Гордость - всего лишь вопрос любви.

- Стеф. Стеф, не молчи. Не беси меня. - Уже около двадцати минут я пытаюсь добиться от него хоть слова в ответ на мои, черт возьми, извинения. Да как ты вообще можешь на такое не реагировать? Я стою перед тобой и ИЗВИНЯЮСЬ. Извиняюсь, понимаешь? Прошу тебя простить меня. Когда последний раз такое было? А? Да ты даже ответить не сможешь, потому что НИКОГДА. Я слишком горд, чтобы вымаливать прощение, даже у тебя. Но я смог переступить через себя. И как раз в этот момент ты решил устроить мне молчаливую войну. У тебя совесть-то есть? - Стефан, мать твою, Олсдал. Еще минута, и я выйду отсюда. Через окно. – Почему через окно? Да потому что мирило всех мирил Фиона Брайс, сочла отличной идеей запереть нас снаружи в одной гримерке, за гребаный час до концерта. - В принципе, не высоко. Метра три. Можешь не бояться сломать себе пару конечностей. Класс. С отсутствующим выражением лица ты решил воспроизвести своими голосовыми связками именно это? - Олсдал, ты серьезно, или тебе просто нравится смотреть на то, как меня бесит эта ситуация в целом? – Я подошел ближе к нему, сложил руки на груди, и с недовольной физиономией посмотрел ему в глаза. – Чего ты добиваешься? Ну? Не смей молчать! - Молко, что тебе от меня нужно? – Стефан поднял на меня глаза с такой усталостью, как будто только что отыграл весь тур за один концерт. - Если ты не заметил, я пытаюсь извиниться. Я. Извиниться. Сопоставляешь? – Я плюхнулся в кресло напротив него и закинул ногу на ногу, в ожидании хоть малейшего ответа. - Ну, допустим, я тебя услышал. И что дальше? Сорванный концерт твоими извинениями не вернуть. – Он встал и подошел к маленькому холодильнику, по всей видимости, за водой. Бегаешь от меня, да? – А ты знаешь, каково это - стоять перед многотысячной толпой, видеть в глазах каждого, абсолютно каждого, слабую тень надежды, но потом разрушать её, произнося всего одну фразу? А потом наблюдать за тем, как фанатки закрывают лицо трясущимися ладошками, и их плечи начинают дергаться в истерике, как люди падают в обмороки? Нет, ты не знаешь. Потому что это Я, каждый раз, - каждый чертов раз! - вынужден прикрывать твою, не всегда трезвую, задницу. – Он открывает бутылку и делает несколько нервных глотков. Ненавижу, когда он злится или расстраивается. Это выворачивает душу наизнанку. Виновато опускаю глаза. Черт, хватит читать мне нравоучения, я и сам все прекрасно знаю. Только вот я никогда не признаю своих ошибок вслух. Хоть и знаю, что это в корне облегчит всем жизнь, я никогда не стану этого делать. Эта чертова гордость досталась мне от отца. Я ничего не могу с этим поделать. - Прости меня. – Странно, это срывается с моих губ на автомате, искренне. Рот начал действовать быстрее мозга. Отлично. Прямо как в старые добрые. Нерешительно встаю с места и подхожу к тебе со спины. Я не знаю, хочешь ли ты этого, но я плавно обвиваю тебя руками. Прижимаюсь всем телом к твоей спине и касаюсь щекой твоего позвоночника. Черт, почему ты такой высокий? И теплый. Если кто-то скажет, что душевное тепло не может переходить в физическое – я рассмеюсь ему в лицо, потому что это не так. Я знаю, что это не так, благодаря тебе. Даже если на улице будет жуткий мороз, даже если мы когда-нибудь дадим концерт на Урале, ты все равно будешь теплым. Парадокс, нонсенс, но это так. И это одна из твоих самых удивительных особенностей. Вздрагиваешь, почувствовав на себе чужие руки. Очередная особенность. Ты так и не привык к моим прикосновениям. А ведь пошло третье десятилетие, как мы знаем друг друга наизусть. Ведь между нами было куда больше, нежели простое объятие. Но ты все равно каждый раз вздрагиваешь и покрываешься мурашками, как будто никогда не ощущал этого раньше. Чувствую, как мышцы в твоем теле начинают расслабляться, а из груди вырывается рваный выдох. Тебе нравится, я знаю. - Молко, откуда в тебе столько наглости? – Ни капли упрека в голосе, только еле уловимое смущение и наслаждение. – Я разве сказал тебе, что простил? Хм, и правда, я ведь еще ничего для этого не сделал. Поднимаюсь на мысочки и касаюсь губами длинной, худой шеи. Слышу обрывистый вдох. В следующее мгновение, неожиданно даже для самого себя, ты вырываешься из моих объятий и поворачиваешься ко мне лицом. - Бри, пожалуйста, пообещай мне, что подобное больше не повторится. Хотя бы в этом туре. – Кладешь свои ладони с невероятно изящными, длинными пальцами на мои щеки и пронизываешь взглядом, способным уничтожить душу и сделать все, чтобы твоя просьба была исполнена. – Это же юбилейный тур. Наша группа… Нет. Наша семья вместе уже двадцать лет. Я не хочу в будущем вспоминать это, как… как… провал. Сердце в буквальном смысле начало отбивать бешеный ритм где-то в районе пяток. Он боится. Он боится, что я все испорчу. Да что же я за зверь-то такой? - Я обещаю, Стеф, я обещаю. – Кому, как ни тебе знать, что мои обещания – пустой звон. Но не в этот раз. Такого больше не повторится. Сгребаешь меня в охапку и прижимаешь к себе с такой силой, как будто никто и никогда не сможет забрать меня у тебя. А ты и не отдашь. Ни при каких условиях. Я знаю это. Вдыхаю запах твоей рубашки, который не меняется уже несколько лет, но не перестает сводить с ума: свежий ментол, корица, и тонкая, почти незаметная нотка табака. Когда-нибудь я точно опущусь до уровня тех знаменитостей, которые выпускают свои духи и создам именно такой аромат. Нет. Не создам. Я не хочу делить такую значимую часть тебя ни с одним человеком на Земле. Это только мой запах. И только я могу им владеть. В реальность возвращает тихий, неспешный скрип ключа. Со скоростью света отстраняюсь от тебя, хватаю в руки первое, что увидел, и делаю вид, будто невероятно увлечен изучением этикетки на пачке чипсов. Ты же с невозмутимым лицом облокотился на стену и принялся разглядывать свои кеды, которые, собственно говоря, были не в лучшей форме. Да уж, ни дать ни взять, очень естественное поведение. Разобравшись с дверным замком, на пороге появилась Фиона при полном параде. Оба в унисон с облегчением выдохнули. К слову, я всегда восхищался этой женщиной: и отношения в группе наладит, и на скрипке попиликает, и волосы по десять раз на дню уложит, и марафет на мордашке наведет. А про вес ее «сумочки» я вообще молчу. Грамотно сопоставить вес и размер аксессуара у меня никогда не получалось, ибо по ощущениям, это должна быть не маленькая кожаная сумка, а нехилых таких размеров дорожный чемодан. Оценив масштабы трагедии, Фи перевела взгляд на меня, как на главного виновника всего происходящего, и открыла рот для изречения дальнейшей информации. - Через пятнадцать минут наш выход. Это первое. Сегодня мы изо всех сил должны постараться отыграть хотя бы половину концерта, Брайан. Это второе. - Да, спасибо, не помешало бы еще и шуток на эту тему. Подхожу к ней, и воспроизвожу показательный реверанс. - Да, ваше высочество, карета подана, лошади готовы. – Я не знаю, насколько глупо это звучало со стороны, но Стеф, который уже стоял рядом со мной, тихонько подавил смешок. - Вот, уже лучше. – Она одарила нас искренней улыбкой. Кажется, у этой мадам развивается звездная болезнь. - Ну, и последнее. Этот час взаперти принес хоть какие-то плоды? Лицо приобрело хитрую гримасу, а сознание начало орать, как на футбольном матче « ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ». Кидаю быстрый взгляд на Стефа. Жди, мой хороший, сейчас будет маленькая феерия. Разворачиваюсь к тебе всем телом, хватаю за ворот рубашки и немного приподнимаясь на мысочках, тяну на себя. В этот момент в твоих глазах можно прочитать только одну фразу: «что ты делаешь, придурошный!?» А я делаю то, что хочу. То, что считаю нужным. Мы же не дети, в конце концов. Спустя мгновение сладко накрываю твои губы своими. Ох черт, а я и забыл со всеми этими ссорами и проблемами, как это круто. Нет Стеф, не углубляй поцелуй. Это не зайдет дальше. Не сейчас. Через десять минут нам нужно быть на сцене, да и к тому же в метре от нас стоит Фиона, чье выражение лица, готов поспорить, не выражает ничего, кроме глубочайшего шока. Спустя несколько секунд я отрываюсь от тебя, выпускаю из руки воротник твоей рубашки, и показательно развожу руками, устремляя довольный взгляд на скрипачку. Так и не проронив ни слова, Брайс развернулась, и все с тем же кирпичным выражением лица направилась в сторону своей гримерки. Чертовски довольный собой, я повернул в сторону кулис, но был ловко перехвачен твоей рукой. - А теперь объясни. – И к моему удивлению, твое лицо излучало и вправду полное негодование. - Я просто понял. - И что же ты понял? - То, что гордость – всего лишь вопрос любви.