Ключи, как ни странно, оказались на месте, в левом кармане пуховика, помятый пропуск в общагу — там же. Денег девушка с собой благоразумно не брала, да и телефон лежал дома на зарядке, так что забывать больше было нечего. Общежитие, где жили обе девушки находилось в трёх минутах ходьбы от места проведения вечеринки. На честно «одолженных» в Пятёрочке тележках уже катались по снегу пьяные студенты, выкрикивая строки из песни Мэган Трейнор, где сфальшивить довольно-таки сложно. Хотя, Рома очень старался…       «Ночная Москва так красива,» — единственная мысль, которая успела пронестись в голове у Миры, пока девушки шли до общаги. Мимо них неслись тележки с визжащими первокурсницами, кто-то уже прогревал машину рядом, чтобы отвезти друзей в клуб, жизнь кипела. Девушки не обмолвились и словом за короткое время пути. На проходной вахтёрша одарила их понимающим взглядом, в духе: «Эх, молодёжь, и мы были такими когда-то,» — пропустив безоговорочно. Лифт долго не хотел спускаться, но в итоге сменил гнев на милость. — Так, всё-таки, к тебе или ко мне, — уже в лифте поинтересовалась Аня. — Жми на тринадцатый, — Мира решила, что лучше уж родной бардак выдаст её с потрохами, чем смущаться в чужих стенах.       На этаже общей была только кухня, всё остальное было личным. В каждой комнате — личная ванная, личный, простите, туалет и т.д. Плиты выключались автоматически в одиннадцать вечера, так что готовить ночью было проблематично. Чай тоже не попьёшь, электрочайники и плитки были строго запрещены, старая проводка горела, как минимум, раз в неделю. Однако, люди, как тараканы, ко всему быстро привыкают.       Мирьям жила в самом конце коридора, возле запасного выхода, откуда круглогодично сифонило, как из морозильной камеры. Отопление тоже было неважным. Зимой было особенно тяжко с этим делом. Однако, выживают же как-то. На Анином, шестом, этаже с отоплением (да и со всем остальным) дела обстояли получше, так как этот этаж причислялся к гостинице при общежитии, но тем не менее…       Едва кучерявая открыла дверь комнаты, как изрядно подвыпившая блондинка, обняв девушку сзади, провела носом по шее (что было достаточно сложно, ведь Мира не отличалась высоким ростом, в отличии от Ани), прижавшись всем телом так, что Мири едва успела прошептать: «Дай, я хоть дверь закрою».       Дверь закрыта. Лихорадочно сброшенные пальто, пуховик и сапоги в разнобой валяются по прихожей. Аня прижимает кучерявую певицу к зеркалу «в полный рост», в Анин полный модельный рост. Милашку Мири едва можно было назвать «полторашкой», в её неполные двадцать два года вырасти ей так и не удалось.       Теперь спешить было некуда. Блондинка долго водила губами по полноватой Мириной шее, вдыхая запах яблочных духов, пролитого на рубаху алкоголя и чего-то ещё, едва уловимого, но такого приятного, что идентифицировать крайне сложно, но слово прямо вертится на языке…никак не вспомнить. Пальцами, своими маленькими ладонями Мирьям изучала тонкую спину танцовщицы, закалённую ежедневными тренировками в студенческие времена. Сейчас, конечно, у Ани мало времени на тренировки, но три раза в неделю для неё — святое. Красный атлас уже поблескивал на старом выжженном паркете, ремень тихо звякнул металлической пряжкой о стол, чёрная водолазка свисала с батареи, рукавом подметая пол, а трикотажная юбка вместе с кожаными штанами были отброшены в никуда.       Язык Миры уже во всю изучал Анино тело, начиная со рта и заканчивая кончиками пальцев. Поцелуи, отдающие спиртом, дешёвой помадой и плохими сигаретами, казались манной небесной, а частые касания сильных, требовательных рук блондинки были лекарством от одиночества. — Подожди, — когда Анина рука потянулась к Мириным трусикам, девушка остановилась, — мне в душ надо, — смущение снова вернулось к своей верной подруге, Мире. — Всё-таки, целый день и…       Аннушка отреагировала лучшим образом, просто потянув кучерявую в комнату, на двери которой салатовыми буквами было выведено слово «Ванная». Мири вывернула кран с горячей водой на максимум, чуть-чуть подкрутив второй и добившись нужного эффекта, опустила пробку на дно. Долго раздеваться не пришлось: скинуть бельё, да и всё, но смущение не хотело покидать Миру. Это не укрылось от блондинки. — Мира, — Аня приобняла девушку, второй рукой немного приподняв подбородок, — ты что, стесняешься меня? — певица покачала головой, отрицая. — Тогда что? Я вижу, ты какая-то скованная, — Аня по-птичьи склонила голову набок. — Я себя стесняюсь, — взгляд девушки приобрёл грустный оттенок, — я, знаешь ли, не обладаю модельными параметрами, как некоторые… — блондинка усмехнулась. — Ну, хочешь я повязку на глаза натяну! Это же идиотизм, — Аня прижала девушку ближе, — твоё джазовое платье скрывает не больше, чем бельё, которое на тебе сейчас. Я уже всё увидела, что не должна была, — улыбка блондинки ширилась с каждым словом, — ты мне нравишься, дурочка. Посмотри на меня, — кучерявая подняла голову, чтоб утонуть в уверенном взгляде серых глаз протрезвевшей блондинки. — Я хочу тебя.       Мира, будто с цепи сорвалась. Всё слилось в единый калейдоскоп: губы, руки, языки… Бельё полетело в сторону раковины, два бледных тела прижимались друг к другу под струями горячей воды. Почти чёрные кучерявые волосы намокли, лезли в глаза, в рот, пришлось их намотать на Анин кулак и потянуть вниз, дабы не мешались. Округлые Мирины формы были жёстко прижаты к холодному зелёному кафелю, а ноги раздвинуты острым коленом блондинки. Тонкие пальцы приносили боль, оттягивая голову сильнее, и наслаждение, хозяйничая внизу живота. Голливудская улыбка терзала полноватую шею укусами-поцелуями. Утром вся область от подбородка и до груди превратится в один сплошной синяк, но это будет утром…       А пока, кулак разжимается, оставляя волосы в покое, кисть, хозяйничавшая между ног, поднимается, чтобы уделить внимание талии, рёбрам, груди… Аня опускается на колени, не разрывая зрительного контакта, прижимается ртом туда, где пару секунд назад хозяйничали пальцы.       Мира скребла короткими ногтями по кафелю, стараясь хоть за что-то уцепиться, чтоб не упасть. Колени нещадно подкашивались. Перед глазами всё плыло. Нельзя было ни на чём сконцентрироваться, кроме этих божественных губ, языка, пальцев, не останавливающихся ни на минуту. Тонкие пальцы, сжимающие, поглаживающие, надавливающие, врывающиеся, кружащий язык и этот взгляд почти не моргающий серых глаз… Да, именно этот взгляд, полный желания, и стал последней каплей. Сжав кисти в кулаки, Мирьям выгнулась дугой. Её лицо застыло в гримасе немого крика, кажется, девушка даже забыла, как дышать, на мгновение.       Когда спазмы стихли, Мири не смогла больше держаться на ногах, если бы сильные Анины руки её не подхватили, девушка бы попросту свалилась в воду. Аня заботливо закрыла краны (иначе бы эти двое затопили соседей, ведь ванна была полна воды) и опустилась рядом с уставшей брюнеткой. Колени блондинки горели огнем, завтра красные пятна станут синяками, но это будет завтра.       А сегодня Мира прижимается к ней, как бездомный щенок к прохожему, проявившему хоть каплю доброты. Сегодня довольная Мира тянется к ней за поцелуем, и в поцелуе этом столько отчаяния, столько пережитой боли, столько радости и надежды…       Чуть погодя, они вылезают из ванны, Мирьям укутывает Аню в лазурное плюшевое полотенце, они лежат в кровати, часами болтая о прошлом, о настоящем, о возможно совместном будущем. Мири целует ямочку на Анином подбородке, жилку на шее, ложбинку груди, сгиб локтя, кубики пресса, красные следы на коленях и темную дорожку волос на лобке. — И давно ты красишься, — смеётся Мирьям куда-то в Анино бедро. — Лет с пятнадцати, — отвечает блондинка, пряча улыбку в сгибе локтя.       Мира жалеет, что нельзя запечатлеть происходящее на видео или хотя бы на фото, ведь память — такая склерозная бабка, всегда что-нибудь напутает, переврёт, а хочется запомнить всё именно таким. Таким нежным. Таким родным. Пусть не надолго родным, не навечно, но…       Губы скользят привычно по внутренней стороне бедра, язык кружит по доверенной ему территории, пальцы чуть сжимают ягодицы, впиваясь короткими ногтями. Крепкое тонкое тело дрожит, извивается, как уж на раскалённой сковородке. Частое неровное дыхание, грудные стоны ласкают Мирины уши, самолюбие, душу. Что-то зацепило её в этой самодовольной перфекционистке с самого первого дня их знакомства. Кажется, тогда Аня раскритиковала Мирин голос, дикцию, одежду, походку, жестикуляцию, Боже, Аня раскритиковала Миру от и до. При чём, не самой цензурной лексикой. Кажется, тогда Мирьям хотела Аню ударить. Когда же из этой конструкции слово «ударить» успело выпасть? Репетиции так с пятой Мира уже раздевала Аннушку взглядом. Теперь раздевать блондинку смысла нет, а вот довести до пика…       Пшеничные волосы разметались по клетчатой подушке, тонкие пальцы вплелись во влажные чёрные волосы стальной хваткой, тела плясали в только им понятном танце. Грудные стоны стали выше, почти срываясь на визг, и вот, изломив пальцы, прижимая голову Миры ближе, Анино тело содрогнулось и обмякло.       Мирьям, покрывая лёгкими поцелуями тело блондинки, чуть выпрямилась, чтобы обнять удовлетворённую девушку. В этот момент всё встало на свои места. Не будет общего будущего. Не будет ничего. Просто пьяный вечер, пьяная ночь, пьяные люди. Ошибка. Аня запала в душу Мире, но не наоборот. Завтра блондинка протрезвеет. Завтра начнутся объяснения. Завтра они разбегутся и встретятся только через пол года, на следующем концерте. Но всё это будет завтра, а сегодня пора спать. Мои седьмые грабли, как Кёйко Танабе: Снега тают в охре осенней листвы; Я воображаю, что ты со мной рядом, когда бы, Когда бы была б рядом ты?! Под шапкою скроем мечты и сомненья, И что-то, сродни твоим пряным духам, Что гложет моё сердцебиенье — И нет пути выхода честным словам. Есть боль, что скрывать больше сил не хватает, В глазах — отраженье ночных обид. Ты знаешь, есть люди, о ком не мечтают, А есть те, кто ночью спокойно спит. Скажи, каково это спать преспокойно, Когда о тебе кто-то пишет стихи?! Мне больно, пойми же! Ох, как же мне больно… А строки от этого так плохи, Что, Боже, не видеть бы их в итоге… Внутри всё сжимается, противоречит. Легко ж атеисту срываться на Боге, Поняв, что он сам себя не излечит… Не суть, скоротечно всё, всё мгновенно, И время мне — лучший, вернейший друг. А ты… Ты уйдёшь от меня, несомненно. Уйдёшь, как ушли все, кто были вокруг.