Побег

Дворкин сосредоточенно вгляделся в только что созданную карту. Изображение на ней больше всего напоминало произведение абстрактного искусства, поскольку представляло собой чисто умозрительное представление о нужном ему человеке и месте, в котором тот находился. Связаться по портретной карте было бы проще, но вступать с членами семьи в козырный контакт Оберон ему почему-то запретил. Никак не вспоминалось, почему, но, видимо, причина была важная, раз уж он когда-то согласился с требованием сына. Приходилось теперь действовать в обход… Связаться по карте с помещением — это ведь совсем другое дело! Про это Оберон речи не вел. Серые разводы на прямоугольнике картона обрели глубину и фактуру, что-то темное шевельнулось в углу проявившегося помещения, и Дворкин шагнул вперед. В нос тут же ударила вонь: гниль и прах, миазмы разложения. Одетый в истрепанную арестантскую робу человек снова шевельнулся на своем прогнившем тюфяке, сел, прижавшись спиной к стене, и уставился на Дворкина из-под нечесаной гривы черных волос тусклым немигающим взглядом. — Ты кто? — Дворкин сделал шаг вперед. Человек не ответил, только ощерился и зарычал. Сквозь решетчатую дверь камеры виднелся коридор и камера напротив. Ее обитатель лежал, раскинув руки, на полу. Обрывки ветхой одежды не скрывали покрытой струпьями и свежими гнойными нарывами кожи, туго обтягивающей ребра. По виду и запаху его можно было принять за труп не первой свежести, пока он не мотнул головой, поворачиваясь к коридору лицом, покрытым царапинами и септическими язвами; его воспаленные глаза безучастно смотрели в пространство. — Неправильная Тень, — покачал головой Дворкин и прошел мимо напряженно наблюдавшего за ним арестанта к дальней стене. Чтобы выглянуть в крошечное окошко под самым потолком, ему пришлось сменить форму, значительно прибавив в росте. За окном простиралось пасмурное небо, елозящее облачным брюхом по серому морю. На горизонте черной полосой лежала суша, каменистая и неприветливая. Дворкин приготовился переместиться прямо на далеко выдающийся в море мыс, но в последнюю секунду обернулся, услышав звериное рычание за спиной. Вместо узника в камере оказался большой черный пес. Он, скалясь, бросился вперед, и Дворкин машинально перехватил его за загривок измененной когтистой рукой. Они вместе рухнули на каменистый утес. Пес, заскулив, откатился прочь и распластался на спине уже человеком. Дворкин вгляделся в правильное, но изможденное лицо с запавшими глазами. Определенное сходство наблюдалось… — Может, в тебе и есть наша кровь, но ты не Корвин, — пожал он плечами в конце концов и, достав из кармана угольный карандаш, принялся выводить на ближайшем ровном камне изображение своих покоев. — Сириус, — проговорил человек так хрипло и с таким трудом, словно его горло было привычнее к лаю, чем к человеческой речи. — Я — Сириус Блэк.