Heartless

Дождь нервно капал за окном, монотонно стуча по шиферу, слетая своими маленькими мокрыми осколками на землю, пропитывая почву и освежая растения. Третий час ночи печалил своей обыденностью. Ямка в асфальте наполнялась водой, как, впрочем, и вчера. И позавчера. И месяц назад. Хоть мисс Перегрин со своими детьми прилетела сюда недавно, ей уже порядком надоела вся эта рутина. Малышам, кажется, было все равно, где играть и веселиться. Бронвин с Клэр каждый день наслаждались солнышком, да так, что кудряшки обеих местами посветлели. Гораций с Миллардом пытались изобрести средство для проекции внешности второго, близнецы изучали новые акробатические этюды, найдя это очень занимательным, а Фиона выращивала те виды растений, которые произрастали вблизи их дома. Эмма не могла оторваться от своего Джейкоба, чем сильно раздражала вечно чем-то недовольного Еноха. Оливия окончательно потеряла связь с ним и предпочла отдать себя науке, пытаясь применить свои способности везде, где только можно. И лишь Алма не могла вернуться в привычное состояние. Её по-прежнему беспокоило что-то, а ещё и боль о Викторе, оставшемся там, в разрушенном войной доме, билась в сердце печальной птицей. Ей пришлось сменить свои черные наряды на что-то более адаптированное, и траур стал отступать. Она прикрыла глаза, в который раз пытаясь заснуть. Это была четвёртая попытка за ночь. Видимо, бессонница — новая подруга мисс Перегрин, и, судя по всему, единственная на ближайшую декаду. Раздались шаги по лестнице, усталые и немного сбитые, было слышно по звуку, отдающему от лестницы. Алма напряглась и присела на постели. В дверь постучали. Имбрина выдохнула и тихо сказала: «Входите». Таким же ночным блудником оказался Енох. Он зашёл в комнату, дошёл до самого бортика постели, мрачным взглядом оглядел мисс Перегрин и без приглашения сел на край её кровати.  — Я буду спать у Вас. — Воскликнул он и продолжил рассматривать директора. Только она хотела что-то ответить, Енох продолжил. — И я не принимаю возражений. Ну, Вы, конечно, можете пойти и успокоить этих двух голубков, которые сидят в соседней комнате и действуют мне на нервы своими игрищами, но они и Вас не послушают! — парень провёл рукой по кудрявым волосам и надул ноздри.  — Я бы сказала, что все поняла, но врать я не люблю, и ты это знаешь. — Мисс Перегрин вскинула бровь и, взяв привычную трубку, втянула в себя немного. — Но, я так понимаю, ты хочешь спать здесь? Спи. Мне, видимо, такого счастья в эту ночь не видать. — Женщина встала с постели и пошла к трюмо. ОʼКоннер смог рассмотреть её ночной облик: распущенные черные волосы ниже плеч, ночнушка, удивительно откровенная для неё, и… И больше ничего. Молодой человек потряс головой, решив, что у него галлюцинации или проблемы со зрением. Но нет. Проблем не было. Енох прошёлся взглядом по тонким ногам и выдохнул ещё раз, чувствуя, как сильно растёт напряжение под его пижамными штанами. — Ты можешь лечь, Енох. — сказала Алма, подойдя к нему и потрепав по кудрям.  — Правда? — спросил он, глядя на её грудь, на соски, выбивающиеся бугром на тонкой ткани. В ответ кивок. — Спасибо. — ОʼКоннер улыбнулся и внезапно схватил её за бёдра, оставляя в очень шатком положении, — Только вот один я спать не буду. — и упал на кровать, утягивая её за собой. Женщина не успела опомниться, как оказалась под ним, и стала отбиваться, хлопая глазами и хватая воздух от неожиданности.  — Енох, не надо! Енох! — она пихала его руками в грудь, ошеломлённо глядя на воспитанника. — Пусти, ты с ума сошёл! — Алма не ожидала такой прыткости и не понимала порывов юноши. Раньше он никогда не проявлял ни знаков внимания, ни, тем более, возбуждения к её персоне. — Енох ОʼКоннер, отпусти меня немедленно!  — Нет. — просто сказал молодой человек. Его рука тёплой волной пронеслась по животу мисс Перегрин, поднимаясь вверх и переходя на спину. Щелчок, и застежка ночнушки была расстегнута, а потом она сама откинута на несчастное трюмо. Парень улыбнулся, оглядывая полностью открытое тело Алмы. Он вернулся к вполне умелой игре с её телом и принялся изучать миллиметры бледной кожи на груди Птицы. Два пальца правой руки на правый сосок, губы — на левый. И даже её тихие мольбы не остановят его шалостей. Резкое движение, и он вновь нависает над ней. Широкая ладонь идёт вниз к лобку, затем ниже. Влажно. ЛеФэй запрокидывает голову назад и закусывает пухлую губу, хватая Еноха за руку и наконец-то отвечая взаимностью. Намёк понят. Парень стягивает свои штаны, проводя ладонью меж её ног и раздвигая их. Он замирает и внимательно изучает возбужденное женское тело.  — Птица, ты такая красивая. Очень. — его губа дернулась, и их взгляды встретились. Дикое возбуждение. Женщина обвила ногами его тело, сжимая простыню тонкими пальцами. Енох вновь выдохнул и осторожно проник своей горячей плотью в её пылающий вулкан, давая себе и Алме привыкнуть к ощущениям. Тепло. Юноша ощутил, как крепко стенки влагалища сжали его член. Вперёд-назад. Пару раз. И ещё насколько. Стоны в качестве благодарности за ювелирную работу. Только вот они могут разбудить кого-нибудь. А им не нужны свидетели. Парочка ловких движений, и её рот заткнут так удачно лежащими рядом трусиками, видимо, снятыми ещё до появления Еноха. А руки привязаны к изголовью дубовой кровати фирмы Hasena пояском от ночнушки. Парень возвращает концентрацию на самое важное и продолжает свои движения внутри изгибающейся под его же телом Алмы. Первый оргазм накрывает их с головой, и женщина съеживается, покрываясь гусиной кожей от наслаждения. Енох прицелился и ради забавы шлепнул ЛеФэйн по округлой заднице. Тихий из-за кляпа во рту вскрик, и вот она уже стоит на коленях, старательно выгибая спину и дрожа от проникающей в её филейную часть плоти. ОʼКоннер не оставляет ей шанса на спасение и, взяв за волосы, тянет на себя. Её голова опускается, и слышится тихий вой. Движение. Всхлип. Движение. Всхлип. Движение. Стон. Енох улыбается и мысленно благодарит подсознание за то, что оно не реагировало на её слезливые мольбы. Ещё движение, и он взрывается в ней, отпуская волосы и одаряя нежным поцелуем каждую родинку на спине. Отвязывает руки, вытаскивает кляп и прижимает точеное тело директрисы к себе.  — Птица, ты великолепна. — Алма утыкается ему в грудь, тихо улыбаясь.

— С каких пор ты стал таким бессердечным? — спросила она, беря трубку в рот и поднимая взгляд на молодого человека, стоящего у её кровати. — С тех пор, как начал управлять чужими. — Енох усмехнулся, беря её за щиколотку и рывком притягивая к себе.