Глава 49. Белый парусник
14 октября 2020 г. в 05:45
Первое путешествие по морю стало одним из самых необыкновенных событий в жизни братьев. Для того, кто никогда раньше не видел моря, эта лазурная бесконечность кажется чем-то божественным, непередаваемым, устрашающим, но прекрасным. Обитель Ульмо — одного из самых могущественных валар — приняла новичков с исключительным гостеприимством: палубу парусника заливало яркое тёплое солнце, в огромные паруса дул свежий приятный ветер, под его напором корабль скользил по волнам, позволяя пассажирам и команде любоваться издалека дивными видами прибрежных земель. Они завораживали взор белыми отвесными скалами, пышной зеленью и цветами, казалось, что это парусник стоит в центре мира, а земля проплывает мимо него. И этот приморский мир был в диковину для тех, кто увидел его впервые. Очень хотелось приставать к берегу в каждом показавшемся городе, выйти на сушу, услышать новый для себя говор, сорвать диковинные плоды с невиданных ранее деревьев, вкусить сладкого вина, которое, как рассказали бывалые странники, стоит там даже дешевле, чем эль на севере. Как воспринять бесконечность тем, кто всю жизнь свою прожил в замкнутых пространствах? Причём часто очень уж небольших, и даже сам стремился прочь с просторов под защиту каменных стен? Но была это никакая не трусость, лишь сложившаяся веками привычка, норма жизни, устои существования нации, заданные ещё праотцами… Мало кому из гномов удаётся увидеть море! Но сыновья Ульви и Дис, к радости своей, оказались именно в их числе.
Море. Огромный простор, занятый водой — не такою, как в озёрах и реках, не такою, как падающая с небес и наполняющая собою ручьи. Не такою, как в горных подземных хранилищах, сокрытых ото всех кроме истинных обитателей гор. Эта вода наполняла своим особенным привкусом и ароматом всё вокруг. Её нельзя было пить, но ею хотелось дышать. А уж рыба, пойманная в морской воде, не шла ни в какое сравнение в той, что ловили рыбаки с берегов пресных водоёмов. Гномы вообще не любят есть рыбу, и мало кто из кхазад когда-то ловил её. Разве лишь по нужде, чтобы спастись от голода. Только вот и бульон, и кушанья, что подавались на борту парусника, оказались изысканны и отменны! Даже не верилось, что этим кормят тут всех: будь ты богатый купец или простой наёмный рабочий. Фили пробовал новые блюда с некоторой осторожностью, а его младший брат просто влюбился с первого дня в эту морскую кухню и слышать уже не хотел о пустой каше, яичнице на сале или размоченных в воде сухарях. Белая мягкая плоть обитателей глубин просто таяла на его устах, дарила новые вкусы и запахи, каких никогда он не знал, вкушая привычное мясо наземных животных. Даже бульона, называемого юшкой, что всегда оставался даже на утро, хватало с лихвой, чтоб протянуть до обеда — не за отдыхом, за работой! Столь уж он был наварист и вкусен. Кили даже наведался на корабельную кухню к поварихе-гномке, и с тех пор та журила его, но исправно снабжала надбавкой к пайку, когда таковое требовалось. Кхазад, служившие на борту корабля, привычны были ко всем, никогда не делали разницы между эльфом, гномом или человеком. Но охочий до рыбы красавец тогда явно запал в душу старой морской страннице. Для него она даже специально варила картошку, вместе с которой рыба казалась Кили вкуснее всего. Заручившись такой поддержкой, юный гном не стал очень-то переживать за жалование, выданное накануне первой стоянки. Просто сошёл на берег и прокутил всё заработанное.
Его брат тогда предпочёл остаться один. Фили терзало одиночество, душу заполонили горькие мысли о том, был ли он прав тогда, в запале отдав любимую девушку побеждённому сопернику? Там, за бортом, был настоящий рай из цветов и фруктов, вкусного вина и заморских яств. Но он не хотел уже этого рая — без неё. Фили довольно было нескольких крепких чарок, после которых он сам сказал брату, что хочет побыть в одиночестве. Он просто лежал в их каюте и думал о Гвэлдис: вышла ли она замуж за Камнешлема? Или, может быть, ещё ждёт его?.. Отчего-то он верил, что она ждёт. Но по-прежнему не хотел ничего. В этой ситуации младшему, которого затворничество ну никак не пленило, оставалось только отправиться на берег одному.
Кили видел в своей жизни и ярмарку Нирнаана, и Тарбад, и даже Линд Даэр. Он видел своими глазами почти возродившийся Дэйл. Но ничто из этого не могло сравниться с торговлей в Эделлонде, где выставляли свои товары и жители Гондора, и сородичи из Дор-эн-Эрниль, и восточные купцы, добравшиеся до берегов залива Белфалас. Базар был огромен! Затеряться там мог бы каждый, даже если бы совершил нечто нехорошее. Ну, а простому парню с деньжатами за душой оставалось только глазеть по сторонам, дивиться да выбирать товар по душе. И Кили выбрал, хоть никогда и не был любителем шататься по базарам. Просто заплатили ему хорошо, а его старая куртка уж слишком прохудилась за более чем полтора года странствий. Он увидел почти такую же, как была на нём в походе к Эребору, сшитая руками матушки. И что очень уж тогда полюбилась, но после великой битвы даже лучший из скорняков не взялся бы её восстанавливать. Парень примерил приглянувшуюся обновку, и раз уж она пришлась в пору, он отдал свою поношенную куртку сидящему рядом нищему, а перед торговцем высыпал горсть серебряников. На восточных базарах не принято давать сдачу, но так вышло, что жалование гному выдали монетами довольно крупного достоинства. Купец пересчитал деньги и подвинул Кили две сущие безделицы: медный медальон в форме сердечка и маленькое колечко всё из той же меди. На колечке не было никакой гравировки, а вот на медальоне изображено было нечто странное: звёздное небо и среди него хвостатая звезда. Сперва юноша хотел даже отказаться от такой ерунды, но торговец сказал ему, что через год необычная звезда явит себя вновь, а бывает это раз в семьдесят шесть лет.
— И тогда ты сможешь продать эту вещицу очень дорого! Бери!
Машинально Кили сунул бестолковые медные украшения в карман, подбоченился, гордый своей обновкой, и направился в прибрежный кабак, где к ночи спустил весь остаток заработка. Да и нужен ли был ему этот заработок на палубе огромного корабля, где у них с братом был кров, хорошая кормёжка и друзья при кухне?.. Когда он вернулся в каюту, Фили уже спал, и младший последовал его примеру.
Парусник пробыл в Эделлонде три дня, после чего плавание продолжилось. Погода становилась всё теплее, на берегу были видны высоченные деревья, каких нет в северных землях: очень странные, похожие на взлохмаченные швабры. А привычный рацион разнообразился всяческими фруктами, каких братья никогда не видели и не пробовали. Это были южные земли, цель их плавания близилась, оставалось уже немного. Что ждало их там, в легендарном Атанварнионе, кроме возможности увидеть ещё один край? Этого братья не знали. Лишь смотрели вперёд с надеждой на лучшее.
Корабль огибал большой мыс, когда ветер неожиданно сменил направление. Несколько такелажников принялись переставлять паруса, трое из них стремительно взобрались по верёвочным лестницам на мачты. Высота казалась просто головокружительной, с палубы эти смельчаки выглядели крошечными. Кили даже представить себе не мог, что бы он ощутил, оказавшись под самыми облаками. Двое быстро спустились, исполнив свою работу, а третий долго ещё оставался на высоте. Любопытный парень позабыл о своих обязанностях и стоял, задрав голову, битые четверть часа. На сильном ветру паруса и канаты здорово колыхались, и дело у моряка на мачте, кажется, не ладилось. Гном ловил себя на мысли, что очень тревожится за несчастного. Вот уж где ему не хотелось бы оказаться, так на месте этого отважного юноши. Дошло до того, что один из подсобных рабочих толкнул зеваку и пробурчал:
— Чего уставился? Работать надо, а не на девок пялиться!
Смысл слов достиг разума не сразу. Кили уже взялся за работу, когда вдруг вздрогнул, выпрямился и вновь устремил взгляд ввысь. К его радости фигурка начала спускаться и действительно показалась ему очень хрупкой, миниатюрной. Впрочем, разглядеть смельчака как следует он пока не мог.
— Так это девушка? — удивлённо пробормотал гном.
— Ну да. Мужики тяжеловаты для таких дел.
От этого известия что-то кольнуло в груди. Выходит, он всерьёз испугался того, что посильно было девушке… Тем временем бесстрашная леди спустилась и прошла совсем рядом, помахав рукой какому-то знакомому. Кили толком не успел разглядеть её, но понял, что девушка — его сородич. А ещё у неё очень странная причёска. Длинные косы сплетены были только из половины волос, на макушке же пряди были острижены и лежали пышной кудрявой шапкой. Но главное — все они были разного цвета: светлые, тёмные и огненно-рыжие. Подобного Кили ещё никогда не видел. Любой назвал бы такие вкусы чудачеством, впрочем, выглядела шевелюра девицы очень даже забавно. Кили присвистнул ей вслед и глядел в её сторону, пока отважная такелажница не скрылась из виду. А после невзначай оглядывался по сторонам в надежде увидеть вновь.
Удача пришла не сразу: целые двое суток не свели его с этой необычной во всём девушкой. Кили уже готов был поспрошать у других гномов, когда желанный случай представился сам собой. Он возвращался с работы в свою каюту, чуть задержался на палубе, наслаждаясь свежим в те часы ветром, когда сам ощутил сзади чьё-то немое присутствие. Обернувшись, он застыл на месте, как вкопанный и, должно быть, выглядел тогда очень глупо. Это было понятно да хоть потому, что девица улыбнулась и даже чуть рассмеялась. Она опять сидела под парусами, не так высоко, но не многим надёжнее: на канатах, что были для неё привычным обиталищем. В другой раз он мог и обидеться, даже прикрикнуть, чего, мол, уставилась? Теперь же парень постарался приосаниться, хитро по-свойски повёл глазами и бросил девушке:
— Привет! Знаешь, а у тебя здорово получается лазать по этим верёвкам.
— С детства лазаю, научилась.
— Так ты тут с детства?
— Даже с рождения. Я родилась в жуткий шторм, и теперь не боюсь их.
— Забавно. Я думал гномы тут просто работают.
— Кто-то просто работает, а кто-то живёт на волнах, как я и моя семья.
— Вся твоя семья здесь?
— Ну, да. Уже четвёртое поколение.
Голос у неё был звонкий, но приятный и выразительный, а фигура непомерно стройна для гномки. Одета барышня была в простую кожаную курточку покороче, чем у него, штаны и сапожки. Любой сказал бы, что как мальчишка, но с такой работой юбки ей были уж никак не нужны.
— Да, я забыл представиться… — чинно произнёс не страдавший робостью парень, — Кили, сын Ульвина из клана Длиннобородов!
— Далековато тебя занесло! — девушка вновь улыбнулась, при этом глаза её ярко игриво сверкнули. — Я Астрид, дочь Франа. Отца моего ты наверняка уже знаешь. Советую ещё с прадедом познакомиться, его даже зовут, как тебя.
— Твой прадед жив? Должно быть, он в очень почтенном возрасте…
— Ящики с рыбой пока исправно грузит. У нас тут не принято тянуть с потомством. Только я вот позор семьи.
Теперь уже Астрид рассмеялась в голос и, наконец, слезла со своего опасного «сидения». Оказавшись совсем рядом, Кили ощутил аромат морской свежести, которым пропитались её волосы. А ещё рассмотрел глаза: очень весёлые, смеющиеся даже в отсутствие улыбки на устах. Даже цвет у них был необычный: серо-зелёный с жёлтыми солнечными прожилками.
— Ты сказала, что ты позоришь семью. Чем же? Почему твои родичи так говорят?
— Да не важно, это лишь шутка. Просто в моём возрасте все уже были замужем и растили ребятишек. А у меня судьба другая. Не хочу как все.
— Сколько же тебе?
— Ровесница кометы. Так что, считай. Говорю, у меня на роду написано, чтобы не как все. Ладно, пойду. Тут прохладно становится. Удачи тебе, принц Длиннобородов!
Отвесив прощальный комплимент, Астрид помахала рукой новому знакомому и исчезла в полумраке. Надо отдать должное южным землям, темнеет там быстро, а ночи воистину чёрные. Выкурив трубку, Кили пошёл в потёмках к себе, но даже сам не заметил, как тянет время, вышагивает нога за ногу, словно ему не хочется покидать место этого знакомства. Фили не привыкать было встречать брата заполночь, только в этот раз извечный задира и сорви-голова явился каким-то странным: рассеянным, задумчивым и без малейшего запаха эля…
В последующие дни Астрид не встречалась ему нигде. Видимо, место этой девушки действительно было там, под небесами, на шатких лесенках, а не на палубе со всеми. И коли уж не пришлось увидеться с нею самой, Кили не терял времени и невзначай прознавал всё про необычный морской клан. И, как выяснилось, был он не столь уж малочислен. Около полусотни его сородичей вот уже второй век служили на кораблях. И все они были близкими родственниками, одной семьёй. Много сменилось отходивших своё посудин, а необычная семья всё росла, и никто из её членов не искал судьбы под горами. Море стало их возлюбленным домом, морские профессии — их ремёслами, а гнев стихии единственным их врагом. Привычным оружием эти гномы почти не владели, заменив его снастями для рыбной ловли. Но силой могли похвастать недюжинной! Женщины находили себе место на кухне, занимались целительством, ремонтом снастей, прививали своим отпрыскам нужные в жизни навыки. Корабль — это всегда большая семья, где каждому найдётся место и дело. И семья множилась оттого, что с браками не тянули, да и детишек в каждом союзе рождалось по трое — по четверо. Над ними не действовали законы мира кхазад. Этот маленький, но особенный клан сумел вырваться из системы, создать свои собственные законы, оградить себя от врагов и обрести счастье! В этом не было никакого сомнения. Поглядев на родичей Астрид, Кили вновь впал в глубокие раздумья, растянувшись прямо на палубе и глядя на темнеющее небо. Положа руку на сердце, он порядком устал в этот день и понимал, что уже засыпает. Но всё это просто необходимо было уложить в голове. Да и вечер оказался очень тёплым. До южной столицы оставались считанные дни, а дальше? Дальше они с Фили зашагают по новым для себя землям, а Астрид уйдёт в свой следующий рейс по морским волнам…
Очевидно, думы, смешанные с усталостью, сыграли с парнем весёлую шутку: очнувшись, он увидел новую знакомую совсем рядом. Она сидела на коврике, скрестив ноги, а в руках держала доску и уголёк.
— Ты что делаешь?
— Просто рисую. Я люблю рисовать, часто мне очень жалко, что я не могу навсегда запечатлеть красоту, которую вижу с вершины мачты.
— Ну меня-то ты видишь не с вершины мачты! Да и тоже мне, нашла красоту…
— Просто позволь мне нарисовать тебя!
— Зачем? — Кили откинулся на стенку рубки, и тут всех тряхнуло волной.
— А ты просто сядь. И постарайся не двигаться. Считай, что на память.
Бедная девушка даже не знала, о чём просит, да и стихия Ульмо пошла вразрез с её замыслом. Волны били о борт, трясли большой парусник яко рыбацкую лодку. Но продлилось это не долго, и она настояла на своём.
— Просто сядь передо мной и улыбнись!
Кили исполнил просьбу, подумав, что будь на месте этой Астрид кто-то другой… Да ушёл бы он прочь от самодурства этой особы, ушёл бы к брату и спал. Ведь спать уже очень хотелось. Теперь же… Он улыбался, она рисовала. И всё было бы как было, пока юный гном не потянулся за трубкой, а после за кружкой недопитого эля.
— Мне нужно, чтобы ты не шевелился, — её простой уголёк при этом без взора художницы на доску описывал линии, создавал увиденный образ.
— Ну, если ты хочешь такого, то я засну!
— Согласна! Так даже лучше.
Голова Кили откинулась на мешок, приспособленный под подушку, жёсткий, но спасающий от усталости. Девушка тяжело вздохнула, сделала ещё несколько штрихов углём по пергаменту… Первой её идее не суждено было воплотиться в реальность, и Астрид сняла лист с планшета, осторожно свернула его в свиток и убрала за пазуху. Уголь горел в её руке в этот миг, и, улыбаясь спящему гному, взяла она в руки другой пергамент и принялась рисовать его спящего. А он так и не понял в тот день, для чего ей всё это нужно. Но остался очень доволен тем, что она пришла.
Проснулся Кили от ярких солнечных лучей и с удивлением обнаружил, что укрыт шерстяным одеялом: таким чистым, что от него ещё пахнет мылом. Ни в какое сравнение с потрёпанными протёртыми шкурами, к которым они с братом привыкли за время похода. Но только вокруг уже вовсю сновали моряки, и в их глазах он выглядел не иначе, как перебравший с вечера. Ещё и кружка предательски валялась рядом. Впрочем, его никто не трогал. Видимо, с пьяными здесь было принято обращаться снисходительно… Потянувшись, парень закрыл глаза, желая вкусить сладость последних минут отдыха, когда вдруг увидел своего брата.
— Что ты тут делаешь? Я тебя обыскался! — на этот раз Фили был очень сердит и продолжил выволочку: — Вставай! Ты проспал на час дольше дозволенного. Что будет, если тебя увидит капитан или один из его помощников?
— А ничего не будет! — раздался рядом мелодичный задорный голос. — Вчерашний вечер и весь этот день считаются нерабочими. Ночью мы увидим маяк Атанварниона, а на рассвете войдём в бухту столицы. Завтрашний день станет тяжёлым для всех, поэтому пока отдыхаем.
Появление Астрид отчего-то не удивило Кили. Могла ведь просто за одеялом прийти. А вот Фили на несколько минут лишился речи. Он смотрел то на брата, то на девушку. Потом пробурчал что-то наподобие «Надеюсь, это не то…», а после махнул рукой и ушёл, качая головой.
— Да уж! Влипли мы с твоим рисованием! — произнёс гном, закатив на секунду глаза и закуривая трубку.
— Он твой брат?
— Ага, старший.
— Но разве в рисовании есть что-то плохое, зазорное?
Лучше было ничего ей не объяснять, поэтому Кили поднялся, протянул одеяло хозяйке и уточнил:
— Так мы точно весь день не работаем?
— Да, разумеется. Это древнее правило, люди должны беречь силы перед окончанием рейса. Идём завтракать? А потом, если хочешь, я покажу тебе свои рисунки.
Не в гномьих правилах отказываться от завтрака. К тому же, провести этот завтрак подальше от Фили казалось тогда очень правильным решением. Как-никак, весть о нерабочем дне не должна омрачаться продолжением выволочки. Астрид привела его в семейную столовую, где Кили узнал, что его знакомая повариха — её бабушка. На парочку женщина посмотрела так, будто радуется чему-то необычайно смешному, не дающему сдержать улыбку. Девушка сделала ей невидимый жест уходить, что та и сделала, отправившись раздавать еду остальным.
— Скажи всё-таки, а зачем ты меня рисовала?
— Я же сказала, на память. Может быть, завтра ты уйдёшь навсегда, и мы больше никогда не свидимся.
— А тебе не хочется этого?
— Это не важно, что мне хочется или не хочется. Я просто знаю, что так будет.
— И часто ты рисуешь кого-то на память?
— Не часто, — Астрид немного смутилась от этого вопроса, но, кажется, поняла ту самую суть, что была в него вложена. — Однажды я рисовала двух эльфов, что плыли на запад. Рисовала ребёнка одной женщины, даже дважды. Один портрет я отдала ей самой, а второй сделала для себя. Но чаще я рисую природу и архитектуру. Это самое любимое.
«А молодых парней ты часто рисуешь?» — подумал Кили и поперхнулся похлёбкой, встретив прямой ясный взгляд, исполненный такого благородства и чистоты, что рядом не было места ничему кроме правды.
— Так показать тебе, что вышло вечером? Я могу принести весь альбом, если тебе, конечно, интересно.
— Меня-то, пожалуй, не надо…
— Почему? Мне понравился этот рисунок. Но если ты против, я оставлю его себе.
Укрывшись в тени от палящего солнца, Кили раскрыл толстый видавший виды альбом, обтянутый красно-коричневой кожей. И с первой же страницы его взору предстала огромная трёхярусная башня, с верха которой на море проливался широкий луч света. Все детали грандиозного сооружения были так хорошо прорисованы, что даже не верилось, как можно достичь подобной точности простым угольком.
— Это маяк Атанварниона. — Пояснила Астрид. — Уже этой ночью ты его увидишь.
Следом шли ещё несколько видов этого города: сады, фонтаны, статуи и библиотека: бесконечная стена белокаменных арок, о которой рассказывала в детстве матушка.
— А здорово у тебя получается! Давай уж и меня тогда покажи.
Девушка улыбнулась и достала спрятанный под обложкой листик. Раскрыв его, Кили не знал, что и думать. Впервые в жизни он держал в руках свой собственный портрет, и от рисунка веяло такой нежностью и теплом, каких он никогда ещё не ощущал. И уж точно эта едва знакомая гномочка вложила свою нежность в рисунок не для кого-то другого. Когда она оставила его ненадолго, Кили просмотрел весь альбом, но не нашёл там ни одного портрета парня, и вообще ни одного портрета, исполненного столь же чувственно.
— Жаль, что я сплю на твоём рисунке. Товарищам не покажешь, подумают же Махал знает что, — заключил юноша, дабы не ляпнуть лишнего раньше времени.
— Это легко исправить. Закончим вечером первый портрет?
Весь день они сидели и болтали о всяких глупостях: о еде, оружии, в котором она ничего не смыслила, даже о её причёске, в которой ничего не понимал он. Время пронеслось так незаметно, словно у каждого было в тот день полно неотложной работы. Вечером Астрид вновь рисовала, она пояснила, что любит делать это в сумерки. А после свершилось настоящее чудо: над почерневшим морем вдруг вспыхнул яркий свет, озаривший исполинскую башню. И Кили вдруг понял, что уже видел её, видел, ни разу здесь не бывая. Столь велика оказалась сила чёрно-белых рисунков. Оба зачарованно смотрели на маяк, пока корабль медленно разворачивался, вставая на нужный курс. Вскоре и там, за ним, показались огни огромного города. Атанварнион жил и ночью, каждую минуту в сутках жизнь бурлила там, не останавливаясь вовсе. А в душе юного гнома зрело чувство, что на этот раз они правда встретятся лицом к лицу с абсолютно непознанным миром, и мир этот вряд ли встретит их, словно дорогих гостей. По всему было ясно, что голодранцам типа них там место только в порту чернорабочими. В остальном же это город набобов и королей. Астрид взяла Кили за руку и шепнула:
— Пора тебе отдыхать. Мне то что? Девушки разгрузкой не занимаются, а вот тебе придётся не легко. Да и брату твоему тоже. Не заставляй его вновь не спать.
— Не думаю, что он будет искать меня сегодня. Я-то ему не мешал, когда… — парень осёкся, но закончил фразу: — Я ему, между прочим, помогал только!
— Не важно, он ждёт тебя.
В свете искусственного луча, умноженного целой системой зеркал, Астрид смотрелась необычайно красиво. Вся кажущаяся простота этой девушки вмиг исчезла, раскрыв другой её облик. И не страшно было не выспаться перед работой. Страшно было уже завтра потерять её навсегда. Кили положил руку на плечо девушки, она не отпрянула, даже напротив прижалась ближе.
— А сколько корабль будет стоять в этой гавани?
— Трудно сказать, но не менее двух недель.
«Что же? За две недели я сумею забрать тебя отсюда, хоть ненадолго, хоть до следующего плавания. Впрочем, до следующего плавания я уговорю тебя стать моей навсегда!»