***
— Исполняйте. Немедленно. Тина не верит, что это происходит с ней. В горле застревает ком, удушающая паника мешает дышать. Нет. Нет. Нет. Не может быть. — Мистер Грейвз, — с мольбой, на выдохе, сквозь всхлип. Пелена слез мешает видеть. Его силуэт размыт, нечеток, но она кожей чувствует непреклонность. Помилования не будет. Сегодня она умрет. Будет казнена, как преступница. Приговор приведут в исполнение в кратчайшие сроки. Без суда и следствия. У нее нет ни единого шанса защитить себя. Обманчиво-заботливая улыбка на лице палача, стальная хватка выше локтя и острие палочки у виска. Они же все знают ее, почему поступают так? Горло саднит, грудную клетку, словно тисками, сжимает дикий, неконтролируемый страх. Белые стены и белые халаты палачей бьют по нервам с изощренной жестокостью. Она не хочет умирать таким образом, этого не должно было случиться. Но она умрет здесь и сейчас. По его приказу. Никто не ослушается Персиваля Грейвза.***
Тина распахивает глаза. Снова кошмар. На лбу испарина, простыни сбиты в ком, сердце отчаянно бьется в груди. Она с силой закусывает губу и надеется, что не потревожила чуткий сон Куинни. Тина прислушивается — за стеной тихо. Сестра спит. Со вздохом накрывает ладонями лицо и тихо шепчет: — Просто сон. Это сон. И ничего больше. Но это не просто сон — это воспоминание. Одно из самых ужасных в ее жизни. Однажды она уже испытывала нечто подобное. После смерти родителей ее постоянно преследовали кошмары. Тина малодушно мечтает о том, что было бы неплохо попросить наложить на нее чары забвения, как на обычного не-мага. Или же, если бы только Ньют был рядом, выпросить у него то чудесное зелье, которое они применили на каждом не-маге в городе. Но все это пустые мечты. Забвение для нее непозволительная роскошь. Она — волшебница, аврор. И она должна бороться со своими страхами. Но как сделать это? Ведь завтра утром она отправится на работу и вновь увидит его лицо. Она инстинктивно опасается своего начальника, хоть прекрасно понимает, что не мистер Грейвз отправил ее на казнь. Но его голос отдал тот страшный приказ, и его размытый силуэт был последним, что она видела сквозь пелену слез прежде, чем ее увели, чтобы исполнить приговор. — Это был не мистер Грейвз, — не открывая глаз, не отнимая ладоней от лица. — Не он.***
Ясное снежное утро притупляет воспоминания о ночных кошмарах, а насыщенный рабочий процесс и вовсе не оставляет времени хоть на секунду подумать о себе. Тина полностью растворяется в работе. Куинни снова будет ворчать и сетовать на то, что сестра совсем не жалеет себя. Но Тина привыкла к такому ритму. Привыкла задерживаться допоздна, скрупулезно изучать нюансы, уходить с головой в дело, отдавать себя без остатка. Тина спешит по извилистым коридорам, сжимая чашку с кофе, и прикидывает, насколько сильно Куинни будет ругаться, когда она заявится домой позже обычного. Эти мысли подгоняют вперед, заставляют ускорить шаг. Очередной поворот, и чья-то массивная фигура впереди, чашка с кофе выскальзывает из пальцев. Звон разбившейся керамики, а перед глазами расплывется темное пятно, уродующее идеальную ткань белой рубашки в вырезе строгого черного жилета. Тина вскидывает испуганные глаза и замирает, словно обездвиженная заклинанием. По спине пробегает озноб, мысли мечутся, как загнанные звери. — Тина, — вздыхает Грейвз, осматривая испачканные рубашку и жилет. — Простите, — помертвевшими губами выдавливает она, не зная куда деться. Пара ловких движений палочкой, ведомой сильной рукой, и пятна исчезают, а разбитая чашка собирается вновь. Теперь она парит между ними, но Тина не спешит брать ее. Внутри нее ураган, закручивающий чувства в вихрь. Теперь она лицом к лицу со своим кошмаром. На расстоянии вытянутой руки. В пустом коридоре. Почти ночью. Хуже и не придумать. А ведь она старалась держаться подальше от мест, где может оказаться Персиваль Грейвз. И ей удавалось проворачивать это до сегодняшнего момента. Стараниями Тины они виделись редко, издалека. Он ограничивался сухим кивком, а Тина мечтала поскорее исчезнуть из его поля зрения. Тину радовало, что самому мистеру Грейвзу сейчас совершенно нет дела до нее и прочих рядовых авроров. После неприятных событий с Грин-де-Вальдом, пошатнувшим все устои МАКУСА, руководство оказалось чрезвычайно озабочено сложившейся ситуацией. Они постоянно заседали на совещаниях, решая острый, словно нож, приставленный к горлу, вопрос о безопасности и надежности корпуса. Еще бы! Ведь это был самый настоящий плевок в лицо всего МАКУСА. Похитить начальника службы безопасности, внедриться в руководство и водить за нос саму госпожу Президента, не говоря уже об остальных. Произошедшее требовало серьезного разбирательства и полного переосмысления всего, что прежде считалось надежным. Но Тина оставалась далека от этого. Не тот уровень, чтобы ее голос имел хоть какое-то значение. И это несмотря на то, что она была не последним человеком, участвовавшим в разоблачении Грин-де-Вальда. Спасибо, что хоть в должности восстановили, а уж без признаний и почестей она проживет. Пока. А там видно будет. — Все в порядке? — вопрос выводит из оцепенения. Она опускает глаза и делает робкий шаг назад. — Да, — дрожь выдает ее с головой. Она отчаянно боится посмотреть ему в глаза, пересечься с хмурым взглядом, который видит в своих кошмарах. — Хорошо, что мы встретились, надо поговорить. Пойдем. — Куда? — снова шаг назад, уже более отчаянный, почти бегство. — Не пойду. Она не хочет никуда идти с ним. Не сейчас, не поздним вечером, когда в здании почти никого не осталось. Да и вообще, она бы предпочла держаться как можно дальше. — Это уже слишком, Голдштейн. Вот оно. Эта непреклонность в голосе, которая сжимает ее горло удушливой хваткой. Именно этим голосом он отдает приказы. Арестовать, бросить в камеру, допросить, казнить… Тина чувствует, как дрожат губы. — Я хочу просто поговорить с тобой, — с нажимом на слове «просто» настаивает он. После чего крепко, но совсем не больно, сжимает ее руку повыше локтя и ведет за собой. На ватных ногах она следует за ним, и краем уха слышит звон вновь разбившейся чашки, которую так и не взяла.***
Когда за спиной закрывается дверь, Тина на секунду прикрывает глаза, пытаясь убедить себя, что все в порядке. В кабинете мистера Грейвза тепло и приятно пахнет кофейными зернами. Он, как и сама Тина, постоянно задерживается на работе и пьет много кофе. Тина открывает глаза. В кабинете царит полумрак. Обстановка совсем не вычурная, все предельно просто — выдержано в классическом стиле. Лишь на столе завалы из папок, свитков, книг. — Присядь, Тина. — Он указывает рукой на кресло с твердыми деревянными подлокотниками. Тина неуверенно садится и сцепляет руки в замок. Ей ведь нечего бояться? Это же настоящий мистер Грейвз? Она так сильно сжимает пальцы, что костяшки белеют. — Прости, что задерживаю тебя, время и без того позднее, но думаю, нам действительно есть, о чем поговорить. Он рассекает палочкой воздух, наполняя две чашки свежезаваренным кофе. — В счет той, которую ты опрокинула на меня, — чашка оказывается прямо перед лицом Тины, и она, как-то нехотя, но все же берет ее. — Вот и славно. Грейвз садится в точно такое же кресло напротив нее. Тина с опаской смотрит на темную ароматную жидкость и размышляет о том, что если Грин-де-Вальду удалось сбежать и вновь завладеть телом Грейвза, стал бы он тратить столько времени на то, чтобы отравить ее, или же расправился бы с ней более традиционным для темного волшебника способом? И приходит к неутешительному выводу, что в мире волшебников магия заметнее отравы, поэтому да, вполне вероятно, он мог подмешать в ее кофе яд. — Я не успел поблагодарить тебя. — Размеренный глубокий голос выводит ее из оцепенения. — Весь магический мир обязан тебе, Тина. А я больше, нежели остальные. — Вы преувеличиваете мое участие, — тихо отвечает она, продолжая смотреть в свою чашку. — Вовсе нет. Спасибо тебе. Будь уверена, я этого не забуду. Тина совсем не знает, что ответить, поэтому едва заметно кивает. Она всегда мечтала о признании, но почему-то сейчас оно не греет душу. Ей становится неловко, ведь Грейвз говорит так, словно она героиня, но сама Тина совсем так не считает. Разве героини боятся? Если бы он только знал, какой иррациональный страх сдавливает ее грудную клетку в его присутствии, то скорее всего разочаровался бы в ней. — Я знаю, что натворил Грин-де-Вальд, пока выдавал себя за меня, — теперь его голос полон презрения. Тина облизывает пересохшие губы и отвечает с ноткой какой-то детской обиды: — Он отдал приказ казнить меня. И все послушались его. Послушались Вас. Это похоже на обвинение, но Тина не может иначе. Она видит в человеке перед собой того, кто одним словом решает кому жить, а кому умереть. В руках настоящего Грейвза сосредоточилось столько власти и влияния, что никто не смел перечить ему. Ей пришлось убедиться в этом на собственной шкуре. Именно поэтому Грин-де-Вальд и выбрал его. Жесткий и непреклонный начальник вполне мог распоряжаться ее жизнью и ее смертью. Плечи Тины вздрагивают. Ее все чаще посещают мысли, что будь она правда под подозрением, стал бы настоящий Грейвз дотошно искать правду в ее опрометчивых поступках, в ее ошибках? Раньше она бы с уверенность ответила «да», но теперь все изменилось. Или нет? — Его, Тина, они послушались его, не меня. Но я понимаю, что тебя тревожит. И все же неужели ты правда думаешь, что я способен на нечто подобное? Мы ведь знакомы не первый год. Тина сжимает губы в тонкую линию. Мысли и чувства переплелись в тугой узел — не развязать. Где настоящий Персиваль Грейвз, а где жестокий волшебник из ее кошмаров? Ей так непросто вновь доверять тому, кого она считала образцом для подражания, и кто в один миг практически уничтожил ее. Пауза затягивается, несколько секунд оглушительной тишины на двоих. — Мне больно слышать это, — устало говорит он, расценивая молчание, как обвинительный упрек. —Да, порой мои методы могли показаться жестокими, должность обязывает. Да ты и сама все знаешь. Тем не менее я всегда был справедлив. И казнить без расследования… Нет, я никогда не поступал так прежде и не намерен. А ты уверена в обратном, и это… Он замолкает на полуслове, словно не знает, как еще оправдаться. Его действительно задевает недоверие Тины, и что-то внутри нее щелкает, меняет минус на плюс. Она смотрит на Грейвза и впервые за долгое время видит его не сквозь призму собственных страхов — непробиваемым и всемогущим, а таким, какой он есть. Осунувшиеся плечи, темные круги под глазами, и сами глаза — потухшие, почти безжизненные. Он плохо спит, мало ест, много курит и работает на износ. Это очевидно, не нужно быть легилиментом. Сколько месяцев он провел в плену? И как долго будет восстанавливать подорванное Грин-де-Вальдом доверие? Подобное не проходит бесследно. Она видит его слабость и это озадачивает. Грейвз парой глотков осушает чашку, отставляет ее на стол, после чего откидывается на спинку кресла и ослабляет галстук. Такой неформальный жест со стороны всегда собранного и сдержанного начальника удивляет Тину еще сильнее. Он словно открывается перед ней, стирая привычную черту сугубо деловых взаимоотношений, проведенную между ними. Недоверие немного отступает, и Тина, не в силах подобрать правильных и нужных слов, тоже делает несколько глотков. Кофе чуть сладкий, именно такой, как она любит. Странно, что Грейвз знает, или это просто совпадение? — Я всю жизнь потратил на то, чтобы мы жили в безопасности, стремился к миру и порядку, а теперь все перевернулось с ног на голову. Уверен, многие думают, что после произошедшего я не достоин занимать свой пост. — Между его бровей пролегает хмурая складка. — Возможно, они правы. — Нет, — Тина мотает головой и резко отставляет чашку на стол. — Не говорите так. Это же Грин-де-Вальд! Проклятый Грин-де-Вальд! Это он во всем виноват, не вы! В ее словах столько отчаянной уверенности, что она наконец-то ясно осознает — во всем виноват только Грин-де-Вальд. Грейвз тут не при чем, и она совершенно зря относилась к нему, как к потенциальной угрозе. Не он был виновником ее страхов и ее ночных пробуждений в холодном поту. Наоборот, настоящий мистер Грейвз всегда был готов выслушать ее, даже тогда, когда все отворачивались, а по возможности помочь, наставить. Он заслуживает той власти, что имеет, и распоряжается ей осторожно и без злоупотребления. Как быстро она забыла все хорошее, что он сделал? Он слегка поднимает брови, удивленный ее пылкостью, и Тина смущается, но все же заканчивает мысль: — Вы не заслужили всего этого. Простите, что относилась к вам с подозрительностью, сэр. — Вообще-то это я собирался просить прощения, — он улыбается. По-настоящему, искренне. Его усталое лицо в миг преображается. От уголков глаз бегут озорные морщинки, и Тина думает, что раньше никогда и представить не могла, что скупой на эмоции начальник может выглядеть столь очаровательно. Она привыкла к сдержанному выражению на красивом лице, и эта теплая улыбка стала для нее настоящим откровением. Тина улыбается в ответ. — Вам не за что извиняться, сэр. Теперь я поняла. Сейчас Тина в полной мере осознает коварство темной магии, сеющей недоверие и страх в союзниках. — И все же, мне жаль, что тебе пришлось пережить все это. Он внимательно вглядывается Тине в глаза, и она понимает, что он говорит правду. Они смотрят друг на друга несколько долгих мгновений. Тина чувствует покалывание в кончиках пальцев и какой-то необъяснимый трепет. Щеки вспыхивают краской, и под пристальным взглядом темных глаз, в полумраке кабинета, она испытывает нечто, чему не может дать объяснения. В этом моменте есть что-то странное, непривычное, совсем новое для нее. Пока еще совсем тонкое, почти прозрачное, но уже обретающее формы. В голове проносятся воспоминания о робких взглядах, которые она бросала на Грейвза, когда только поступила на службу. И то, как резко оборвала подобные мысли, понимая, что все это совершенно недопустимо и абсолютно недостижимо. Где он, и где она? Словно с разных планет. — Уже совсем поздно! — она стремительно поднимается с кресла, сгорая от смущения. — Мне надо кое-что доделать. Столько дел, просто кошмар! И Куинни уже заждалась, наверное, растерзает меня, как только… Ее суетливые движения прерывает рывок. Тине кажется, что она падает в пропасть, но вместо бездны оказывается в кольце сильных рук. Грейвз прижимает ее к себе так крепко, что Тина ощущает жар его тела. — Мистер Грейвз? — обескураженно и совсем тихо произносит она. — Спасибо тебе, — горячий шепот опаляет ухо, сухие губы чуть касаются мочки. — За все. Внизу живота скручивается узел, волнующий запах мужчины и его тепло сбивают с толку, и, кажется, даже ноги подкашиваются. Руки вытянуты вдоль тела, она и помыслить не может о том, чтобы обнять в ответ. — Думаю, тебе надо отдохнуть. Хватит на сегодня работы, — он осторожно отстраняется, и Тина едва сдерживает предательский порыв вновь прильнуть к его широкой груди, но тут же мысленно одергивает себя. — На улице совсем темно. Я провожу тебя домой.