И запах печенья

Вместе с холодным ветерком в нашу комнату налетели крупные снежинки, смеясь и звеня, словно бубенцы, а на небе закутался в тучи, греясь, счастливый месяц. Уже третий день на улице стояли крепкие морозы, какие редко бывают у нас в ноябре, но мне это даже нравится, ведь всегда, когда на улице так холодно, я начинаю придавать большее значение теплу в своем доме. Вдыхаю поглубже и оглядываю уже развешанные на соседнем здании гирлянды, думая, что совсем скоро и нам можно будет готовить дом к Рождеству. Закрываю окно, которое за полминуты запустило в комнату немного морозного воздуха, и оборачиваюсь к тебе. Ты лежишь на кровати и улыбаешься, наслаждаясь прохладой, которая ласкает лицо, но не может забраться к тебе под бежевый свитер. В комнате царит уютный полумрак, и лишь свет из приоткрытой двери, что ведет в гостиную, и свет кремового цвета светильника на тумбочке возле постели не позволяли темноте завладеть помещением полностью. – Эй, Запад, ложись рядом! – поворачиваешь ко мне голову. Твои глаза такие яркие. Меня с рождения восхищал этот гранатовый огонь, который горделиво сиял в них всегда, чтобы не случилось. Такой живой, яркий, важный. Такой родной. Я, как всегда сдержанно улыбнувшись, подхожу к кровати и усаживаюсь рядом, рассматриваю белую кожу. Я помню каждую черту и отметину на ней. Еще с детства, когда ты часто рассказывал мне истории о своих подвигах и великих победах, в которых эти отметины и получал. А я слушал тебя внимательно, словно заколдованный, и восхищался тобой, как никем больше в этом мире. Я и сейчас восхищаюсь... Провожу по груди ладонью, забираюсь ею под одежду, оглаживая торс. Здесь небольшой шрам. А выше синее пятно, которое я оставил прошлой ночью. Я был неосторожным, прости. Улыбаюсь уголками губ этой мысли, потому что говорить про неосторожность, наверное, очень глупо, тебе, сильному, выносливому, Великому! Но... когда ты, так трепетно вздрагивая от моего горячего дыхания на своей шее, лежишь подо мной, мне кажется, что ты можешь растаять от любого неосторожного касания. Совсем как снег, на который так похоже твое тело: белое, хрупкое, от него даже пахнет чистотой и морозом. Однако, не смотря на это, ты всегда был очень горячим и невероятно сильным. Сейчас ты лежишь, закрыв глаза, и по-прежнему довольно улыбаешься и жмуришься. К твоим резким, прямым чертам лица, присущим настоящему воину, на удивление правильно подходит этот милый домашний свитер с полосками и этот сладкий запах выпечки, которым сегодня наполнился весь наш дом. Несколько часов назад ты, торжественно провозгласив себя неподражаемо-заботливым старшим братом, нацепил на себя фартук с цыплятами и принялся готовить печенье. То самое печенье, которое еще в детстве я просил тебя печь мне на Рождество. Представляю, каких трудов стоило тебе научиться делать его ради меня, хотя... ты же велик во всем, даже в такой мелочи, как готовка. Что удивительно, я ведь уже давно не маленький мальчик и не прошу этого, а ты все равно, из года в год, засучив рукава, идешь на кухню... И все-таки как же приятно пахнет выпечкой и шоколадом... на самом деле этот теплый аромат давно стал одним из важнейших атрибутов зимнего праздника в нашем доме, и без него действительно все было бы как-то не так. Я, счастливый от собственных мыслей и воспоминаний, наклоняюсь и крепко прижимаюсь своими губами к твоей улыбке. Просто хочу почувствовать. Это даже не совсем поцелуй. Просто тесное касание губами к губам. Ощущаю привкус шоколада. Сладко. Отрываюсь, но не отстраняю лицо, смотря в алые глаза. Редко твой грубоватый взгляд становится таким, почти ласковым, как сейчас, но от этого лишь увеличивается его ценность. На мою щеку легла ладонь, белые подушечки пальцев чуть жестковаты. Я кладу свою руку поверх твоей на моей щеке, немного поворачиваюсь и целую ее. Жмуришься, как сытый сонный кот, прикрываешь глаза и улыбаешься. Волосы разметались по подушке, серебряные. Как льдинки ресницы. Осторожно ложусь на тебя сверху, обнимая, и кладу голову на грудь. У твоего свитера колючая ткань, но зато она пропускает глухой отголосок ударов твоего сердца. – Когда мишуру развешивать начнем, м? – хрипловатый голос звучит совсем необычно, когда ты говоришь тихо. Нет, он даже не хрипловатый, а больше бархатный, глубокий. Чувствую, как длинные пальцы перебирают пряди моих волос. Любишь же ты нарушать порядок на моей голове, да и в ней самой – тоже. – Когда захочешь, – отвечаю. На самом деле хочется еще добавить: «Только не сейчас». – Тогда вечером начнем, – заключаешь ты, и я просто киваю. Мы лежим на кровати еще какое-то время, бережно сохраняя тепло друг друга, пока за окном, теперь уже мелкими блестками, осыпается и хрустит снег, сияя на фоне темно-синего неба. – Запад, вставай. Я пить хочу. Ну, пусти. Гирлянду и рождественские венки долго искать не пришлось. Большая коробка, обклеенная цветной бумагой еще со времен моего детства, нашлась в кладовке без малейшего слоя пыли. Каждый раз, когда достаю ее, натыкаюсь взглядом на когда-то давно сделанную на ней надпись «до встречи в следующем году!», и это заставляет улыбнуться. Уже скоро внутри дома все сияло красочными огнями и искристым светом гирлянд, которые, кстати, мне пришлось полчаса распутывать, ведь кое-кто почти год назад засунул их в коробку комком, да, Гил? Недовольно смотрю на брата. – Эй, нечего так смотреть, я опаздывал! Там Франция все вино бы выпил, помедли я еще немного! Обходя комнаты, я только и мог, что удивляться, потому что ты обмотал мишурой все, что только можно было, и что нельзя – тоже обмотал, с гордостью оглядывая теперь проделанную работу. Твои глаза сверкают ярче, чем фонарики в моих руках. Осталась только наша комната, а дом снаружи украсим завтра. – Я хочу кофе, – возвестил ты. – Будешь? – Нет, я пойду развешивать гирлянды у нас на стену, – ответил я. – О'кей, – ты быстро скрылся за косяком, а я пошел на второй этаж, размышляя, как лучше добраться до потолка, чтобы развесить украшение. Свет же решил не включать, решив, что и одного светильника достаточно, поэтому сразу преступил к делу. Вскоре до меня дошел уютный запах кофе с молоком, и шаркающие шаги, которые заставили меня обернуться. Ты стоял на входе в нашу комнату, отпивая из кружки, и наблюдал за мной, когда я только что закончил притягивать провод с лампочками над кроватью. Что-то тоже кофе захотелось, – до того сладок его аромат и до того аппетитно ты его пьешь... а на шее, я вижу, висит алая, в цвет твоих глаз, мишура. Так забавно смотрится. – Не плохо, – вынес ты вердикт. – Только надо свет погасить. Послышался щелчок, лампа погасла, и комната осталась освещена лишь теплым светом желтых фонариков, но темнее от этого нисколько не стало. – Вот! Вот теперь атмосфера – что надо! – ты ставишь кружку на комод, упираешь руки в бока и направляешь взор на ленту серпантина под потоком. – А чего лента всего одна? Нужно еще! – подняв указательный палец вверх, ты вылетел из комнаты. – Разве не достаточно? – меня не услышали. – Гилберт? Через минуту ты резво вернулся в комнату, таща по полу серебристый серпантин, а потом запрыгнул на кровать, чтобы развесить украшение рядом с гирляндой. Куда же столько? Я, конечно, понимаю, что у Великого и дом должен быть украшен соответствующе, но все вокруг итак уже сверкает, словно бы мы находились в каком-то детском рождественском фильме. Я скептически наблюдаю за тем, как ты тянешь руки к потолку, вставая ногами на заправленную кровать, но как-то упускаю тот момент, когда ты вдруг скользишь ногой по одеялу и стремительно падаешь вниз. Благо, на подушки. Я лишь успеваю испугаться и поймать кроткий вскрик. За секунду оказываюсь рядом, хотя понимаю, что ловить уже поздно, а ты смеешься, как ни в чем не бывало, распластавшись по постели, и довольный. Мало того, так еще и весь в ленте запутанный. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что все хорошо. Я устало вздыхаю, расслабляясь, и улыбаюсь. Ведь смотреть без улыбки на то, как ты смеешься, не представляется возможным. Опускаюсь рядом, и ты мгновенно обвиваешь мою шею руками, не прекращая широко и счастливо улыбаться. – Запад, я – твой подарок! – поднимаешь руки вверх, рукава свитера слишком длинные для тебя, да еще и в ленточке весь. Но я с тобой согласен: – Лучший подарок... А за окном, сверкая, падает снег, а у нас дома тепло и пахнет кофе и шоколадом. Я сладко целую твои губы, зарываясь ладонью в непослушные вихры. Чувствую, как ты все также довольно улыбаешься в поцелуй. – Самый лучший подарок, – повторяю, глядя в твои глаза, счастливый.