Выполненные обещания (Promises Kept)

На его зубах кровь, его глаза вглядываются в стонущую, причитающую тьму, что клубится вокруг. Он рвал тени, рычал, обнажая костяные иглы, надёжно коренящиеся в челюстях, но сейчас праздно полулежит в густом полумраке своего трона, пробуя языком потёки яркого, живого карминного цвета, которые пятнают его зубы и заливают подбородок, точно краска. От металлического привкуса сладко тянет в животе, тёплая жидкость, пузырясь, скользит вниз по горлу. Он лениво глядит в ночь на брошенный лагерный костёр, сонно прикрывая глаза. Удовлетворение, которое может принести лишь битва, мягко свернулось внутри. Чуть слышное потрескивание огня – будто плеть, заставляет сбросить дрёму. В воздух взмывают мириады лиловых искорок. В отсветах, пляшущих перед глазами фиолетовыми и сизыми оттенками, из леса выходит она. Осторожные движения, высокий изгиб стопы. С каждым шагом вглубь лагеря её ноги утопают во мхах, грязь забивается между пальцами. Её белое одеяние – такое светлое, такое неоспоримо чистое – колышется у щиколоток, притягивает его взгляд. Ветер игриво дёргает подол. – Здравствуй, Птичка, – он улыбается. Взгляд, острый, точно осколок кремня, не сходит с неё. Его лицо всё ещё измарано в боевой раскраске и крови пиратов – контраст с её безупречной атласной кожей. – Питер, – опасливо щебечет она. Нежно и мелодично, как маленькая лесная пичуга. Именно так он её и называет. – Питер Пэн. Мальчик-король медленно моргает, выгибает выпачканную алым бровь и с любопытством оглядывает её силуэт – чёткий на фоне умирающего пламени, словно вырезанный из бумаги. Жёлтые язычки огня будто подхватывают прядки её волос, обращая насыщенный коричневый в ослепительное золото. Он поднимает руку, покоящуюся на подлокотнике трона, взмахивает ею, разрешая говорить, и упирается щекой в ладонь, любуясь своей Птичкой Венди под другим углом. Она укоризненно поджимает губы в ответ на этот небрежный жест. Её гнев вспыхивает мгновенно, но она сдерживает готовое сорваться с языка колкое замечание, которое вызовет ярость Пэна и вновь оживит его вечную страсть к жестоким играм. Ей нужно быть расчётливой, его милой Птичке, пусть он и обожает её. Питер откидывает голову, упирается затылком в спинку трона, разглядывая Венди: едва смотрит на него, маленькие кулачки сжаты. Потрескивание огня наполняет тишину. – Испытываешь моё терпение, дорогая? – дразнится он. Его жажда крови стихла на время, но любопытство разгорается с новой силой, когда она – одно из самых его драгоценных сокровищ – будто бы решается на что-то и шагает к трону. Её волосы, точно огненный нимб, взлетают и опадают на ночном ветру. Венди низко склоняется к нему – дерзкий поступок, редкость, особенно после ночей, наполненных битвами и дикими играми. Она не спрашивает разрешения прикоснуться – она просто сгребает ворот его зелёной рубашки в кулак и дёргает его к себе с мучительным отвращением на лице. Он удивлённо хмыкает. Глаза расширяются, а в них – удовольствие и настороженность. Она дарит ему напёрсток в губы – грубый, – после чего с такой же силой отталкивает прочь. – Глупый мальчишка, – рычит она. Её нрав – точно изогнутые острые когти, что прячутся под мягким, завораживающим красотой оперением. Она уворачивается от его протянутых, жадных рук, по-прежнему исчерченных узорами войны и залитых кровью. Только пальцы задевают её, оставляя на пухлой щёчке росчерк ржаво-оранжевого. И она уходит. Вспышка белого растворяется среди огненных всполохов во мраке леса. Она снова превращается в призрак среди живых, улетает в своё гнездо. Он облизывает потрескавшиеся губы, смакуя жар, что согревает живот и ползёт ниже от одной только мысли о страстной, без толики нежности награде. Истинная Любовь – вот как однажды милая Птичка назвала это. То были слова, произнесённые в сумерках почти неслышным шёпотом, с алым румянцем на щеках. Тогда он прижимал её к дереву, встревоженный чувствами, что всколыхнулись от одного лёгкого прикосновения её губ к щеке. Впервые с тех пор, как Венди Дарлинг вернулась в Неверлэнд, она напомнила о былом обещании. В конце концов, она ведь всегда держит слово, и не важно сколь старым и потускневшим со временем оно стало. Улыбка Пэна – острая, запятнанная кровью и грязью, которые он так и не озаботился смыть со своей царственной особы, – ширится. – Что ты теперь думаешь об этом? – он так доволен, что изображает крик петуха. Его взгляд обращается к теням, где прячется его верный помощник, тюремщик его драгоценной Птички Венди. Дубинка юноши праздно закинута на плечо. Феликс ничего не говорит. Ему никогда этого не нужно. – Думаю, стычка с пиратами того стоила, – Пэн удовлетворённо вздрагивает, и деревья вокруг выпрямляются, отвечая на радость мальчика-короля. – Хотя, полагаю, моей Птичке нужна менее очевидная клетка. Феликс склоняет голову, а затем скрывается в лесу – след-в-след шагая за Потерянной Девочкой, в руках которой то немногое, что ещё осталось от почерневшего сердца короля. Питер Пэн усмехается и тянется за флейтой, лежащей на подлокотнике трона. Она исхлёстана непогодой, вырезана из самих костей Неверлэнда, переплетена лозой, взращённой островом, и истёрта столетиями игры. Мимолётный золотой поцелуй сияет, теряясь в великолепном магическом музыкальном инструменте, тесном переплетении вечно цветущего бутона и острейшего шипа. Мальчик-который-никогда-не-вырастет начинает с весёлой мелодии.

***

– Значит, каждый раз, когда я буду спасать тебя, ты будешь дарить мне напёрсток? – Обещаю.