Улыбнись

Тихие хрипы и стоны в темноте, треск порванной одежды, шлепки кожи о кожу, кожи об отполированный мраморный пол пентхауса Уэйна; весь Готэм распростёрся под этими огромными, во всю стену окнами, Джокеру плевать на него, на махинаторов, обустраивающих бессмысленные жалкие планы, он здесь, высоко над всеми ними, он проводит время наилучшим образом — с самым случайным из всех случайных незнакомцев. Кто бы мог подумать, что любитель вечеринок Брюс Уэйн будет скучать в вечер пятницы один дома? Такая забава, такое «ограбление наоборот», когда Джокер не станет ничего забирать, но, напротив, оставит после себя смятение, появилась в его мыслях вместо варварского разрушения пустого пентхауса и обещала стать намного более незабываемой. На вкус… на вкус он бесподобен, как порох, или кислинка лимона, или как те крошечные хорошенькие креветочки в закусках на благотворительных вечерах. Снизу вверх, протяжным движением он пробует кожу Уэйна: соль щиплет язык. Сюда бы дольку лимона, да, точно, немножко соли, лимончик и щедрый глоток уэйновской ярости, от которой кружится голова, и выпить залпом, почувствовать на языке, как он чувствует ручейки пота, стекающие по спине Уэйна. Джокер толкается снова, хрипло выдыхает, сдвигается, подбирая нужный угол… всё лучшее для тебя, дорогуша. Уэйн рычит, но тише, теперь уже тише. О, теперь это слишком идеально; никаких криков, ни грамма паники, он прекращает попытки вырваться, он делает вид, что ничего не происходит. Жаль, как-то жаль разочаровывать тебя, Уэйн, но кое-что всё-таки более чем происходит. — Хм, Уэйн… знаешь, милый, если уж мы с тобой в такой, кхе, интимной обстановке, можно я буду звать тебя Брюсом? Хорошо, Брюс? Замечательно, просто замечательно. Брюси, детка, я начинаю думать, что ты не замечаешь меня. Почему же ты молчишь? Разве тебе не нравится? Плечи напрягаются, блестят зубы… как пёс, гр-р-р, разозлённый, готовый укусить, о боже, как ему идёт. Совершенство. Джокер хихикает. — О-ой, какая агрессия! Обожаю такое. Ты неотразим, сладенький. Размышление. Зубы оскалены, челюсти сжаты, он готов зарычать… и вдруг кое-что ниже пояса Джокера становится твёрже, он дёргает бёдрами намного торопливее: сделайэто сделайдляменя яхочучтобытысделалэтодляменя… — О да, — выдыхает он. Он целует шею Брюси так нежно, хихикает, когда тот в знак протеста дёргается. — Знаешь, кого ты напомнил мне, Брюс? Иногда ты в точности… как… Бэтмен. Тишина, абсолютная и совершенная… затем резкие взбрыки ногами, изо всех сил, рычание, но Джокер только смеётся, и смеётся, и продолжает смеяться, когда бьёт Брюса в голову рукояткой ножа, ни на секунду, нет-нет, не прекращая толкаться внутрь. — Ну же, тихо, тш-ш-ш-ш-ш-ш. Ты обижаешь меня. — Униженный, теперь уже, как хнычущая девочка в голубеньком платьице… такой, ай-яй-яй, невнимательный к другим! — Я начинаю думать, что тебе не нравится. Быстрее молнии лезвие в углу рта Брюса — в его теле снова полнейшая неподвижность, лицо сплющено о пол, он пришпилен Джокером, а его шикарный костюмчик висит лоскутами, как и его гордость. — Но если тебе не весело, Брюси, деточка… ну тогда я прямо сейчас покажу-у-у тебе-е, где прячется веселье, да? Так и происходит. Великолепная белизна, дрожащие от ненависти раздвигающиеся губы, улыбка на стиснутых зубах, как смертельный оскал. Иисусе, что бы он отдал, чтобы Бэтмен улыбнулся ему так же, как сейчас Брюс, так улыбнулся ему… О-ох. Блядь. Он сжимает в горсти волосы Брюса, дёргает на себя, судорожно бьёт бёдрами как поршнем. Брюс рычит и дёргается всем телом… Джокер сумел впечатлить его, неужели? Он же так скучал совсем недавно, просто лежал и дулся… но нет, это кровь бежит по пальцам Джокера. Ой-ой. Он не хотел порезать губки бедного Брюси, если уж тот научился так замечательно улыбаться. О да!.. Толчки беспорядочны, Джокер закрывает глаза, представляя лимонно-кислую улыбку и зубы, оскаленные как перед яростным укусом, он слизывает кровь с пальцев… Бэтмены, Джокеры, Брюсы, ох, да!.. он готов, он кончает, разбивает лицо Брюса об пол и заходится истерическим задыхающимся хохотом от идеи, от простой мысли, как было бы сказочно, если бы он провернул такое и с Бэтменом. — Было чудесно, дорогуша, — тянет он, вытаскивая член из Брюса, и ласково похлопывает того по затылку перед тем, как встаёт, застёгивает ширинку и довольно причмокивает. — Правда-правда, было изумительно. Я тебе позвоню. Он бросает свою карту, восхищённо хихикает, когда та приземляется лицом вверх на голую, отбитую задницу Брюса, который лежит, скорчившись и дрожа от ярости, на полу, его глаза сияют от бешенства и убили бы, будь у них хоть половина шанса. Покидая пентхаус, Джокер продолжает посмеиваться, когда заходит в лифт — вниз вниз вни-и-и-из и обратно в чёртову помойку и раскрывшийся перед ним хаос Готэма. Вот только отчего-то он не может избавиться от ощущения, что сегодня ночью Бэтмен будет особенно жесток.