***
С утра шеф не в духе. Он орет на всех и на каждого по отдельности. Шериф выглядит так, словно ему самому устроили выговор, а значит нужно срочно отыграться на всём отделении штата. Лексус отмахивается, когда его пытаются отчитать. Глупо пытаться отчитать кого-то столь идеального. -Хватит курить в здании, Дреер! Это тебе не бордель на седьмой авеню! — недовольный крик немолодого шерифа заставляет Лексуса усмехнуться и стянуть с плеч пальто, после чего он хлопает дверью своего кабинета, на которой висит табличка «Лексус Дреер. Детектив». Через тридцать минут ему сообщают, что заключенную привели в комнату для допроса, и он, Лексус Дреер, может начать, когда ему будет угодно. Все в окружении детектива пытаются быть максимально полезными, а потому любезничают с ним по любому поводу. Кроме преступников. Эти смотрят с презрением и отвращением. Дреер допивает остывший кофе. Комната для допросов выглядит как обычно: покарябанный частыми передвижениями стульев пол, серые стены, широкое зеркало (которое по сути — тонированное стекло), стол и две неудобные табуретки. Люси Хартфилия сидит на своем месте так, словно это не шатающийся дешевый предмет мебели, а настоящее королевское кресло. Её хрупкие запястья прикованы наручниками к краю стола, но она, кажется, даже не помнит об этом. -Люсьена Хартфилия, — Лексус опускает на стол бежевую увесистую папку, а сам садится на свой табурет. «Как она сидит на нём?». Табурет действительно отвратительно неудобен. — У Вас весьма длинный послужной список, — папка открывается. Грубые мужские пальцы перебирают листки. Хартфилия даже не смотрит в его сторону. — Банк в Париже. Три банка в Стокгольме. Теперь Вы добрались до Вашингтона, — он смотрит на девушку перед собой, отрывая взгляд от бумаг. Люси делает вид, что не слушает его. Свои «подвиги» она может перечислить сама без запинки. Лексус отмечает, насколько она юна. Легкость её запястий хочется опробовать в собственной руке. Моложе его почти в полтора раза. И не должна сидеть на этом табурете. — Люсьена? -Я знаю, кто Вы, — девушка наконец-то поворачивает к Дрееру лицо, и ему открывается другая её щека. Со смазанным кровоподтеком. Укол тупой злости ковыряет лёгкое изнутри. Лексус криво усмехается, отодвигая папку. — Я сказала что-то смешное? -Не помню этого «украшения» вчера, — Лексус обводит пальцем своё лицо, намекая на след от побоев. Хартфилия дергается, словно вспоминает о своём внешнем виде; цепи звенят и воют в ушах Дреера. Хартфилия быстро берет себя в руки, расслабляется и гордо вскидывает подбородок. -Ваши коллеги не так вежливы, как Вы, мистер Дреер, — её улыбка противоестественна; лоск её голоса обворожительно прекрасен. Лексус на секунду опускает глаза в стол, вспоминая, кто вчера должен был допрашивать привезенных преступников. В голове одно единственное имя; в груди нарастающее чувство предвкушения выговора. -С Вами не будут так больше обращаться, мисс Хартфилия. Могу гарантировать, что… -Конечно, — она бесцеремонно прерывает его, чуть щуря глаза, вглядываясь Лексусу прямо в душу, между ребер и капилляров. Давно никто не смотрел на него…так. — Вы ведь тот самый детектив, которого боятся и уважают. В участке, кажется, сам шериф не будет Вам перечить, — её голова склоняется в бок, оголяя участок шеи. Дреер ловит себя на том, что следит за открывающейся кожей голодным, звериным взглядом. Глаза преступницы наполнены весельем и беззаботным переливом счастливых нот. И это начинает злить. — Вы пришли со сделкой, верно? Освободите меня, если я сдам человека, на которого работаю? — Дреер допускает, что она не так глупа, как кажется на первый взгляд. Но всё же у него за плечами куда больше жизненного опыта, чем у неё. И он смотрит на девочку свысока. Когда Хартфилия понимает это, то поздно идти на попятную. Она должна делать хорошую мину при плохой игре, иначе во всём этом нет совершенно никакого смысла; и она проиграла. Но Люсьена не умеет проигрывать. -Да, именно такие правила, — Дреер смотрит на помятый край папки и хмурится. — Мы часто заключаем такие сделки с преступниками, которых ещё можно спасти. -Меня нельзя спасти, мистер Дреер, — сладкая вата на кончике её языка манит своим шепотом и лаской. Её голос словно обещает Лексусу ту жизнь, которую он когда-то хотел — тихую и мирную, где-то далеко от всей этой грязи. Дреер не хотел быть детективом, но пришлось сделать правильный выбор. — Но я бы хотела, чтобы Вы попытались. Она резко дергается вперед, стол заваливается на Дреера, и он чудом заставляет его остаться на месте. Хартфилия на столе в опасной близости от его губ. Впервые Лексусу кажется, что галстук вот-вот задушит его. Она бы приблизилась ещё, но дурацкие наручники на дают этого сделать. Хартфилия не выглядит разочарованной или испуганной. Она выглядит чертовски самоуверенно на этом столе для допроса. -Мы продолжим позже, — Дреер встаёт резко, ни один мускул не дрогнул. Она смотрит на него снизу-вверх, не отводит глаз. Лексус позволяет этому контакту длиться на несколько секунд дольше дозволенного. Затем разворачивается и с военной выдержкой покидает комнату. Дверь хлопает. Хартфилия не слезает со стола ещё несколько минут, пялясь в гладкую дверную панель. Ей кажется, что если она будет смотреть не моргая, то детектив вернётся. Но он не возвращается. Люсьена эту битву выиграла, но радости противостояния почему-то нет.***
Лексус чувствует, что восхищение коллег плавно скатывается в глубокую дыру у него в груди. Уже как два месяца Дреер ведет переговоры с преступницей. Она отказалась от всех сделок, а он зачем-то пытается не отдать её на растерзание людям в черных костюмах и идеальных галстуках. Одна мысль об этом кажется ему противной и несправедливой. Лексус забывает бриться уже пятое утро. И на встречу с ней он идёт с двумя стаканами дешевого кофе. Комната для допросов становится роднее домашних светло-голубых стен. Дреер не знает, что такого в Хартфилии; девушка уже очень давно не смеется и не улыбается. -Сдайте меня властям, мистер Дреер, — она нарушает тишину и тянет пальцы к стаканчику. Тонкие запястья едва выдерживают тяжесть наручников, как кажется самому Лексусу. Мнимая видимость. Люсьена соткана из легких ниточек лжи и притворства. Дрееру приходится признать — он запутался в этой плотной паутине, потому что отдать её выше его сил. -Как только ты согласишься на сделку, Хартфилия, — он не помнит, когда перешел на «ты». Она выбешивает зверя внутри него с каждым днём всё больше и больше. Дреер больше не садится на стул (табуреты не так давно заменили на что-то более удобное — никто из них не обратил на это внимания); он всё чаще стоит у дальней стены и не приближается к заключенной без необходимости. -Я не соглашусь. -Но ты же умная, — Дреер в этом почти не сомневается, видя уровень интеллекта во взмахах её ресниц. Люсьена выдерживает тюремные условия их камер с удивительным спокойствием, с завидным чувством собственного достоинства. -Вы поймали меня с поличным, — Хартфилия чувствует разницу их возраста в десяток с лишним лет. Она видит в волевом подбородке усталость и обреченную веру во что-то такое, чего сама она знать не хочет. Люси не верит в сказки и прекрасных принцев. Она жизнь положила, чтобы доказать самой себе — девушки в мужских плечах не нуждаются. Ей тяжело признавать, что за всё это время Дреер стал ей ближе того человека, на которого она работала. Дреер пытался увидеть её, пытался залезть в душу. То что она не пускала его — другой вопрос. Но мужчина пытался и хотел этого. — Мистер Дреер, снимите этот груз с плеч, — она поддаётся вперед, не улыбается и остаётся серьёзной. — Ваша репутация на грани фола. Даже в камерах начинают болтать всякое. Но я то знаю, Вы всё ещё тот человек, на которого нужно ровняться всем мальчишкам штата, — она снова шепчет. В этом какая-то особая мистика. Лексус шумно выдыхает. -Ты сбежишь при переводе, — вдруг понимает Дреер, глядя в её честные широко открытые глаза. Она смаргивает и откидывается на спинку стула. Лексус изучил её достаточно, чтобы понять — он ударил в яблочко. Стоит ей перешагнуть порог участка, как кто-то из подельников заберет её из этого маленького ада. — Это повод не отпускать тебя. -Сколько Вы сможете продолжать это, мистер Дреер? — он уже берется за ручку двери, когда она задаёт вопрос, который мучает его уже несколько недель. «А на столько меня хватит?». Он помнит её сладкое дыхание на своей щеке и собственную уязвимость. Она словно всё ещё выдыхает ему в губы, желая придвинуться ближе. Невинность граничит с крайней степенью вожделения. Лексус думает, что взрослый мужчина не может себе позволить такие мысли, а потому разворачивается и уходит. «Пока держусь, Хартфилия,» — мысленно отвечает Дреер, и дверь за ним снова закрывается.***
-Вы не можете… — Лексус не верит, что это происходит на самом деле. Мир кренится и катится в глухую пустоту, а шериф тычет пальцем в бумажку, в которой ясно сказано — Люсьену Хартфилию признали опасной преступницей. Подпись и заявление о переводе. Дреер читает по буквам, считая каждую закорючку чужой росписи насмешкой над его стараниями. У напарницы, которая целыми днями перебирает бумаги в архиве, самодовольный вид. Лексус хмурится, когда понимает — она злорадствует. Миражанна никогда не умела делиться и уже очень давно решила, что Лексус принадлежит ей. Дреер позволял ей так думать, потому что принадлежать ему было некому. Но теперь его личное безумие ведут по коридору. Наручники продолжают звенеть на худенький запястьях. Лексус выбегает в коридор из кабинета, видя гордо разведенные плечи и вздернутый нос. В шоколадных глазах нет былой уверенности. И Дреер понимает — она осталась без поддержки. Никто не будет её вытаскивать из этой западни. Она никому не нужна. Девочка с острыми коленками и сладким дыханием перестала пользоваться популярностью. «Глупая…» — думает Лексус, когда её сажают в машину и увозят от него. Тяжело признавать поражение. Он старше её на десяток мучительно долгих опытных лет, он умнее на целую вселенную и выше на две головы. Лексус должен был вытащить её. Последнее, что он видит — её лицо в маленьком окошке с решеточкой в мелкий квадрат. Она что-то произносит губами, Дреер щурится и делает шаг вперед, пытаясь разглядеть. Ему не хватает доли секунды, чтобы разобрать предложение, но времени хватает, чтобы разгадать слово «вытащи». Ему требуется одно большое усилие, чтобы остаться приклеенным к асфальту, а не побежать за машиной.***
Он добивается этой встречи чуть ли не с угрозами. Два стакана дешевого кофе. Бумаги под тонкой майкой, ручка во внутреннем кармане пиджака. Лексус идёт на федеральное преступление, но это единственное, что он может сделать для неё сейчас. На этот раз другая комната допросов. Другие стены, другая мебель. Дрееру позволяют взять папку с её делом, но это просто формальность. Лексус пересекает порог комнаты, закрывает дверь и замирает. Хартфилия уже прикована к стулу. Свободна лишь одна рука, и та безвольно болтается. Оранжевый комбинезон смотрится нелепо на худом теле. -Вы пришли спасти меня, мистер Дреер? — сладости в голосе нет, и она не шепчет, говоря куда-то в холодную пустоту. Волосы закрывают половину лица, прячут повреждения. -Они били тебя? — Дреер чувствует темную массу внутри, и она кипит, поднимается. Лексус пошёл в полицейские, чтобы не стать плохим парнем. Но он был бы хорошим плохим парнем. Лучшим, если бы только дал волю этой черной массе. -У меня мно-о-ого врагов, мистер Дреер, — Люсьена чуть хрипит, поднимая руку и убирая волосы с лица. Некогда красивые черты словно смазаны, нос разбит, бровь и губа рассечены. — Мой бывший работодатель не позаботился о моём благополучии. -Я почти ничем не могу тебе помочь, — Лексус подходит ближе, бросает на стол папку — специально поближе к Люси. Под ней документ и ручка. Лица Дреера на камере видно не будет, а потому он делает многозначительный взгляд. И внутренне радуется, что девочка всё же не дура. Она видит листок, который больше месяца отказывалась подписывать. А теперь у неё нет выхода. — Ты не протянешь здесь и неделю, — Дреер обходит допросную по кругу. Люси ставит размашистую подпись в самом углу, а детектив наклоняется сзади и шепчет ей на ухо. — Безрассудная преступница с кучей придурей… — он резко хватает документы и выходит из комнаты. Дверь тихо закрывается, а Хартфилия даже почти не дышит. У проигрыша, как оказалось, весьма приятный вкус.***
Федералы в ярости. Лексус с равнодушным видом пожимает плачами, мол — Люсьена Хартфилия тоже человек и имеет право выбора, и свой она сделала. И кстати правильный. Федералу около тридцати пяти, и он в бешенстве от выходки детектива. -Вам это с рук не сойдёт, Дреер, — он тычет пальцем в широкую грудь Лексуса, пока тот перекатывает сигарету с одной стороны рта на другую. Это выбешивает мужчину ещё больше, но он ничего не говорит, лишь одёргивает пиджак и уходит. Через два дня Хартфилию доставляют обратно в родной участок. Лексус Дреер сдержанно выдыхает и спешит заказать дешевого кофе, чтобы начать работу. -Что Вам за это будет? — Люси снова в своих вещах. Никакого оранжевого. Черные джинсы и драная футболка с непонятным набором букв. — Подпись этих документов была нелегальна. -Если ты сейчас будешь сотрудничать, то мне ничего не будет, — он делает глоток кофе и всё-таки садится на стул. Следы побоев на её лице начали медленно затягиваться, но фиолетовые следы чужих кулаков ясно дают понять, что Лексус просчитался, когда не заставил её подписать документы сразу. — Так что? -Я не дочитала тот документ. Что меня ждёт потом? — Хартфилия делает глоток своего кофе и морщится. Слишком горячий для неё. Девушка понятия не имеет, как Дреер пьёт эту дрянь и не морщится. -Программа защиты свидетелей, — Дреер вдруг понимает, почему она задаёт этот вопрос, а потому замолкает. — Как только ты дашь показания, твоя личность исчезнет. -И мы больше не увидимся? — Люсьена смотрит на него своими большими шоколадными глазами, и Дреер готов поклясться — она хочет свести его с ума, довести до психушки. -Никогда, — он кивает, ощущая растущее разочарование где-то в гортани. Оно медленно, чертовски медленно разъедает кожу изнутри. Но Дреер знает, почему может это стерпеть. У него есть весомая причина, и она сидит напротив. -Тогда я не хочу давать никакие показания, — если бы Хартфилия улыбнулась, то Дреер бы сам скривил бы губы; но девушка совершенно серьёзна. Нет даже маленького намёка на веселье. Лексусу делается не по себе. -Это не смешно, Хартфилия. -А я и не смеюсь, — Люсьена хмурится, и морщина пролегает между её бровями. Губы сжимаются в тонкую линию. Она даже сейчас очаровательна прекрасна. — Я хочу портить Вашу жизнь. Я ради этого подписала бумагу. Я не боюсь тюрьмы, просто оттуда неудобно капать Вам на мозги, мистер Дреер. Во всём этом потоке слов Лексус слышит только «Я не хочу оставлять Вас», «Я скучала», «Не бросайте меня». Дреер качает головой. Ему уже сорок, а ей по документам всего двадцать пять. Он при исполнении. Она же перешагнула почти все возможные грани закона; и вот теперь толкает его на такое же безумное безумство. -Я понял, Хартфилия. А теперь пиши показания, — он давит на неё своим авторитетом — той мощью, которую так боялись подчиненные в его отделе. На неё тоже работает беспрекословно. Дрожащие пальцы берут ручку и начинают пачкать желтоватый лист. Кофе остаётся остывать. Дреер терпеливо ждёт, когда она поставит точку во всей этой истории. Лексус чувствует — пора заканчивать эту игру. Хартфилия ставит дату и подпись, а затем протягивает листок детективу, не поднимая головы. Дреер берет его и пробегает глазами по строчкам, а затем рука, подносящее кофе к губам, замирает, и детектив прочищает горло. — «За все факты, которые вы можете легко проверить, я прошу только одно — увольте Лексуса Дреера к чертовой матери», — цитирует Лексус и ставит кофе обратно на стол. — С ума сошла? -Я попадаю в программу защиты свидетелей, а Вы едете со мной, — говорит Люсьена столу и трет замерзшие пальцы. Дреер ничего не отвечает, сжимая лист и выходя из допросной.***
-Оливия Дрейв, — читает Люсьена на новых документах, которые получила десять секунд назад в окошке выдачи. Молодой парень берет её под локоть и ведет к выходу. — Эй, не трогай меня. Я могу идти сама, — она вырывается и тычет офицеру пальцем в грудь. — И вообще, где этот ваш заносчивый детектив? -Он больше не детектив, — огорчение в голосе сотрудника полиции такое, что Хартфилия сначала открывает рот, а затем закрывает его. Парень закатывает глаза. — Уволили по твоему требованию. Вместо него взяли новенького с большой биографией, а теперь идём. Машина ждёт, — Хартфилия так и замирает, держа документы в руке, поэтому офицер снова берет её под локоть. На этот раз девушка не сопротивляется. — Тебя будут охранять. Заживёшь обычной жизнью. Первые два-три месяца больше будут похожи на домашний арест, но условия будут лучше тюремных… — он выводит её на улицу и открывает дверь тонированной черной машины. Люси почему-то послушно кивает, всё ещё обдумывая ранее принятую информацию. Офицер хмурится и кивает сам себе, а затем сажает девушку на заднее сиденье. Дверь захлопывается, и экс-Хартфилия вздрагивает, словно просыпаясь от затяжного сна. Машина трогается с места. -Нет! Подождите, я должна кое-что ещё сделать! — она отбрасывает документы и дергает ручку двери, но та заблокирована. — Остановитесь! — она кричит в сторону водителя, но участок становится всё меньше и меньше. В итоге водитель сворачивает на другую улицу, и здание полиции исчезает вовсе. Люси прижимается лбом к стеклу и всхлипывает, а затем прижимает руку к щеке. -Оливия Дрейв, значит, — знакомый голос словно отвешивает пощёчину. Она вскидывает голову и смотрит на затылок водителя. Светлый затылок. — Я буду Вашим охранником…пожизненно, — и Люси наконец-то улыбается.