Узел на память

— Давай сделаем это. — Очки сбились с носа Ю Мина, его рубашка как будто невзначай задралась подозрительно высоко. — Прямо сейчас… давай?.. Ю Мин говорит очень странным голосом, пытаясь звучать так же сладострастно, как герои засмотренных до дыр неприличных сюжетов, и это забавляет До Хуна. Забавляет, но не отвращает — ничуть, потому что Ю Мин непреодолимо мил в своих неуклюжих стараниях. Не отвращает, а наоборот… До Хуну тесно ниже пояса, но в этом виновата вовсе не задранная рубашка Ю Мина. В этом виноват сам Ю Мин, которого До Хун чуть было не потерял навсегда. Он старается не думать о чудовищной утрате хотя бы в такую минуту. Её ведь не случилось, этой утраты. Ведь так? До Хун целует нос Ю Мина, его щёки, подбородок, губы; низко склонившись, он балансирует над ним, упирается в кровать локтями и коленями, чтобы не потерять равновесия, не навалиться на Ю Мина слишком сильно — как будто любой толчок сможет ему навредить. За последние месяцы Ю Мин натерпелся множество толчков, и пинков, и ударов. До Хун пытается не вспоминать об этом. Трудно не вспоминать о свой вине. Ю Мин переворачивается на спину, и от неожиданности До Хун всё-таки падает, с размаху придавливает чужое горячее тело, надёжно прячет его между собой и мятыми простынями. Тогда Ю Мин замирает под ним, и До Хун торопливо рвёт упаковку презерватива — криво, льёт на ладонь лубрикант — гораздо больше, чем нужно; всё это неуклюже, далеко не столь романтично, как он мог представить себе раньше. Но так — лучше, гораздо лучше. А потом До Хуну становится так хорошо, что он почти парит, взмахивает невидимыми крыльями в такт раскачивающейся кровати. — Больно, — тихо говорит Ю Мин. И До Хун падает. — Больно, — стонет Ю Мин, окровавленными руками зажимая нос. — Пожалуйста… До Хун моргает, отбрасывая воспоминание прочь. — Ты во всём виноват… опять. Это уже не воспоминание, а видение. Настоящий Ю Мин никогда бы не сказал так. Настоящий Ю Мин терпел и ждал, когда к нему вернётся настоящий До Хун — не жестокий, не прогнувшийся под чужими насмешками. — Что случилось? — спрашивает Ю Мин, неловко выворачивая шею. — Не останавливайся. Просто… будь осторожнее. До Хун не может. Он медленно выходит из Ю Мина — даже не успев войти толком — и ложится рядом, пряча лицо. Но долго прятаться не получается: Ю Мин неуверенно, но настойчиво теребит его за плечо. — Что случилось? — огорчённо спрашивает он. Его глаза, уже начавшие наполняться слезами, подозрительно блестят, и это добивает До Хуна, потому что вид мокрых глаз Ю Мина преследовал его в кошмарах — и это снова его вина, и он снова ничего не может с собой поделать. — Что не так? — Всё в порядке, — зачем-то отвечает До Хун и в очередной раз бесстыдно врёт, как врал о том, что терпеть не может Ю Мина, о том, что не имеет с Ю Мином ничего общего. — Давай продолжим… позже, ладно? Как-нибудь в другой раз. Ю Мин шмыгает носом и быстро закутывается в одеяло. Несколько долгих минут он молчит и спрашивает почти неслышно: — Это из-за меня? Я что-то не так сделал? До Хун обнимает его одной рукой. Пока в его арсенале осталось одно лишь прикосновение; ведь прикосновение никак не может навредить. Он смотрит в потолок и завязывает узел на рукаве второпях сброшенной рубашки. Это узел на память, потому что До Хун хочет помнить, несмотря на то, что воспоминания мешают ему. До Хун хочет помнить, потому что обязан помнить, потому что только так он не повторит своих ошибок. — Нет. Это я сделал всё не так.