***
Для молодой целительницы та ночь стала самой страшной в её жизни. Сбывались худшие из её прогнозов: адская боль и удушье буквально убивали юношу на её глазах. Когда кровь пошла горлом, Гвэлдис казалось, что случилось самое страшное. Она держала Торина на руках, буквально заставляя смотреть ей в глаза и продолжать дышать. Вытирала кровь, поила несчастного водой, чтобы сдержать опасный кашель. Истратив в борьбе за жизнь свои последние силы, бедный гном замер на её груди. Несколько секунд казалось, что он больше не дышит. Глаза закрылись, ресницы и губы не шевелились. Её собственное сердце словно остановилось в тот миг, а к груди подступил ком. Первая несдержанная слеза уже потекла по щеке, когда Гвэлдис ощутила слабые толчки в груди раненого. Дёрнувшись и застонав, он ближе прижался к ней. Но теперь это был не обморок. Это был сон. Сильное обезболивающее подействовало, а дыхание стало ровным, без хрипов. Её шея ощущала тёплые приливы воздуха, грудь юноши тихо вздымалась под её рукой. Слёзы горя обратились в те, что проливаются в знак надежды и радости. Она так и просидела до утра, не смея шелохнуться. Подняться и оставить своего подопечного Гвэлдис вынудили грубые удары в дверь покоев принцессы. На пороге стояли несколько дружинников, которым выпало сегодня нести свою вахту. Возглавлял их Даин Железностоп. — Что вы здесь делаете? Что вам угодно? Это покои сестры короля… — Я знаю, чьи это покои. И желаю забрать отсюда преступника, покусившегося на жизнь наследника трона и моего сына! До свершения суда над ним он должен быть заточён, а не скрываться у своей матери. — Но вы не можете! — Я могу! — Гвэлдис пыталась преградить им дорогу. Наверное, это выглядело смешно: хрупкая дева супротив могучего лорда и подчинённых ему стражников. Её просто отстранили рукой, и в тот миг она увидела Фили. Он сам вышел навстречу «гостям» и протянул руки, предлагая заковать его в кандалы. Кили следовал за братом, пытался его удержать, требовал позвать Дис и Торина. Но всё было безрезультатно. Железные браслеты уже сомкнулись на запястьях королевского племянника, когда Гвэлдис вновь встала между Фили и Даином, выдохнула и твёрдо заявила: — Лорд Даин Железностоп! Я прошу вас освободить этого юношу в благодарность за мою работу! Этой ночью вашему сыну стало намного лучше. Дыхание восстановилось, а значит теперь его жизнь вне опасности. Он ещё не скоро встанет на ноги, но страшное позади. Это знак и доказательство того, что вина его противника не столь тяжкая, чтобы заточать его в тюрьму. А я, как целитель, прошу не так много за то, что вам безмерно дорого. Все присутствующие переглянулись. Влажные уставшие глаза белокурой гномочки встретились с глазами Фили. Лишь секунда, но и за это скоротечное время они сказали друг другу больше, чем можно сказать за целую ночь. — Это правда? Я должен увидеть его. — Конечно, вы можете его увидеть. Только придётся оставить доспехи и вести себя очень тихо. Торину нужен сон и покой. Но сначала исполните мою просьбу, разомкните замок на этих наручниках! Даин кивнул своим стражникам, снял с себя оружие и вошёл в комнату сына. Кили обнимал брата и без конца что-то говорил ему. Фили оставался спокоен, лишь глядел украдкой на девушку. Стражники стояли на месте, как вкопанные, но двое влюблённых решились, наконец, сделать шаг навстречу друг другу, когда дверь вновь отворилась. Дис и её венценосный брат оглядели присутствующих. — Что здесь происходит? — Ничего особенного, мой король. Лорд Даин пришёл лично, чтобы проводить меня в тюрьму, где мне и положено находиться. Но леди Гвэлдис убедила его не делать этого прекрасной новостью о том, что Торин Камнешлем будет жить. Она спасла его. А значит, и мне теперь закон велит принять всего лишь изгнание. Своей жизнью я тоже обязан этой девушке, и буду чтить её до последнего вздоха. Брат и сестра вздохнули с облегчением. Дис бросилась на шею сына, дав волю рыданиям. Торин тяжело опёрся рукой о дверной косяк. — Не будет никакого изгнания. Мы всё решили, мы созовём тинг, и там тебя оправдают. Или сделают изгнание временным. Я говорила со старейшинами, тебя поддержат, ведь это была дуэль. Всё будет хорошо, мой мальчик, скоро всё это забудется, и мы будем вместе. — Матушка, наказание должен понести каждый, кто его заслужил. Не нужно никакого тинга, я всё уже решил сам. Я должен уйти, и я уйду. Не отговаривайте меня, ибо это мой долг чести. Поклонившись матери, Фили вернулся в комнату и начал собирать свои вещи. Дис плакала и просила Торина остановить его. Решение сына стало для неё настоящим ударом, но внезапно, а может и закономерно за первым ударом последовал и второй. Кили встал в проёме двери, преграждая путь к брату, и произнёс очень спокойным и ровным голосом: — Я тоже всё решил. И меня тоже не нужно ни в чём уговаривать. Если мой брат уходит из Эребора и отправляется в изгнание, значит, я иду вместе с ним!Глава 34. Буква закона
14 марта 2020 г. в 22:54
Примечания:
По просьбам и чтобы снять тревожное напряжение, созданное окончанием прошлой главы, меняю местами преканон и постканон. Эта глава - продолжение истории Фили, Гвэлдис и Торина Камнешлема. Следующие две тогда будут о жизни в Синих горах и не только.
Вороны — древние друзья кхазад, и даже в редкие часы, когда стражи нет на посту, Эребор не остаётся без охраны. Именно чёрные птицы, живущие на склонах Одинокой горы да по соседству на возвышении, названном в их же честь, принесли страшную весть в покои временной правительницы. Ещё до рассвета Дис, ведомая своими осведомителями, оказалась на месте поединка. Юная гостья следовала за ней. Бросившись к сыну, принцесса быстро поняла, что он жив, хоть и весь окровавлен. Глаза двух женщин в ужасе остановились на теле Торина-младшего, лежащего без движения и не подающего признаков жизни. Рука юноши зажимала страшную рану на груди, лицо было мертвенно бледным.
— О, валар! Только не это! Только бы он был жив! Гвэлдис, прошу, скажи мне, что он жив! — лицо женщины побелело, в глазах отразился ужас, руки крепче прижали к груди раненого сына. Девушка, до смерти перепуганная и сразу понявшая, что несчастье случилось из-за неё, опустилась на колени перед Камнешлемом. Рука её осторожно сжала запястье гнома. Не услышав ударов сердца, она коснулась шеи юноши. Кожа почти не источала тепла, но к счастью чуткие пальцы нащупали слабое биение. Приподняв голову несчастного и укутав его в свой плащ, Гвэлдис сообщила:
— Он жив. Но жизнь в нём еле теплится.
— Мы должны спасти его. Требуй, что хочешь, у тебя будет любая помощь и снадобья! Если Торин умрёт…
Дис не смогла договорить фразу. И причиной тому был священный закон кхазад — никто не может поднять руки на наследника. Сделавший это должен быть изгнан из клана. За убийство же полагалась самая страшная кара — смертная казнь.
Вся древняя история семи королевств не знала такого случая. Гхал и его наследник столь же священны для своего народа, как и великие праотцы. Теперь же и жизнь Фили висела на том же волоске, что и жизнь его вчерашнего противника.
Помощь уже подоспела к ним. Раненых юношей разместили в покоях сестры короля, посланцы отправились в Дэйл за зельями, несколько девушек были приставлены к Гвэлдис с приказом выполнять любые её распоряжения. Молодая гномка не знала сурового закона, но теперь это словно придало ей сил и уверенности. Она сделала бы всё возможное и по долгу целителя, впрочем, единственной виноватой девушка считала себя. И этот парень сейчас умирал из-за неё. Сев рядом, она осторожно отвела в сторону его руку, перепачканную спёкшейся кровью, осмотрела рану, промыла и туго перевязала. Торин едва дышал, чтобы помочь получившим такое ранение, их укладывают на пострадавший бок, приподняв плечи и голову. Так легче дышать. Растерев замёрзшее тело и укутав несчастного, Гвэлдис занялась лёгкими ранами, постоянно проверяя, чтобы голова юноши не упала с подушек. Это было сейчас жизненно важно. Дис заглянула к ней, когда девушка ещё не завершила своих манипуляций.
— Как он? Скажи мне, что надежда есть! У нас всего несколько часов до того, как проснётся его отец. И мой брат тоже.
— Несколько часов ничего не решат. Он в глубоком обмороке и может пролежать без чувств долгие дни или даже недели. Но ему повезло упасть на свою рану и хорошо зажать её. Иначе он истёк бы кровью ещё до нашего появления. Или умер бы от притока воздуха в раненое лёгкое. Надежда есть всегда и у всех. Но говорить о чём-то с уверенностью я смогу лишь тогда, когда Торин придёт в себя. Очень многое будет зависеть от первых нескольких суток.
Дис с грустью вгляделась в лицо юноши, поправила перину, нежно провела рукой по его щеке.
— Глупые мальчишки! Что же вы наделали? Только не умирай!
— Я буду с ним неотлучно. Его нельзя оставлять. И лучше всё время с ним разговаривать. Иногда это помогает быстрее привести в чувства, не дать уйти.
— Да, конечно. Когда привезут твои снадобья, я дам тебе знать.
Гвэлдис подняла голову и встретилась взглядом с собеседницей.
— Миледи, скажите, как Фили? Раны очень серьёзные? Ему очень больно?
— С Фили я разберусь сама, твоя матушка и меня кое-чему научила. Спаси Торина! И помни, что от этого теперь зависят жизни обоих.
Стоит ли говорить о том, что настроение у всей Эреборской дружины в тот день было мрачнее некуда, и узбады — не исключение? Мало кто из мужчин осмелился бы тревожить правителей в такой час. Между тем, именно женщине предстояло самое трудное. Сообщить братьям о случившемся должна была Дис — халефь Эребора. Выходило так, что несчастье случилось в часы её мимолётного правления, но оттого груз ответственности не становился легче. Её, вошедшую в пиршественный зал, представлявший отнюдь не милое зрелище, многие приняли за видение. Ибо не женское это дело и просто дурной тон. Однако выхода у неё не было.
Сперва оба узбада просто вникали в суть её слов, не верили, не понимали. А после огромный дубовый стол со всеми чарками, блюдами и кусками мяса был перевёрнут руками Даина. Страшные ругательства сорвались с уст лорда Железных холмов, несколько стульев разлетелись в щепу, ударившись о стену. Чертог, без того ждущий доброй уборки, стал подобен месту, по которому прошёл ураган. Только лишь общие силы Торина, Двалина и одного рослого дружинника смогли удержать обезумевшего от горя отца.
— Где он? Говори, что с ним? И как это произошло?
— Даин, этим буйством ты ничего не добьёшься. Твой сын жив, и все мы молим Махала о его спасении. Фили ранен не столь опасно и скоро оправится.
— Как они могли? В чём причина? — Торин почти что рычал, разъярённый до предела и чудом сдерживающий себя от того, чтобы тоже не разнести пару столов и скамей.
— Они соблюдали древний обычай. Были обнажены по пояс, без щитов и иной защиты. Так дерутся только из-за девушки.
— Из-за девушки? Той светловолосой бестии, вскружившей ему голову? Из-за неё мой сын теперь умирает? Да я сотру её в порошок!
Дис сделала шаг вперёд, не побоявшись коснуться плеча несчастного кузена и пронзительно посмотреть ему в глаза.
— Она ни при чём, Даин. Более того, стерев её в порошок, ты убьёшь этим Торина. Эта девушка — ученица лучших на свете целителей. И, возможно, что только она сможет помочь мальчику. Я не сумела бы сделать того, что Гвэлдис уже сделала для твоего сына.
— Где он? Пустите меня к нему!
— Остынь, ты можешь только навредить. Мы все должны сейчас ждать, надеяться и молиться.
— А где Фили?
— В моих покоях.
Торин был подобен чёрной туче, отпустил руку Даина, бросил Дис:
— Позаботься о нём! — и тяжёлым шагом отправился к выходу.
— Прошу, погоди! Дай ему хоть прийти в себя!
Просьба бедной матери так и повисла в воздухе, оставшись без ответа. Сомнений не было: Торин осознал, что произошло. Всем известен древний закон, и нарушение его считалось куда тяжелее, нежели поединок из-за девушки, пусть и в пиршественную ночь. Никто не смел остановить короля. Двери, ведущие в покои принцессы, с грохотом отворились, и грозный правитель Эребора предстал перед своим племянником. Фили встретил его так, словно только и ждал этого. Никто не слышал их разговора, но когда Торин вышел, на нём не было лица. Кулак с силой ударил в каменную стену, на костяшках руки показались кровавые ссадины, а на щёку упала и покатилась огромная горькая слеза. Грудь вздымалась от частых немых рыданий. Дис взяла его за руку, стёрла кровь платком, привлекла к себе.
— Нам нужно поговорить. Что он сказал тебе?
— Не сейчас, сестра. Не время. Мы можем лишь ждать, — в этот миг, воспользовавшись всеобщим оцепенением и замешательством, Кили тихонько прошмыгнул к брату.
Все они могли тогда только ждать — чуда, сотворённого Гвэлдис. В руках этой хрупкой девушки были в те дни не только жизни двух славных известных воинов, её собственное счастье, но, без преувеличения, судьба целого королевства. Но думала она лишь о долге целителя. А ещё о своей вине. Ведь если бы не она, оба юноши были бы сейчас живы и здоровы. Ещё вчера она так глупо боялась, что внимание и любовь молодых мужчин королевского рода погубят её. А вышло так, что погубленными оказались они сами. Торин не приходил в себя уже почти сутки. Сутки мучений для всех! Но почти ничего не изменилось, лишь руки раненого стали немного теплее. Дыхание оставалось очень слабым, чуть хрипящим. В лице не было ни кровинки. Если бы он только открыл глаза! Насколько она обрадовалась бы этому событию, хоть и знала: при таких ранениях возвращение в сознание повергает в бездну ужасной нестерпимой боли. В её арсенале знахарки было довольно редких сильнодействующих средств, но ведь бедный юноша мог просто не выдержать болевого шока. Он был слишком слаб для этого, почти обескровлен и едва справлялся с дыханием. А там, совсем рядом, всего за парой стен лежал Фили, которому тоже было больно и, наверное, очень одиноко. И тоже страшно за жизнь пусть соперника, но товарища. Ведь это его рука нанесла столь страшную рану. Но она не могла подойти к нему, не могла обнять, успокоить, напоить тёплым живительным зельем, что избавляет от боли и позволяет надолго уснуть.
На удивление, Гвэлдис не чувствовала никакой усталости, хотя не спала уже более суток и все свои силы отдавала еле живому юноше. Так этого требует целительское мастерство. Несчастье не сломило её, напротив. Именно сейчас девушке показалось, что она начала понимать истину, о которой много раз говорили и учитель, и матушка Райнэ: отдавая во благо, не теряешь, но приобретаешь сам. Её собственные силы словно не просто делились на двоих, но умножились и поддерживали теперь их обоих. Рука коснулась спутанных рыжих волос, склонившись, девушка коснулась губами щеки бедного гнома.
— Не уходи далеко. Твоё время ещё не пришло. Я знаю, ты не видишь сейчас дороги. Но ты можешь идти на мой голос. Просто следуй на зов, и я выведу тебя. Я верну тебя домой и обязательно помогу во всём! Возвращайся, Торин, сын Даина! Твой отец не выдержит, если сегодня ты не проснёшься. Так нужно. Так очень нужно для всех, а главное — для тебя самого.
Ладони чуть крепче сжали руку раненого. Глаза вглядывались в его лицо, уши вслушивались в его дыхание. Гвэлдис ловила каждый крохотный незаметный жест, каждый знак, который мог бы сказать ей об улучшении. За дверью уже слышались голоса и шаги, а значит, вскоре ей придётся держать ответ перед убитым несчастьем отцом, перед гхалом Эребора, а ещё — мысленно — перед Фили, которого могут казнить, если она не справится со своей задачей. Дверь в комнату скрипнула, когда Торин чуть шевельнул рукой, ресницы его колыхнулись, а с губ слетел тихий стон. Это был долгожданный добрый знак. Но ещё целых трое суток Торин-младший оставался без сознания.
Время остановилось в те дни для всех обитателей Эребора. Никто не находил себе места, скованный мыслями о том, что может случиться самое страшное. Не выдержав более, Дис сама пришла к брату и буквально потребовала выслушать её и принять решение касательно судьбы её старшего сына.
— Торин, ты не имеешь права более молчать! Сотни сородичей не могут ни есть, ни спать при мысли, что ты не простишь мальчиков. Ведь это не было покушением, это была дуэль. Исполни свой долг и объяви о том, что не будет никаких наказаний.
Подняв на сестру тяжёлый взгляд, Торин оглядел её, саркастически усмехнулся и поднялся с кресла.
— Ты хорошая мать, Дис. Но ты никудышный правитель, ибо способна думать лишь об одной стороне дела. Наказание ведь светит только твоему сыну.
— Фили — и твой сын тоже. Вспомни клятву, данную его отцу!
Из груди короля вырвался рык, глаза сверкнули страшным холодным светом, тяжёлый кулак с силой опустился на массивную столешницу.
— Я помню клятву, данную Ульви! И разве я не исполнял её долгие годы? Ты очень зря полагаешь, что мне сейчас легче, чем тебе. Но закон не делает исключений из правила, а я давал клятву безоговорочно соблюдать каждую букву законов нашего народа. Даин — мой соправитель, и если его сын умрёт, он вправе будет требовать, а я не в праве буду не исполнить своего долга!
— Он не умрёт! Не смей помышлять о таком! Гвэлдис спасёт мальчика, а значит и Фили тоже.
Упоминание имени виновницы всей трагедии заставило Торина помрачнеть ещё больше.
— Кем бы она ни была, она не волшебница. Даже те волшебники, которых я знал, не могли исцелять смертельные раны.
— Возможно, ты плохо помнишь даже свой собственный опыт! Ты мог погибнуть много раз, но тебя спасало не волшебство! Тебя спасали знания.
— Не говори мне об умениях Райнэ. Таких, как она, больше нет. Её любовь без всяких зелий заставляла забыть о ранах и жить дальше. Да что ты знаешь об этом?
— А то, что Гвэлдис обладает теми же умениями. Ты не знал о ней, а я знала. Райнэ удочерила её совсем маленькой и передала ей все свои секреты и навыки. Поэтому сейчас у нас есть надежда.
Торин замер на месте, а после медленно повернулся к Дис, словно вопрошая взглядом объясниться.
— Это твои фантазии или глупая шутка? У Райнэ никогда не было детей.
— Своих не было. Но она мечтала о ребёнке и сама ведь была приёмной дочерью. Гвэлдис хотели убить как первенца. Райнэ её спасла.
От неожиданности узбад Эребора даже присел на своё кресло. Рука коснулась лба, сердце забилось чаще.
— Но почему? Почему знаешь ты, а я впервые слышу о подобном? — взгляд его не отрывался от столешницы. — Почему она не сказала мне? Столько лет…
— Она боялась сказать тебе. Смертельно боялась, что ты не поверишь и обвинишь её в неверности. Твой характер всем известен, а ревность безумна.
Глаза Торина потускнели, губы дрожали. Он вновь поднялся, прошёлся по неприбранной полутёмной зале, где проводил всё своё время. Даже ритм его шагов выдавал охвативший его гнев.
— Нет! Не рассказывай мне небылиц, сестра! Райнэ не поступила бы так со мной! Не смей порочить её память! Эта девица просто задурила тебе голову, заставив поверить в свои сказки. И Фили тоже, и Торину. Её цель — войти в нашу семью, приблизиться к трону не тем, так другим способом.
— Торин, нет! Не говори таких слов! Девочка не виновата.
— Откуда тебе знать? Она тебе не дочь, так с чего ты столь рьяно защищаешь и её, и тех, кто нарушил наши законы из-за этого умопомрачения?
— Она дочь моей сестры и твоей супруги! И это не я, а ты обязан был признать её дочерью, стать ей отцом! А вместо того ты ввергаешь её во мрак своих нелепых подозрений. Её и родного племянника. Ты такой же, как твой отец, Торин! Когда-то ты сам готов был на всё ради главного в жизни. Ты шёл против воли отца и деда. И ты был на верном пути — тогда! Теперь же проживаешь их проклятье и в своей жизни. Уверена, Гвэлдис докажет свою правоту — делом! Она спасёт жизнь сына Железностопа, и тогда ты заговоришь по-другому.
— Пусть сперва спасёт. А теперь оставь меня. Я должен побыть один. Хватит с меня уже разговоров на сегодня.
— А Фили? Что будет с ним? Я не уйду отсюда, пока ты не пообещаешь, что смягчишь наказание. Он не заслужил этого!
— Ты знаешь закон. Иди и моли Махала о том, чтобы Камнешлем остался жив.
— Но есть же какой-то выход! Ты узбад Эребора, а значит и верховный судья. Твоё решение примут.
Дис почти что кричала, хватала Торина за руки, но все старания женщины разбивались о каменную скалу.
— Ты так и не поняла. Будущее королевства под угрозой. И не важно, из-за чего они начали драться. Даин — тоже узбад и судья. А значит ни он, ни я не можем судить сейчас. Торин — его родной сын, а я дал клятву быть отцом Фили. Нам не разрешить этот спор. Мы можем только поступить по закону.
Все надежды на разговор с братом рухнули. Они вновь, который раз в своей жизни, оказывались заложниками своего королевского происхождения, гарантом исполнения каждой буквы жестокого закона. В голове эхом отдавались слова:
«Даин — мой соправитель, и если его сын умрёт, он вправе будет требовать, а я не в праве буду не исполнить своего долга!»
— Ты говорил с Фили. Скажи хотя бы, что сам он ответил тебе. Я имею право знать.
К тому моменту Торин уже отошёл в дальний угол своего мрачного обиталища и замкнулся в собственных думах. Вновь услышав голос сестры, он обернулся, и ей даже в полумраке удалось различить слёзы, застывшие в его глазах. Слёзы бессилия, слёзы долга перед законом своего народа.
— Он ничего не сказал, кроме того, что признаёт свою вину и примет любое причитающееся ему наказание.
— Но ведь это не так! Фили не виноват в случившемся.
— Ты хотела услышать его слова. Я тебе их передал.
Первая битва была проиграна. Но нужно было сражаться дальше. Женщины не созданы для того, чтобы воевать, но если над их детьми нависает смертельная опасность, даже кошка способна превратиться в тигрицу. Дис не верила в то, что выхода нет. Его просто нужно было найти.
«Что бы сделала Райнэ? Переписала бы закон? Убедила бы Торина? Да просто спасла бы бедного юношу, а в благодарность потребовала бы от Железностопа признать невиновность Фили. Только я никогда не смогу этого. Что я могу?»
В голове лихорадочно вертелись разные мысли о том, как обойти букву закона или же привлечь на свою сторону особые полномочия. Но только Торин был прав: оба узбада являются верховными судьями для возглавляемых ими ветвей клана. И они не вправе судить тогда, когда речь идёт об их близких родственниках.
А кто вправе?
Полная войн и сражений история народа кхазад знала много случаев, когда гхал или узбад долгое время проводил в военных походах, был тяжело ранен или даже пленён. Кто тогда занимал его место и исполнял роль судьи? Разумеется, наследник. Но только взрослого юношу не унизят, отказав участвовать в военной кампании. А юнец не может вершить судьбы сородичей, потому как ещё не нажил опыта и авторитета. Гномы очень чтут свои законы, и суды в их общинах редки. Ещё реже возникает необходимость суда во время войны — каждый скорее умрёт, нежели нарушит законы сурового времени, чем обесчестит себя и свою семью. Но ведь не может быть так, что за века и даже тысячелетия не случалось ничего подобного их трагедии? Более века многие уроженцы клана Сигин-Тараг жили вообще без гхала. Но кто-то же брал на себя полномочия судьи? Существовал ведь некий порядок разрешения спорных вопросов!
Не размышляя более ни секунды, несчастная мать спустилась в конюшню, взяла одного из своих пони, оседлала его быстрее, чем сонный конюх вообще понял, в чём дело, и велела стражникам выпустить её. Те пытались протестовать, но в ответ им прозвучало уверенное и гордое:
— Я сестра короля!
Створка врат распахнулась, и лошадка понесла всадницу в направлении деревни, раскинувшейся в предгорье и приютившей жителей, что ещё не успели обустроиться в недрах Одинокой горы. Стучась в один дом за другим, она просила мудрых старцев поселения откликнуться на её зов и внять её вопросам. Появление принцессы в таком месте и в такое время было делом из ряда вон выходящим. Но только весть о постигшей семью короля трагедии уже облетела все уголки Эребора. Один за другим жители выходили под сияние ночных звёзд, на устлавший землю белый снег, на морозный воздух. Кутались, разводили костры, и каждый считал своим долгам услышать обращение принцессы. Несколько седовласых старцев окружили Дис, заняв почётное место. Говорить долго женщине не пришлось. Один из старейшин общины жестом остановил её и огласил свой совет:
— Всем нам понятно и близко твоё горе. Но выход у тебя есть. Созови тинг, дочь Трайна! Призови тринадцать старейших жителей клана судить поступок твоего сына и королевского наследника. Если один закон не может быть нарушен, то не может быть нарушен и другой. Ты вправе требовать этого, а гхал не может тебе отказать. Ни родство, ни богатство на тинге не играют роли. Лишь мудрость и опыт наших отцов, почитать которых короли и узбады обязаны наравне со всеми.
Несколько старцев поддержали говорившего. Все они помнили о тингах ещё из рассказов своих отцов, но такой закон был. В затуманенном сознании всплывали услышанные ещё в детстве древние саги, которые Дис считала просто легендами. Теперь же эти легенды могли стать спасением для её возлюбленного Фили.
— Мы поможем тебе и дадим клич. Твоего сына знают, как отважного воина. И если то был честный поединок, парень должен быть полностью оправдан. Старейшины кхазад откликнутся на твой зов, и решение их будет справедливым.
— Нам нужно отправить посланцев в Железные холмы. Их старцы также должны участвовать.
— Да. Иначе Даин оспорит законность тинга.
Обняв каждого, поцеловав морщинистые руки и седые кудри своих спасителей, принцесса возвратилась в Эребор. Лучи рассвета ещё только появились на горизонте, когда бледная, уставшая, но обретшая, наконец, надежду женщина открыла дверь королевской приёмной и предстала перед братом. Торин, как и она сама, не спал уже долгое время и, казалось, не удивился посетительнице.
— Что опять? Новости о моём наследнике?
— Нет.
— Тогда уходи. Мы всё с тобой обсудили.
— Не всё, Торин. Решение есть. Я требую созыва тинга. И пусть мудрейшие из старейших решат судьбу моего сына!