Сказки Иерусалима

комм. автора: Признаться честно, когда я зашёл на фикбук и увидел там чёртову дюжину личных сообщений с поздравлениями от различных людей - то я малясь офигел :D Спасибо вам, стесняшки, очень приятно было! С наступившим всех читающих c: Насчёт главы - очень извиняюсь, она была написана за жалкие 4 часа в целом, на кисельную голову. Да, я давил из себя, но мне не хотелось затягивать с выпуском. Поэтому извините, если стиль написания немного отошёл о предыдущих глав, но благо сюжета я придерживаюсь. На следующий день я старался исправить ошибки как только мог. Всеми силами пытался придерживаться канона, честно-честно. Вновь прошу указывать на ошибки, я не кусаюсь, буду благодарен. ____________________________________________ Сегодня пасмурнее, чем обычно. Такая погода вовсе не присуща для Сирии в это время года. Был конец августа, еще буквально пару дней назад пекло солнце, а сегодня жители ни разу его не увидели, даже с утра. Кто-то этому обрадовался, для некоторых стало плохой новостью. Небо тёмное, но пробивающегося сквозь тучи света достаточно, чтобы вещи отбрасывали свои тени. И вот на дороге меж домов мелькнули две из них, мимолетные, странные силуэты, не попадающиеся на глаза. Прыжок, шаг еле ощутимый, Альтаир уже близок к своей цели. До бюро всего лишь менее ста метров, но путь преграждают назойливые лучники, которые, прохлаждаясь, шатались из стороны в сторону без дела. Людьми ассасин их не считал, только жалкими пешками с дрессированным не в лучшую сторону разумом. Выпад вперёд, клинок на руке обнажается и в то же мгновение пронзает плоть вражеского солдата, предварительно второй ладонью закрывая рот своей цели во избежание лишнего внимания. Альтаир небрежно вынимает оружие, оцарапывая броню трупа, бросает тело на поверхность, безо всяких эмоций смотря на мертвого. Убийство для этого человека давно потеряло значимость, он считал это чем-то обычным. - Ассасин! - громко заверещал голос где-то поодаль от места преступления. Встрепенувшийся Ла-Ахад про себя упомянул чёрта, развернувшись лицом к лучнику, который уже натягивал тетиву своего оружия. Его лицо исказило напряжение, злость, от жажды, как можно скорее прикончить язычника и доложить капитану стражи, у подчинённого дрожали руки, стрела сбивалась. Его мысли были заполнены мечтами о высокой похвале и награде за убийство главного врага Иерусалима. Убить его всё равно придётся, поэтому ассасин приготовился было укорачиваться, да вот подоспел тот самый чёрт. Стрела с ярко-красным оперением тут же пронзила облаченное в кольчугу молодое тело солдата, а тот в свою очередь продолжил стоять на ногах. От неожиданного болевого шока лучник выронил своё оружие, руки и ноги пробила судорога, взгляд резким скачком переметнулся на место, откуда произошла атака. Для него было сюрпризом узнать, что их враг следует не один, хотя это очень бесполезная информация, судя из того, что этот солдат уже фактически труп. Однако он не сдался так быстро, дрожащая рука вынула кинжал из ножен, еле находя силы удержать его. Чуть открытое лицо второго ассасина имело женские черты, совершенно другую одежду. И явно удивленная тем, что стрела не положила противника замертво, женщина мигом потянулась за еще одной. Её движения были немного замедленны, она словно сквозь водное сопротивление натягивала свою тетиву, но уже незачем. Противник поддался-таки воздействию яда и рухнул на бетонную поверхность, роняя кинжал под ноги. Альтаир переглянулся с Джол, что уже успела переместиться на крышу к мужчине, гордо, подобно орлу, развернулся и последовал по направлению бюро. Женщина же лишь закатила свои зелёные, скрытые под тенью капюшона, очи и вздохнула. В принципе, слов благодарности она и не ожидала от бывшего мастера, даже наоборот, она знала, что он будет не рад её вмешательству, и ей оставалось только продолжить идти следом за своим «путником». - Благодарю вас, господин. Уверен, хозяин будет доволен, – с улыбкой пролепетал старик, голова которого была обвязана какой-то дешёвой потёртой тканью, придерживая тем самым перевязь на глазу. Верно что-то весьма неприятное приключилось с беднягой, кожа вокруг жгута скукожилась, посинела, другая половина лица так же была изувечена. Старец хрипло прокашлялся в кулак, кладя мешочек с деньгами на стол, а затем забирая выложенные перед ним, аккуратно сложенные, чертежи пристроек Иерусалимской крепости. Вероятно, он архитектор, и при его службе пошло что-то не так. Когда он пришёл в магазин с заказом, то принёс исходный план строения, который словно пропустили через десяток мечей, как и заказчика. Благо этот художник был мастером своего дела и в кратчайшие сроки управился с перерисовкой и восстановлением всех чертежей. Когда заказчик покинул магазин, бесшумно закрывая за собой двери, глава протяжно вздохнул, поведя плечом единственной руки и неохотно возвращаясь к своей работе, которую ему вынесли, как приговор. Малик Аль-Саиф, некогда бывший одним из талантливейших ассасинов, способный крепко держать клинок в своих руках и имеющий немало отличительных способностей. Он был прекрасным воином, и в душе его титул всё так же держится, да вот пламя угасло. Угасло в тот момент, стоило ему услышать слова лекарей по поводу своей израненной руки, которой он впоследствии лишился. Для Аль-Муалима эта была та самая грань, по которой он настолько не справедливо поступил с арабом. Ментор считал, что без руки Малик ничтожный боец, словно эта травма и послужила его падению в глазах повелителя. Ассасин был переведён в иную сферу званий и отправлен на пост хозяина бюро в Иерусалиме. И теперь, вместо участия в разгорячённых сражениях, он вынужден находиться в четырёх стенах и заниматься столь кропотливой работой, как рисование карт, и не менее отвратительной, как раздача заданий всякого рода глупым новичкам. Факт всего происходящего первое время очень раздражал даи, но, постепенно, он свыкся, стараясь находить в этом и положительные стороны. Теперь ему нечем и негде рисковать, ведь всё, что он мог потерять – уже потеряно. Каждый день он обретает спокойствие, эдакий транс, который изредка нарушают полоумные новобранцы. Но, разве это подарок? Подарок, который подсунул ему близкий друг? Нахлынувшие воспоминания перебивали все мысли главы, вынуждая тело сжаться от напряжения. Альтаир – вот кто подарил мужчине такую жизнь. Да, Аль-Саиф во всём винил лишь этого человека: в смерти брата, в подставе братства, в своей судьбе. Он был крупно раздражён, когда в письме от Ментора, принесённое почтовой голубкой, говорилось о цели скорого визита бывшего мастера. Но, как бы даи не хотелось, а встретить своего неприятеля придётся. К тому же, помянешь чёрта – он тут же явится. - Мира и покоя тебе, Малик, – донёсся знакомый басовый тембр со стороны входа, в проёме которого показался белый ассасинский силуэт и поспешил пройти в помещение. Невозможно представить, насколько сильно было желание даи прогнать ученика из бюро, да нельзя. Совершит ошибку, а Малик потом виноватым окажется. От всех этих злосчастных порывов чувств начальника избавил едва уловимый сдавленный аромат сожжённого жасмина, который донёс неощутимый ветряной поток. Сразу же после этого глава заметил, что карта, которой он занимался продолжительное время, испорчена, чернила растеклись по направлению сдвинутого кончика пера, выводя витиеватую закорючку. Араб нахмурился, кладя перо на стойку и тут же сминая кусок пергамента, бросая куда-то под стол не глядя, проговорив: - Твоё присутствие лишает меня того и другого. Что тебе нужно? Альтаиру была прекрасно заметна эта неприязнь к его персоне, ворчливая грубость, которую с любым другим начальником бюро он бы не перенёс. С Маликом же как-то иначе. - Аль-Муалим сказал… - Что ты должен выполнить несколько заданий, чтобы искупить вину, – договорил за ассасина глава, преждевременно отвечая на поставленный вопрос сам себе. Естественно мужчина знал, зачем явился сюда этот убийца, но вопрос в том – знает ли его гость сам, ради чего послан? – Ты сам должен знать и понимать данное, а не потому, что тебе это кто-то сказал, - беспокойство из уст Малика? Ни за что. Скорее язвость, сарказм, показывающий все раздражение к присутствующему. Не сводя взгляда с вошедшего в помещение человека, глава не пытался даже скрыть своего недовольного лица. А воин крепости пропускал все мимо ушей. Не первый раз он слышит этот тон и уже вовсе перестал придавать ему значение. - Я не обязан выслушивать твои нравоучения, Малик, мы теряем время. Может, сразу перейдем к делу? - произнес гость, подходя к столу, со сложенными друг на друга картами, устремляя взгляд на своего бывшего товарища. Однорукий араб выпрямился, устало вздохнул и отрицательно помотал головой. Вероятно, этот человек никогда не будет слушать никого, кроме своей гордости. – Моя цель – Талал. Торговец людьми, похищающий иерусалимцев и продающий их в рабство. Его база находится на складе, в башне, к северу отсюда. И в данный момент он готовит к отправке очередной караван. Я нанесу свой удар, когда он выйдет проведать товар, тогда он будет весьма простой мишенью. - Простой мишенью? – переспросил даи, чуть прищуривая свои глаза и искривляя губы от раздражения. Очередной прилив отрицательных чувств к этому человеку, к его характеру и ярко выраженной самооценке просто не давал покоя. – Какой же ты самоуверенный. - Ты закончил? Тебе достаточно того, что я узнал? – в голосе Альтаира едва дрогнули нотки напряжения, а им самим уже в порядке нескольких минут овладевает желание покинуть бюро. Само собой его выводит такое отношение, и терпеть долго он не станет. - Нет, – грубо отрезал Малик, попутно взмахнув единственной рукой. – Но придётся смириться, – пробубнив эти слова, мужчина был готов отдать белоснежное перо ученику, как его отвлекли. Глава перевёл взгляд по направлению выхода, где незнакомая тень прошла вдоль стены. Человеческая фигура в тёмном коричневом одеянии показалась из-за угла, не спеша входить внутрь. Незнакомец мельком оглядел обстановку, а так же самого главу бюро, которому не очень обрадовалась, судя по нахмуренным, едва виднеющимся, бровям. Ведь Малик чуть ли не возглавлял злосчастный список людей, которые с особой яростью жаждали снести голову мятежнице в тот самый день. Спору не было, это Джол, которая явилась в ожидании Альтаира, да вот сможет ли Малик опознать личность? Взявшись за край своего капюшона, странница чуть больше прикрыла лицо, считая, что даже блеск её змеиных глаз может выдать особу и натянутой на пол-лица тряпки не достаточно, а так же поспешила укрыться за стеной, уйти с поля зрения. - Кто ты? И какого чёрта ты забыл там? – произнёс однорукий, немного прищуривая глаза и отдавая значение каждому движению гостя. Сначала Аль-Саиф подумал на одну из личностей информаторов, но после отметил, что схожего с ними ничего толком и нет, кроме спрятанного под тканью лица. Тогда откуда клинок на руке, отсутствие пальца и алый кушак? Шпион? Или может союзник с других земель? Нет, ни одно, ни другое, всё намного сложнее. За мгновение пелена эдакой тайны рассеялась. Мало того, что гость был женщиной со скрытым клинком на руке. Малика потрясла другая деталь – колчан со стрелами, перья которых были ядовитого красного цвета, кои он видел лишь однажды. В обмотанном бинтами плече отдалась пульсирующая боль, нагнанная мимолётными туманными воспоминаниями, попутно с чем тело дрогнуло, едва пошатнувшись назад, словно даи вновь пригвоздили чёртовой стрелой к стене. А этот блеск глаз, точно пускающий расщепляющий яд... В своей жизни он знал лишь одного человека с такими очами, и которые никогда не спутает. Он узнает этот ненавистный взор из тысячи. Малика охватили одновременно и страх, и злость. Сознание забило мгновенную тревогу, заставляя присмотреться и вспомнить ещё раз. Но, не к счастью, а к его ужасу опровержений не оказалось. Он не тратил время на раздумья, вроде: "как она до сих пор жива?". Мужчина сорвался с места, попутно схватывая рукоять меча, мирно покоившегося до этого момента на настенной полке. Покрытый пылью, холодный, позабывший огонь битвы. Лезвие задело несколько книг, чернильниц, в следствии сбрасывая те на пол, а сам Малик в секунду настиг непрошеного гостя, занося из-за себя меч. Следопыт среагировал, в такт рывку руки он развернулся, скрытый клинок с лязгом обнажился, звонко соприкасаясь с оружием главы. Сила была на стороне мужчины, пусть он и держит меч единственной рукой. Да, ловкость преобладала в Ан-Шейбе, она, конечно, может избегать атак некоторое время, даже ранить, однако ситуация, как сейчас, крайне опасна, к тому же в её планах не было порыва для атаки. Ассасин надавливал на рукоять своего меча, перенося тяжесть к середине металлического острия, он понимал своё превосходство в силе, но не смел недооценивать этого предателя. Кто знает, чему особа обучилась. И одна ли она. Карие глаза араба были готовы метнуть искры огня, чтобы заживо сжечь этого человека, будь он способен на такой фокус. Да, слишком велика его ненависть, будто от всего братства сразу. Джол недолго выдержит этого напора, как считала она, и ноги тот час же подвели её. Подкосившись, женщина мигом рухнула на жесткую каменную плиту на колени, рука дрожала от боли, кровь пульсировала, следопыт чувствовала весь этот жар, стоило взглянуть в глаза своего нападавшего из-под тёмного капюшона. Спина прогибалась назад, лук впивался в кожу, терся о позвоночник, а ассасин давил еще сильнее. Возможно, совсем скоро даи уложил бы своего врага на спину и перерезал горло, либо же просто сломал спину, но случилось обратное, стоило чужому мечу выбить оружие из рук Аль-Саифа. Всё это, от начального размаха до обезоруживания, произошло за какие-то секунды. Тот отступился, наблюдая за падающим клинком, а Джол поддалась тяжкому толчку и притянулась к холодной поверхности, падая на спину. Лицо в первые секунды скривилось, зубы стиснулись, когда неприятная тупая боль отдалась в спине, плотно соприкасающаяся с жесткой поверхностью лука. Женщина тут же перевернулась на бок, в итоге оставшись раненой своим же оружием, пусть это и была жалкая царапина. Малик был, мягко говоря, удивлен от такого поступка со стороны бывшего мастера, он с тем же гневом, с расширенными глазами смотрел на Альтаира. - Что ты вытворяешь?! - воскликнул араб, тараня взглядом ассасина. - Достаточно. Мы теряем время, - складывая свой кованый меч в ножны, мужчина ответно смотрел на главу, который в своем случае ничего не понимал, да и столь агрессивные эмоции сбивали с толку. На несколько секунд ассасин перевёл недовольный взгляд в сторону женщины, их яркие, говорящие сами за свои сущности, взоры пересеклись в непонимающей наколённой цепи. - Как можно говорить о времени, когда в бюро братства эта гадюка? Ты привёл в убежище врага! - указывая на Джол, словно плюнув эти слова в ту, процедил сквозь сжатые зубы Малик. После сказанного, "эта гадюка" поднялась на ноги, из-за спущенных локонов глядя на начальника бюро и потирая какие-либо ушибленные места на спине. Даи было уже подготовился к активным действиям со стороны изгнанницы, но зря, она даже и шага в его сторону не сделала, а лишь высказала, едва отгибая к подбородку уголок маски: - Весьма радушный прием гостей, но я сюда вернулась не битву искать. Мне было достаточно и прошлого раза, – указывая на свой левый глаз, который, конечно же, стал менее отвратительным за эти два года, спокойно высказала женщина. Она заметила, что капюшон спал с её макушки, открывая присутствующим взор на своё лицо. Выпрямившись, шикнув от постепенно стихающей боли, зеленоглазая продолжила. - Я лишь преследую цель помочь Альтаиру. Информация, преобладающая в его похождениях, весьма интересная. Благое дело, знал бы ты. Спокойный тон Джол выводил на подозрения ассасина еще больше, он даже не дослушал толком и перебил её. - Я не желаю слышать твою ложь и сейчас же доложу всё Аль-Муалиму. А тебе, Альтаир, - бросая свой взгляд на мужчину, словно напоминая о чём-то забытом, - похоже вовсе не видать своего ордена. - Малик..! - рявкнул Ла-Ахад, взбешённый тем, что собирается сделать глава. Поэтому попытался поставить всё на круги своя. - Это моё и только дело, как я выполняю поручения, данные мне повелителем. Ты не можешь вмешиваться в них. Нет, ассасин не пытался защитить изгнанницу. Наоборот, он хотел высвободить из этой "провинности" только себя. Ладно бы другие члены братства узнали о помощи, половина даже представление не имеют, что это за особа, да и перечить побоятся. Пусть он понижен до звания ученика, но является соперником похуже десятерых наставников. Но не Аль-Муалим. Это может быть чревато обвинением в содействии против братства, а то и казнью вовсе, одной из которых он чудом избежал. Как бы то ни было, но Альтаир был прав, частично. Малик пытался подобрать слова на этот счет, пока его ход мыслей не сбила женщина всего лишь своим прищуренным взглядом в сторону даи. Он вновь завелся. - Даже не смей раскрывать свой рот! Уходи отсюда, немедля, - жестикулируя рукой, просто уже приказывал глава убираться вон. Он считал, и будет считать эту душу позором и бесчестьем всего Масиафа. - Твоя преданность слепа, Малик, как была и моя. Надо было целиться тебе в голову, когда была возможность, там, в храме Соломона, - как-то разочаровано произнесла это Джол, но перечить не стала и покорно удалилась через верхний вход. Выбравшись, она осмотрелась вокруг на наличие стражи, и уже только потом поспешно покинула крышу здания, спустившись к полной людей улице и вовсе растворяясь в спешащей толпе. Она будет ждать Альтаира, даже несмотря на прошедший инцидент. Она, во что бы то ни стало, будет испытывать судьбу и вести ассасина правильным путём. Вернее, путём, который лишь она считает правильным. Навязывать своё мнение? Да, это она умеет. От такого признания Малик невольно приложил руку к плечу калеченой конечности, насупился, по суставам прошлась малая пульсирующая волна, сознание словно воспроизводило тот момент ещё раз. Заходя в комнату, он волком посмотрел на Альтаира. - Тебе что, жить надоело? А если бы она всадила тебе нож в спину, пока ты не видишь её? - снова подал презрительный тон глава. Тембр его голоса выдавал только что пережитое волнение вперемешку со страхом. - Неслыханно. Лучший воин просит помощи у предателя и посвящает его во все планы братства. - Я не просил ничьей помощи! - грубо перебил однорукого Альтаир, однако его бывший товарищ уже поспешил достать пергамент и начать писать весточку. Рыкнув, мужчина с ударом положил руки на стол, закрывая ими бумагу и размазывая свежую начатую запись, на что глава отреагировал вполне спокойно. Ла-Ахад непредсказуем, если дело не коснётся его чести. - Не смей подставлять меня, Малик. Я верен своему повелителю, но это моё дело, как исполнять его приказы. Мои побуждения благородны и следуют кредо. Ты знаешь это. Араб молчал, смотрел в сторону, сжимая единственную руку в кулак. Он не знал, как быть. Ведь Альтаир говорил не правду, он не под каким предлогом не станет верить тому, кто так обошёлся с ним. Но этот ассасин не тот случай, Аль-Муалим верит ему, как никому другому. А сам не знает, на что его любимец пошёл, чтобы вернуть свою честь. На секунду зажмурив глаза и закусив губу, Малик поднялся со своего места, укоризненно смотря на бывшего мастера. Однорукий хотел было что-то сказать, но запнулся. Сознание разрывалось на две части. В одной буйствовало желание подставить Альтаира так же, как и он главу бюро, а в другой нечто иное, заносчивое чувство беспокойства за ученика, вынуждающее смолчать, аргументируя это всё тем, что человек перед ним – его некогда бывший лучший друг. Даи вздохнул, сорвал с книжной полки мирно покоившееся перо и резко положил на стол перед мастером. После, его рука плавно поднялась, и кисть указывала в сторону двери. - А теперь убирайся, - тон главы был на удивление спокойным, с нотками усталости и подавленности, на ученика он даже не находил сил смотреть. Ассасин вполне снисходительно отнёсся к такому поведению, всё-таки однорукий испытал резкий стресс. Араб забрал метку и без лишних слов поспешил покинуть бюро, решая, что лучше сосредоточиться на задании. Джол ему попалась на одной из рыночных улочек: стояла возле лавки с лекарственными травами и что-то прикупала для себя. Мастерством целителя её, конечно, обделили, но женщина всё же была способна на большее, чем просто перевязать и обработать царапину. Когда женщина нагнала ассасина, она как-то тоскливо глянула на него, а чуть позже, когда воины покидали людную территорию, Ан-Шейбе сказала лишь единственное: «Он не прав. Вы все не правы». После этого за весь день она не произнесла больше и слова, что, в принципе, радовало Альтаира. В конце дня двое путников отсиживались на одной из лавок, подле стен здания бюро. Для атаки уже было слишком поздно, посему пришлось всего лишь ждать. Торговцы вокруг суетились, закрывая свои прилавки, убирая товар и радуясь той прибыли, которую сегодня получили. Скоро подойдёт патруль, но пока есть время, после тяжкого дня можно и побездельничать. Ведь завтра на это времени не будет. Средь этой массы простолюдинов, бедняков и купцов, Альтаир выделялся своей белизной. Более невнимательные личности принимали его за монаха и оставляли без должного внимания, кроме них особо никто не носит белое в большом количестве. Джол же наоборот, больше сливалась с серой толпой за счёт преобладания коричневых красок в своей одежде и невысокого роста. Но всё же необычность её порой выдавала с потрохами, отчего и приходилось либо бежать, либо вступать в бой. Даже их положение на скамье могли подтвердить подставные образы. Альтаир наклонялся чуть вперёд, опуская голову и смотря под ноги, изредка выглядывая по сторонам из-под капюшона. Локти были соприкосновенны с коленями, кисти скреплены в замок, ноги широко расставлены. Женщина же вовсе отталкивала о себе мнение прилежной покорной дамочки. Она облокачивалась на холодную стену, свободно кладя ногу на ногу - такие привычки больше относили к мужским, и в обществе были вовсе не приняты. При этом одной рукой она упиралась в скамью, другую свободно клала на поднятое колено. Прохожие частенько оглядывались на эту пару, однако уходя дальше, чем на три-пять метров, тут же забывали обо всех странностях, которые увидели. - И всё же, я не понимаю твоих побуждений. И на кой чёрт ты вообще влезла, куда не надо, – довольно неожиданно подал голос араб, делая паузы, словно попутно размышляя и самостоятельно пытаясь ответить на свой «вопрос». Он не смотрел на изгнанницу, даже и не думал слушать её, но та, после полуминуты молчания, всё же решила ни то пофилософствовать, ни то просто убедить ассасина, что эта тема слишком монотонна. - У меня тёмное прошлое, Альтаир, но я не считаю себя предателем. Я сделала то, что сочла нужным, пусть и испугавшись гнева повелителя и убежав из ордена. Последовав за правдой, жертвуя честью. Тебя там не было в тот момент, ты не смеешь переубеждать меня. Но ни к чему она не привела, как ты видишь. Потому что для вас, ассасинов, истина таится в другом, – с последними словами она усмехнулась, но усмешка эта была горькой, неприятной для неё самой. Голос был хриплый, поэтому женщина говорила настолько тихо, как бы её мог слышать лишь спутник. – Всё, о чём я могу жалеть - это о смерти Икрама. Полагаю, ты знаком с ним, он был один из лучших, как и ты. Но разве тебя волнует это? Ведь ты считаешь меня навязчивым куском бесчестного мусора, – после сказанного, Джол слегка отвернула голову вбок, от мужчины, который в свою очередь без каких-либо эмоций взглянул на собеседницу. Ему было всё равно на эти душевные страдания, какими бы они не были, не из-за того, что эту особу он знал крайне мало, а из-за своего характера, не приспособленного к таким вещам. Что он мог знать о ней? Что она покушалась на жизнь своего Повелителя, а потом была погнана с собственной лужайки волками? Только это. Больше ему не надо, не было нужды и интереса. Тем более она сегодня чуть не бросила бывшего мастера в яму позора. Альтаир сам по себе не лучший собеседник, на душевные темы тем более. Болтовню не по делу он считал пустой тратой времени, как и сейчас. Однако он сам её начал, вернее дал повод начать. «Стоит выйти ближе к полудню. Стража будет уделять внимание торговцам, и я успею проскользнуть», - после сих мыслей ассасин поднялся со скамьи и тут же совершил рывок на верхний балкон, что находился прямо над парой. Мужчина быстро взобрался - даже, вернее сказать, взлетел - на крышу, стараясь как можно скорее скрыться внутри бюро, от назойливых возгласов и взглядов патрульных лучников. Джол, сразу же понявшая намёк на расход, так же долго не задерживалась, ведь голоса служащих привлекли внимание наземный патруль, который уже было проходил ту самую улочку. Женщина не медлила и поспешила тут же скрыться от всех взоров, куда-то в переулок, заполненный телегами. Придётся ей ночевать здесь, не привыкать, ведь выбора у неё вовсе нет. Следопыт сбросила со спины колчан стрел вместе с луком на одну из полупустых, по виду давно не использованных, телег, накрывая оружие сухим, покрытым песком, сеном. Сама же улеглась рядом, подкладывая руки за голову и устремляя взгляд в открытый кусок серого неба. Философские и весьма неприятные размышления как-то автоматически посещают сознание людей, когда те ложатся спать, пока засыпают, находятся в полудрёме. Джол такой же обычный человек, и из-за столь бурной атаки сонного разума она недовольно скривила губы, устало закатывая глаза и переворачиваясь набок, вовсе не надеясь избавиться от них, ибо бесполезно. Там было всё: и воспоминания о родителях, о любимом, о вполне счастливой жизни в братстве, а потом всё это превратилось в какие-то помои, которые она выбросила вместе с собой же. Поэтому сейчас женщина лежит в жёсткой, никому не нужной, телеге, наполовину наполненной сырым грязным сеном, а не в каком-нибудь бюро, отдыхая до или перед миссией. Однако она бы не стала жаловаться, и в любое другое время ассасин даже бы и не задумался о своей судьбе или прошлом. Кто только мог знать, что жизнь доведёт её до такого. Как и было запланировано, убийцы вновь сошлись в Иерусалиме, во время убийства работорговца Талала. Женщина проснулась от резкого грохочущего звука, будто телегу сбросили с обрыва, и та вдребезги разбилась на части от ударов, так тут ещё крики людей да лязг металла. Сразу и не поймёшь, в чём дело, но Ан-Шейбе тут же схватила свой лук с колчаном и поспешила найти точку обзора. Пока она вскарабкалась на крышу этого дома с переулка, виновник беспорядка, коим оказался Альтаир, уже скрылся из вида, до этого направляясь прямиком к охраняемому складу, а значит к цели. Когда эта настырница вновь настигла бывшего мастера, она советовала мужчине обойти с крыши и убить находящегося внутри тамплиера, на что гордый ассасин махнул рукой и пошёл через прямые пути, в итоге будучи замечен врагом. Если бы не женщина, что пронзила стрелой ногу работорговца, всё так же поджидая выход этих двоих на крыше, Альтаир бы и вовсе не настиг жертву настолько быстро. На этот раз Ла-Ахад выслушал всё, о чём бы Талал хотел сказать перед смертью. Воин информации удивился, не сказать, что остался под впечатлением и оставшийся день ходил и мучился мыслями, нет. Просто он не до конца смог понять ход цели этого тамплиера, была в ней некая несовместимость с тем, о чём твердили люди и само братство. Слишком много странностей он говорил, и в меру своей веры Альтаир свалил всё на предсмертный бред. Когда мужчина отправился в бюро, то черноволосая спросила его: "скажи, заметил ли ты хоть какие-то совпадения в речах своих жертв?". Альтаир же вновь отмахнулся, не придавая значения этому вопросу только потому, что ничего не помнил из речей первого. После того, как убийца отчитался в бюро, он поспешил покинуть город, ведь путь в Масиаф не короток, нельзя терять времени. Но и сейчас без внимания он не остался, стоило ему услышать крик позади себя. - Альтаир! – знакомый голос, похоже, в голове лучшего воина засел надолго, ведь эта особа уже успела и разозлить, и помочь, и раздражить мужчину просто одновременно. Когда зеленоглазая нагнала его коня, при этом сама восседая на животном, то продолжила свою реплику. - Я просто прошу тебя прислушиваться к их словам. Возможно, ты действуешь слепо. Хочешь сказать, ты не выделил для себя хоть что-нибудь из речи Талала? - Мне не нужны советы, таких, как ты, – спокойно, но довольно резко перебил араб сию приставучую персону, от которой он уже был бы рад избавиться. - И я не намерен тратить на тебя своё время. В этот момент бывший мастер поспешно ударил своего непостоянного скакуна по бокам, и он тот час же совершил рывок вперёд, набирая разгон, пока бордово-коричневый жеребец женщины не преградил этим двоим путь своим мускулистым телом. Гнедая лошадь среагировала на неожиданную преграду перед собой, чуть приподнялась на дыбы, заржав, попутно делая несколько шагов назад. - Ты нарываешься, женщина, – грубо высказал воин, смерив озлобленным взглядом фигуру перед собой. - Пойми, что я могу тебе помочь, – не успокаиваясь, желая добиться своего, уже более настойчиво высказала воительница, находя смелость перечить такому серьёзному противнику. - Мне не нужна ничья помощь. Прочь с дороги! - Альтаир! - крикнула женщина своим и без того грубым, хриплым голосом. Ассасин нахмурился, стиснув зубы, смотря из-под капюшона на преграду перед собой. Он был крайне недоволен, даже сказать удивлён, как она посмела повысить на него голос. Она. Жалкая дворовая изгнанница. Лучница же успокоилась и, состроив молящий взгляд, высказала: - Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь своей роли в этой войне? Но убийца промолчал, будто бы вовсе даже не услышав ни единого слова и, обогнув скакуна, последовал дальше по своему пути, воздержавшись от желания вонзить ей в горло нож. Женщина обеспокоенно сжала поводья своего жеребца, смотря в спину гордого орла, и только хотела вновь высказать какую-нибудь причину, чтобы уговорить мужчину пойти за ней, а тот словно предвидел это и опередил. - Ты можешь пойти со мной, но не смей начинать эту тему с Аль-Муалимом. Никогда, – даже и не поворачиваясь, устало, обречённо выговорил ассасин, надеясь что он спасёт себя этим от постоянной слежки, посторонних вмешательств и скудных бессмысленных молитв. Хотя, всё же, что-то он выделил в этой особе. Она посмела перечить ему, лучшему ассасину, повышать голос, не боясь, что он мог бы и вправду убить её за такое поведение. К тому же, он избавляет себя от опасений, что следопыт что-нибудь сделает против него, ведь она очень кропотливо добивается их союза. А значит, получив его, ей не будет нужны досаждать Ла-Ахаду. Последующую дорогу он размышлял, почему и ради какой выгоды позволил Ан-Шейбе помогать ему. Хотя, как помогать, просто следовать. И, как бы стыдно ему не было признаться в этом самому, причин он не нашёл. Возможно только одна: Джол действительно поможет убийце вернуть свой орден, честь и вновь стать мастером ассасинов, а слова о ложной маске повелителя он всегда отбрасывал на второй план, не понимая, что это ему совсем скоро откликнется.