Oh ma douce souffrance

Je remue le ciel, le jour, la nuit Je danse avec le vent la pluie Un peu dʼamour, un brin de miel Et je danse, danse, danse, Danse, danse, danse, danse Et dans le bruit, je cours et jʼai peur Est ce mon tour? Vient la douleur… Dans tout Paris, je mʼabandonne Et je mʼenvole, vole, vole, vole, vole, vole, vole Персиваль выхватывает его из толпы, не больно, но крепко хватает за локоть, трансгрессирует, утаскивая за собой подальше от чужих взглядов. Они скрываются по закоулкам, прячутся от вездесущей толпы и зорких глаз Мэри-Лу, чтобы Криденс в очередной раз повинился перед Грейвзом в том, что не смог найти ребёнка. Узнай мать, что он не выполнил её поручение, то поджала бы губы и потребовала бы ремень. Персиваль не такой, он понимает, гладит по плечу, успокаивая, говорит, что не нужно бояться. Мягко, но настойчиво разворачивает его руки ладонями вверх, и всё спокойствие сходит на нет, Криденс беззвучно всхлипывает, ему стыдно. Стыдно за то, что он позволяет делать с собой такое. Грейвз злится, ураган пульсирует внутри него, пока он лечит ладони Криденса. Персиваль сдерживается, гладит его по голове, как бездомного котёнка, притягивает к себе, и Криденс, прижавшись ухом к чужой груди, слышит стук сердца — бешенный и резкий. Ему чудится запах мёда, Модести говорит, что от волшебников несёт зловонием подземелий и горечью ядов, в реальности всё по иначе. — Я защищу тебя, — ему хочется верить. Наверное. Он обгоняет ветер, гасит солнце и чувствует, что может перевернуть небо и упиться дождём. Ему не нужно имя, не нужна мать, не нужна сестра, он — сама свобода, способен вспороть кирпичную кладку дома, так же, как пряжка ремня вспарывает кожу на его ладонях. Это хорошо, это, словно ты чувствуешь всё и одновременно ничего, хочется наброситься на кого-нибудь, обглодать, высосать всю жизнь, выбить весь дух, не оставить ничего кроме пустой оболочки, но приятнее всего осознавать, что ты можешь сделать это с любым, с кем пожелаешь. Неожиданно он видит Персиваля, и злоба закипает колдовским варевом. Обманул. Использовал. Такой же, как и мать, такой же, как и все. Она была права. Колдуны и ведьмы — зло. Им нельзя доверять. Хуже всего, что он тоже один из этих дьявольских отродий. — Криденс! — раньше ему нравилось, когда Грейвз звал его по имени. Сейчас тоже. Нет, нельзя верить. Снова становится самим собой: просто мальчиком, которого жестоко наказывала злая мачеха. — Ты использовал меня, — приближается к Персивалю, заключает их в дымчато-чёрный кокон, чтобы никто не смог помешать им. — Я ошибся, — его кадык дёргается, — прости меня. Криденс смотрит ему прямо в глаза. Опять врёт, не жалеет, не тот, за кого себя выдаёт. Вздрагивает, когда Грейвз берёт его лицо в ладони, тёплые и мягкие. Там, под кожей магия, искрится и течёт по венам наперегонки с кровью. Хочется ощетиниться, как те же бездомные котята из подворотни, зашипеть, царапнуть больно и до крови. Выпусти когти, покажи зубы, ты сильнее него! — Врёшь, — шепчет, потому что судорога сдавливает горло своей медвежьей лапой. — Они идут за тобой, Криденс, — сощуриться, попытаться разглядеть настоящее лицо Персиваля, — они идут за нами. Слышится шум, ему страшно и почему-то больно. — Ты такой сильный, — Персиваль ненавязчиво притягивает его к себе, — такой храбрый. За стеной чёрного дыма слышатся выкрики, всполохи магии бьют по ней со всей силы. Криденс вздрагивает от каждого удара, силится, чтобы не осесть в руках Грейвза. Он обещал научить магии этого забитого мальчика со шрамами на ладонях, а Криденсу нужно было лишь немного любви. — Я… — особенно сильное заклинание почти пробивает стену, белоснежная искра на мгновение мелькает перед глазами и прерывает его. — Я знаю, — говорит Персиваль, прижимается губами к макушке его головы. — И не отдам им тебя. Прижимает к себе до боли в рёбрах. Криденс читает в его голове слово «моё», которое тянется бесконечной вереницей ярко-алых букв. Конечно, его. Приручил, привязал, потом выбросил, теперь снова пытается вернуть. Криденс растворяется в его руках, снова бестелесное «нечто», на которое с таким восхищением смотрит Персиваль. Он принимает Грейвза в свои объятья, оборачивается вокруг него угольно-чёрным туманом, утаскивает с собой, как огромная чешуйчатая змея. Нет, не змея. Криденс взмывает к небу исполинским драконом, унося в своих невидимых лапах Персиваля Грейвза.