Встретимся завтра

"Мы встретимся завтра, завтра... Встретимся лет через двадцать, Не надо бояться! Внутри нам всё так же пятнадцать. И так мы поймем как же мы ошибались Когда обижали и обижались Мы вспомним так много, поплачем пред Богом И улыбнемся счастливым потоком." © Субкультура Все должно было быть по-другому, но не так, совсем не так. В голову лезли непрошеные мысли, и я, разглядывая потолок в своей комнате, старался отогнать их, как только мог, однако они, словно жужжащие мухи в закрытой банке, застряли в моей голове. "Я люблю тебя". Какой же я идиот! Я помотал головой из стороны в сторону, ощущая, как мои волосы, похожие на какую-то мочалку, проминаются под её тяжестью. Выдохнул. Как же всё-таки сложно с этими всеми отношениями. И с девчонками. Особенно - с теми, кому 15 лет. И кто носит дреды. Вставать не хотелось. Даже при том факте, что я точно, абсолютно точно знал, где я вчера оставил свою одежду: любимая толстовка коричневого цвета сто процентов лежит в углу у двери, джинсы в вывернутом состоянии - у подножия кровати. Рядом - как минимум один носок. И вставать не хотелось не потому, что я не выспался. Не потому, что сегодня понедельник. И не потому, что я ненавижу школу, хотя все три вышесказанных замечания очень даже правдивы. Но не они были преткновением для меня сегодня, нет. Просто в школе я увижу Юлю. И не смогу посмотреть ей в глаза. Обычно люди не выдерживают взгляда, если солгали кому-то или нашкодили где-то. Так вот, я ощущал себя нашкодившим, как бы странно это ни звучало. Поэтому я и думаю, что всё не должно было быть так. После признаний в любви не должен оставаться неприятный осадок. Собравшись с силами, я, всё же встал. Это самое прекрасное утро! Я улыбнулся, потянулся и хотел бы этого сказать. Даже в зеркало смотреться не хотелось. Захватив вещи, которые снова были разбросаны по углам (кстати, где был второй носок, я так и не понял), я направился в душ. *** Звонок разбил мой утренний ступор, и я, вздрогнув, снова осмотрелся по сторонам. Юли всё ещё не было. В кабинет вошёл Феликсович, но я не заметил его прихода, пока сосед по парте не толкнул меня локтем. И тут я подумал: лучше бы она была здесь, и я не смог бы посмотреть ей в глаза, чем то, что сейчас её нет, и я не могу даже краем глаза увидеть её фигуру. Однако звонить Юле я не решался. Называл себя идиотом и трусом, бранил как только мог, но не звонил. И, похоже, что это стало моей самой главной ошибкой. Подольская не появлялась в течение всего дня, учителя не понимали, что происходит, хотя большого значения этому не придавали: Юля ведь была не самой прилежной ученицей в школе. Но не пришла она и на следующий день. И на следующий. Учителя устали ругаться, поэтому просто молча ставили "н"-ки напротив её фамилии, даже не спрашивая о её присутствии. А я всё не звонил. А на следующий день от неё пришла СМС-ка: "Встретимся завтра." Смешанные чувства наполнили меня: с одной стороны очень хотелось увидеть подругу, с другой стороны - стыд за сказанные слова и за трусость не давали мне покоя. Следующий день запомнился как в тумане. Утро, школа, обед, возвращение домой. Посмотрел на себя в зеркало, сжал зубы и кулаки, почувствовал себя настоящим мужиком. Через секунду представил, как появляюсь на пороге чердака, и у меня пересохло горло. Надо было видеть выражение моего лица в тот момент, потому что из мужика вдруг выросла слабая девчонка. Я откашлялся, выдохнул.Открыл рот, чтобы сказать что-то важное, что хотел бы при встрече сказать Юле, но... мимо зеркала, шаркая тапками, прошла бабушка, смерив меня взглядом. - Красавчик мой, Сашенька, красавчик, не сомневайся! - похлопав меня по плечу, прошамкала она. - На свидание с девушкой собираешься? - Бабуль! Не думаю, что она услышала моё возражение, потому что, озорно посмеиваясь, она ушла в свою комнату. - Блин, - выругался я и, опершись на комод перед зеркалом, снова посмотрел на своё отражение. - Юль. Да, я люблю тебя, ты давно это знала. Но это не значит, что я заставляю... Я скривился. "Заставляю тебя любить меня"? Звучит дико. - Принуждаю тебя к чему-то. Знай, я твой друг. Я всегда поддержу тебя. Не думай, что ты чем-то мне обязана! Я просто люблю тебя и хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Не знаю, почему, но тогда я снова вспомнил наш поцелуй. Наверное, просто не понимал, как можно целовать человека, который тебе не нравится. Видимо, надежда тогда ещё теплилась в моём сердце. Отрепетировав свою речь несколько раз, я накинул куртку и вышел на улицу. Путь до чердака оказался неимоверно долгим. За это время я успел мысленно состариться. И вот, я уже стою у порога, и прямо как дома перед зеркалом у меня пересыхает горло. Но я нажимаю ручку двери. Не открывается. Попробовал снова - заперто. - Юль? - я прислушался к тишине чердака. - Юля, ты там? Я быстро спустился по лестнице до этажа подруги и позвонил в дверь. Не буду говорить, о чём я думал, потому что в голове крутились тысячи мыслей, но скажу только это: одна из них оказалась самой правдивой из всех. Дверь открыл Костя, и меня тут же обдало спёртым воздухом и едким запахом алкоголя. - Юля уехала в Канаду, - прорычал он. - Ты опоздал на два дня, мальчишка. Дверь тут же со свистом закрылась: Костя хотел как можно скорее остаться наедине с бутылкой водки, которую он держал в руках, а я ошарашенно смотрел вперёд, пытаясь принять то, что сейчас мне было так резко сказано. Контакты были безвозвратно утеряны: мобильный номер был "вне зоны действия сети", в окне комнаты, в которой раньше жила Юля, больше не зажигался свет. А-пять распалась очень быстро. Миша что-то там вякал про то, что наша певица - наглая предательница, и я с размаху ударил ему кулаком в челюсть. В принципе, не жалею об этом, всегда хотелось это сделать. Больше он не заикался о Подольской, и наши встречи прекратились. *** С тех самых пор прошло двадцать с лишним лет, но воспоминания живы, будто бы это было лишь вчера. Оживила их ты. И я смотрю на тебя, как ты выбираешь какие-то побрякушки в ларьке для девчонки, которую держишь за руку. Как медленно поворачиваешься, чтобы спросить у неё что-то и внезапно вздрагиваешь, потому что поймала мой взгляд. Сначала смотришь испуганно, настороженно, будто бы не понимаешь, что сейчас происходит. А я улыбаюсь, глядя на ярко-жёлтые бусы в твоей руке. Похоже, вкусы не меняются на протяжение всей жизни. Снова смотрю на тебя и понимаю, что ты тоже улыбаешься. Поднимаешь руку повыше, чтобы я увидел, и приветствуешь меня. Бусы раскачиваются и ударяют тебя по запястью, но ты как будто не чувствуешь их, и улыбаешься широко-широко. И плачешь. Я подхожу к тебе медленно, вальяжно, засунув руки в карманы пальто. Ты опускаешь свою руку и прерывисто смеёшься, в перерывах всхлипываешь и набираешь в лёгкие воздух. Смотришь мне в глаза. Я вытираю слёзы с твоих щёк большим пальцем, нагибаюсь к тебе немного ближе и шепчу: - Встретимся завтра? По-твоему, это примерно лет через двадцать? После моих слов ты просто начинаешь рыдать и робко обнимаешь меня, выпустив ручку девочки из своей. Я обнимаю в ответ, крепче прижимая тебя к себе и глубоко вдыхая твой запах и чувствуя какую-то утрату. Слишком многое прошло, слишком много чего случилось. Но ты та же Подольская, какой была двадцать лет назад. - Сантьяго, всё очень плохо, - говоришь ты мне шёпотом. - Я так устала от этого всего, от них всех. Словно повторение того эпизода. Давно меня так никто не называл... Я помню, какую ошибку допустил и не собираюсь её повторять. Однако слышу: - Мам, мамочка! - девчушка прыгает у ног, тянет за подол твоего красного плаща. - Это мой папа? Вопрос будто бы эхом раздался на всей этой многолюдной улице. Ты тут же отходишь от меня, а я удивлённо смотрю тебе в глаза, которые ты так усердно прячешь за ресницами, правда на миг сдаёшься и устремляешь свой взгляд на меня, будто бы ожидая чего-то. Румянец мгновенно покрывает твои щёки, и ты, взяв девочку за руку, присаживаешься рядом, чтобы объяснить, но не успеваешь. Я беру темноволосую девочку на руки, прищуриваюсь и делано оглядываю её со всех сторон. На самом деле - копия мамочка. - Ну-ка, ну-ка, - говорю я тихо. - Дай-ка мне посмотреть на тебя. Девчонка с готовностью показывает своё милое личико, и я добродушно смеюсь, глядя на твою реакцию. Ты удивлена, но не останавливаешь меня, не закатываешь глаза. - Так, хорошо, а теперь попрыгай, - говорю я маленькой, опуская её на землю, и она прыгает так старательно, так умилительно, что я не могу сдержать улыбки. - А теперь можешь сильно-сильно зажмуриться и закрыть ладошками уши? Девочка выполнила и это, а я, воспользовавшись моментом, повернулся к тебе. - В тот день я лишь хотел сказать, - начинаю я, но останавливаюсь. Стоит ли это говорить сейчас, столько лет спустя? Но ты выжидаешь чего-то, ждёшь, пока я не закончу того, чего не сделал 20 лет назад. Я снова чувствую себя 15-тилетним подростком, совсем зелёным, но уже заикающемся о настоящих чувствах. Как и тогда у меня пересыхает горло, когда я представляю колкий взгляд Подольской после своего признания. Но, поразмыслив и набравшись смелости, произношу: - Да, я люблю тебя. Люблю так сильно, что сердце сжимается, потому что все эти двадцать лет надеялся на встречу. Я пожимаю плечами и вскидываю брови, чтобы хоть немного показаться расслабленным. Смотрю на тебя, ищу в твоём взгляде презрение, но не нахожу его. - Но я не хочу связывать тебе руки, - продолжаю я, и ты качаешь головой. - Я хотел сказать, что всегда поддержу тебя и просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Я же твой дру... Я запинаюсь, потому что ты останавливаешь меня лёгким касанием руки. Твои глаза говорят за тебя, но ты не в силах что-либо произнести. - Я твой друг, - продолжаю я. - Это то, что я хотел тебе сказать. Я смотрю в землю, и мои ладони сжимаются в кулаки. - Но сейчас другое время. Я не жалею, что признался тебе, жалею только о том, что сделал это не вовремя. И как бы то ни было, возможно, я могу снова совершить такую же ошибку, но хочу повторить эти слова снова. Я поднимаю на тебя взгляд, и вижу мокрые дорожки до подбородка, красный нос и уши, за которые ты тщательно закладываешь выбивающиеся вьющиеся локоны. - В тридцать пять особо не приходится думать о здоровье, но пожалуйста, надевай шапку, - пытаюсь пошутить я вытирая твои слёзы, и ты хлюпаешь, посмеявшись. - Юль, я люблю тебя, - как и тогда, быстро говорю я, и мне тут же хочется упасть под землю. Я сглатываю накопившуюся слюну и смотрю по сторонам, стараясь не глядеть на твоё выражение лица. Некоторое время царит неловкое молчание, после чего я выдавливаю: - Хорошая погода, люблю такую. Ну, что... Я ещё раз пожимаю плечами и хлопаю себя по бёдрам ладонями. - Встретимся завтра? И смотрю на тебя. Ты улыбаешься, что вводит меня в ступор. Я не знаю, что это значит, и что делать мне, поэтому смотрю на малышку, потом снова на тебя, а затем разворачиваюсь и собираюсь уйти, оставив вопрос висеть в воздухе ещё лет на двадцать. Однако меня задерживает твоя рука. - Не уходи, - говоришь ты тихо, едва различимо в шуме Московской улицы. Я изумлённо поворачиваюсь к тебе, пытаясь воспроизвести последнее предложение в своём уме, чтобы убедиться, что я не придумал это. - Тогда не придётся снова встречаться, - снова говоришь ты и обнимаешь меня. - Я скучала. Сантьяго, я была дурой... Я не знаю, что сказать, поэтому жду. - Ты был мне больше, чем друг, просто я этого не понимала или не хотела понимать. И я тоже ждала встречи все эти двадцать лет, правда. Уже думала, что никогда не увижу. В груди начинает ныть, и я, выдыхая, зажмуриваюсь. - Это то, чего я ждал практически всю свою жизнь, - признаюсь я и чувствую, как по всему моему телу проходит тепло до самого горла. - Мне так хорошо с тобой. - И мне, - слышу твой приглушённый голос, потому что ты говоришь мне в пальто. - Правда? Ты киваешь (я знаю, что в этот момент ты поджимаешь подбородок) и поднимаешь голову, чтобы взглянуть на моё лицо. Я открываю глаза и понимаю, что моя щека вдруг стала мокрой. Провожу ладонью по лицу, смотрю в твои шоколадного цвета глаза и начинаю смеяться, ощутив невероятную лёгкость, которая уже очень давно покинула меня. Ты подхватываешь мой смех, и мы, склонив друг ко другу головы и соприкоснувшись лбами, стоим так несколько секунд. Пока девчонка не начинает дёргать твой подол снова: - Мам, а почему папа плачет?