Безмолвным днем 14 сентября семикурсник факультета Слизерин Том Реддл отправил сообщение с Анжелой Паркинсон кое-кому очень интересному.
ххх
— Крестражи? Уэнздей Аддамс подняла на него заинтересованный взгляд, выгибая идеально-выточенную черную бровь. Из всех учеников и преподавателей этой несчастной школы она была, наверное, самой осведомленной об этом деле. Девушка стояла в углу гостиной, в своем чертовом идеальном платье с белоснежной оторочкой и воротником. Она держала в руках нож и неторопливо делала небольшие по ширине, но глубокие порезы на его пальцах и запястьях, — кровь стекала в маленькую баночку, из которой (Том уверен), на следующий день Уэнздей капала в свой бокал. Всего лишь плата за информацию, не такая уж и значительная. Порою Тому Реддлу казалось, что вся семья Аддамс рождается с парой-тройкой крестражей, — он видел, как её мамаша в Родительский День преспокойно выпила стакан воды, в который кто-то [похоже, хороший знакомый] подмешал варево из шести опаснейших ядов и при этом как стояла на своих ногах, так и стоит, отец — «случайно» проглотил один из дротиков, в которые играл кто-то из Хаффплаффа, а брат, похоже, учащийся в другой школе, этим же днем достал бедного еле-еле упокоенного в озере Гиганского Кальмара, чтобы «поиграть». — А зачем это тебе, Реддли? — в издевательской манере, и при этом кровожадно улыбаясь проговорила Уэнздей, — Я не думаю, что ты сможешь кого-то убить. Реддл закатил глаза. Она была чертовой сучкой. Во всем, несомненно, прекрасном смысле этого слова. — Я смог открыть Тайную Комнату позавчера. Если покажу, поможешь мне? — С удовольствием, il mio amico sanguinario*.ххх
Том почему-то даже не подумал, что все дойдет до такого. Василиск, словно слепой котенок, ласкался с этой чертовой равенкловкой. Он уткнулся ей в бок и неслышно зашипел. А она в ответ прошипела — почти пропела — что-то и провела ладонью по когтистой спине. Том знал змеиный в совершенстве, но никак не мог понять, что именно сказала наследница семьи Аддамс. — Это?.. — Американский диалект змеиного. Василиск понимает и английский, но жаба, высидевшая яйцо, однозначно была с наших земель, — она увидела то, какой взгляд он на неё поднял, и вытаращила глаза, — О Миктлансиуатль*, Реддл, зачем ты вообще открыл эту чертову комнату, если не знаешь как вылупляются василиски? Том пожал плечами. При всем своём тоне Уэнздей была столь же очаровательна, что прежде.ххх
— Создать крестраж много легче, чем найти философский камень, хочу тебе сказать. Хотя по мне бессмертие довольно утомительно. Бабушка Фрамп говорит, что когда стоишь на грани Жизни, нужно выбрать Смерть. Они шли рядом. Настолько, насколько Уэнздей позволяла, разумеется, — нравы в сороковых довольно скованные, даже несмотря на её образ, переходящий грани дозволенного почти постоянно. Том конечно, старался думать о крестражах и о том, что она говорит, но почему-то уходил в далекие дебри своего подсознания. — Я думал… я думал, что вы выберете Жизнь несмотря ни на что. Уэнздей подняла на него холодный, словно декабрьское утро, взгляд. — Мы, Аддамсы, считаем, что Смерть — это почетное бремя каждого. Мы просто не можем достигнуть этой черты так просто. Для нас это… труднее что ли… В общем, не вдавайся в подробности. Том Марволо Реддл кивнул. Если бы это был кто-то другой, а не Уэнздей, он бы сделал все, чтобы она об этом рассказал. Пытал бы, пригласил бы Абраксаса для развязывания языка. И другие бы проговорились. Стопроцентно. Но это была Уэнздей. Девочка, в холодность которой были влюблены половина его однокурсников. Да и он, по большому счету, тоже. Не судьба.ххх
Шел оглушительный дождь. Реддлу прельщало то, что единственным, к кому Уэнздей зашла перед своим отъездом, был именно он. Она держала в руках свою любимую куклу Марию Антуанетту (ей-богу, узнай Реддл о том, что хоть кто-нибудь в шестнадцать лет привязан к кукле, то высмеял бы его, но тут Уэнздей вновь была исключением из правил), чьей головы Реддл никогда не видел. Наверное, заслуга её старшего братца. Когда Том об этом сказал впервые, в её глазах улыбнулись дьяволята, и стало ясно — обидчик уже отомщен. Когда пришло время прощаться, она мимолетно создала на лице какое-то подобие улыбки. И поцеловав его в щеку, скрылась в черной, словно её глаза, дыре. Реддл усмехнулся, почувствовав очевидное. Яд чёрной мамбы медленно проникал под кожу через это прикосновение.ххх
23 февраля 1971 года в поместье Лестрейнджей пришло письмо в темном конверте, где (на вид) красными чернилами было выведено «Том Реддл-младший».
ххх
— Мой Лорд, имею ли я честь спросить у вас кое-что? Том махнул рукой. Он сидел во главе стола с Пожирателями Смерти, стараясь до этого даже не обращать внимания на сверх меры страстную к их общему делу Белатриссу Лестрейдж. Женщина же смотрела на него с обожанием, впрочем, Том никогда не боялся её любви, — магия вокруг никогда не позволит ни Тому, ни Белатриссе нарушить свой завет. — Нам в поместье пришло письмо на Ваше Благовернейшее и Великолепнейшее имя… — женщина протянула ему конверт костлявой, худой и будто лишенной жизни рукой. Увидев имя Уэнздей на обороте, Волан-де-Морт моргнул несколько раз, чтобы успокоиться (Антонин, уловив легкое колебание друга, недоуменно поднял бровь) и немедленно вскрыл конверт. Он вспоминал её всякий раз, когда проводил время с проститутками "Черного Лотоса" (без сомнения черноволосыми и тощими, как Уэнздей), думал о том, что желает видеть её, — её, не Белатриссу, — с собой на троне Великой Британии, который, без сомнений, завоюет. В нем было лишь две коротенькие строчки, написанные кроваво-красными чернилами: Узнала, что ты сделал с Британией. Молодец, Реддли.