Единое Целое (Multiply)

Джон Уотсон безумно любил своих детей, но его силы были на исходе. Двойняшки постоянно плакали, и их розовые личики при этом смешно и трогательно морщились; их постоянно надо было от чего-то отмывать, но привязанность Джона всё возрастала, он уже не смог бы без них жить. Хорошо хоть Уотсону не надо было зарабатывать ради содержания семьи. Отдавая детям всё своё время без остатка, он сам едва успевал мыться – такой большой объём домашней работы вдруг свалился на него. Джон продержался незабываемые две недели, прежде чем вынужден был сдаться. Он окинул взглядом квартиру, выглядевшую теперь так, будто посреди неё взорвалась бомба, начинённая детскими вещами; посмотрел на самого себя – немытого, в несвежей одежде, не менявшейся уже три дня, за которые в общей сложности едва ли проспал больше семи часов; увидел, что детей тоже вряд ли можно называть образцом чистоты. Но у него была всего одна пара рук, не способная справиться с голодными ротиками и грязными попами его сына и дочери – и бывший военврач капитулировал. Иногда свою помощь предлагала миссис Хадсон, но она почти всегда была занята собственными делами, а звонить и просить поддержки у Гарри Джон не хотел ни при каких обстоятельствах: оставшись с ним в первую ночь после водворения младенцев на Бейкер-стрит, наутро она заявила, что умывает руки. За один день художественный беспорядок милой холостяцкой квартиры превратился в жуткий ясельный кавардак. Повсюду валялись подгузники, бутылочки и множество детских мелочей. Несомненно, Майкрофт или его помощница приложили руку к чудесному появлению в квартире разнообразных совершенно необходимых для ухода за младенцами вещей, которые Джон точно сам не покупал. Он совершенно не возражал, что деверь озаботился приобретением второй кроватки и коляски, раз уж не удосужился предупредить о появлении двух малышей, да и вся эта затея была на его совести. За появившиеся дополнительные комплекты детской одежды он был готов иногда расцеловать Майкрофта, особенно в те моменты, когда Тедди срыгивал на себя и на свою сестру. За одним ребёнком непросто присматривать, но сразу два младенца будто утраивали все проблемы, если не удесятеряли. Ни малейшей тени сожаления не промелькнуло у Джона по поводу появления в его жизни этих малышей, лишивших его сна, совершенно его вымотавших, да в придачу измазавших с ног до головы всем, что из них исторгалось. Старания неопытного отца потерпели безоговорочное поражение: он был совершенно растерян и ошеломлён всем происходящим и порой не знал, плакать ему или смеяться. Гордость и упрямство отступили на второй план, когда Джон понял, что от плохого ухода могу пострадать дети. Он отставил самолюбие в сторону, признал своё поражение и призвал на помощь тяжёлую артиллерию: матушку Холмс. Джон не успел нажать отбой после телефонного разговора со свекровью, как у 221 Б по Бейкер-стрит припарковался чёрный автомобиль, из которого появился крепкого сложения мужчина, поднялся в квартиру и доложил, что прибыл с приказом доставить в Иствел Менор мистера Уотсона и двойняшек, предложив мистеру Уотсону любую помощь по подготовке детей к поездке. Несомненно, Майкрофт, этот самоуверенный мерзавец, всё рассчитал заранее. Джону нестерпимо захотелось увидеть, как изменится лицо деверя, когда на его безупречный костюм попадёт детская отрыжка. Джон заметил под пиджаком у ожидавшего кобуру, пока тот в нетерпении покачивался с носков на пятки в позе типичного военного: ноги вместе, плечи расправлены, руки сцеплены за спиной. Невольную усмешку удалось скрыть в переброшенном через плечо некогда белом полотенчике, теперь сплошь покрытом пятнами, которые будто размножались и расползались по всем поверхностям и предметам в квартире. Вряд ли нашлось бы для спецагента высокого класса более нелепое задание, чем назначение нянькой для новорождённых младенцев. Уотсон невольно проникся к нему сочувствием и проинструктировал: - Просто постойте здесь и присмотрите за ними. Пока всё в порядке, но мало ли что… - он пожал плечами и пошёл собрать свои вещи. Малыши мирно спали, пристёгнутые каждый в своей люльке-автокресле, которые материализовались в квартире наутро после их прибытия из больницы домой. Джон пронёсся по квартире и быстро похватал всё самое необходимое. Опытный и бесстрашный спецагент с высокими боевыми навыками и железными нервами, казалось, пришёл в ужас от перспективы остаться один на один с двумя малышами, и Уотсон прекрасно понимал, что редкостный момент, когда оба младенца спят, не продлится долго. Именно их неспособность спать в одно и то же время привела начинающего отца в это ужасное состояние полной потери сил, осознания собственного бессилия и глубокого отчаяния. Уложив смену одежды для себя, он начал собирать детские вещи, сгребая всё, что подворачивалось под руку, в первую же попавшуюся сумку. Вдруг до него дошло, что подсознательно он взял свою старую поношенную камуфляжную форму, смотревшуюся весьма нелепо под грудой ползунков, распашонок, сосок, погремушек и тому подобного. Наблюдающий за ним мужчина в изумлении поднял брови, и Джон сказал ему с улыбкой: - Одна война заканчивается – другая начинается, верно? Заставить рассмеяться его не удалось, да и едва ли Джон согрешил против истины. Он улыбнулся сам себе, втиснул ноутбук и несколько книг в кое-как собранную сумку и в последний раз окинул взглядом квартиру, оценивая, что ещё можно взять, что оставить и без чего точно можно обойтись. - Нужно ли нам…вы не знаете, им будет в чём спать, есть кроватки или что-то вроде того? – тащить с собой колыбельки было бы чертовски неудобно, хотя Джон не отказал бы себе в удовольствии посмотреть, как этот киборг-убийца будет аккуратно развинчивать детские люльки, но едва это представил – пожалел беднягу и хотел теперь только побыстрее помочь ему в выполнении такой необычной миссии. - Мистер Холмс сказал, что мистер Уотсон ни о чём не должен беспокоиться: надо лишь разместить их в машине, и если вам удалось бы спасти обивку салона от разрушительного воздействия этих маленьких дьяволят, пока мы будем ехать в Кент, мистер Холмс был бы весьма признателен. Казалось, телохранитель, которого доктор из-за его устрашающих пропорций называл про себя Халком*, не верил, что «мистер Уотсон» способен справиться с последним пожеланием, и, по правде говоря, Джон не осуждал его за это и в глубине души был вполне согласен. На самом деле переезд в Иствел Менор прошёл совсем не плохо. Тедди вдруг почувствовал усталость и всю дорогу до поместья спал, а на Рози мягкое покачивание автомобиля, лавирующего в потоке машин и обгоняющего их одну за другой, действовало успокаивающе. Джону казалось, что они едут слишком быстро, но он не стал делать замечания «Халку». Доктор сидел между двумя автомобильными креслицами, придерживая детей за животики, и задремал, откинув голову на подголовник. Один раз примерно на полпути он проснулся, когда Рози тихонько заплакала, но она почти сразу успокоилась, и Джон снова заснул. Двери в поместье были открыты – Селеста ждала всех троих с огромным нетерпением. - Джон, дорогой, я уже начала думать, что вы никогда не появитесь, - заговорила она, когда её зять закинул на плечи свой рюкзак и взял креслице с Тедди, позволяя «Халку» взять Рози, чтобы он помог поднять её по лестнице в дом. - Благодарю, Руперт, - сказала Селеста, забирая у «Халка» внучку и отпуская его жестом руки. Джон утомлённо улыбнулся и последовал за свекровью. - Прошу прощения, что я так навязался, - проговорил Уотсон, хотя на самом деле он не испытывал никакого сожаления. Она была одним из инициаторов появления этих детей. Он же отчаянно нуждался в помощи. Так что ей представилась прекрасная возможность взять на себя часть обязанностей по их воспитанию. – У нас всё в порядке, но немного сна никому не помешает, даже отцу. Мы не задержимся надолго. - Глупости, - Селеста предостерегающе подняла руку. – Майкрофт проспорил мне 50 фунтов. Он говорил, что больше недели вы не продержитесь, но я-то знала, из какого прочного материала вы сделаны, - и она подмигнула. Джон сразу вспомнил, почему считает её одной из лучших женщин на Земле. – Я размещу вас в комнатах Шерлока. В них немного прибрали, чтобы ничего биологически опасного не попалось на зубок этим маленьким ползающим чудовищам. - Селеста, пока они научатся ползать, пройдут месяцы, - возразил доктор, придерживая сползающую с плеча сумку с вещами. – К тому времени нас здесь уже не будет. Я всего лишь немного переведу дух. - Оставайтесь здесь столько, сколько понадобится, Джон Уотсон, и ни секундой меньше. И слышать ничего не хочу о вашем отъезде. Вы так и не поняли, что это такое – в одиночку растить двоих малышей? Невозможно. Заходите и посмотрите, что мы для вас приготовили. «Мы» матушки Холмс относилось к ней самой и Анетт – новой прислуги, оказавшейся аккуратной розовощёкой блондинкой, представившейся как няня. Уотсон нахмурился и завозился, перекладывая Тедди с одной руки на другую, чтобы скрыть своё недовольство. - Селеста, я не думаю… - Джон, дорогой, вам и не надо думать. Я уже сделала это за вас. Как я, так и Анетт будем заниматься с детьми ровно столько, сколько потребуется вам – ни больше и ни меньше. Одному ребёнку нужны две няньки, двум – по меньшей мере три, если не четыре, но я думаю, что мы трое вполне способны с ними справиться. А теперь пойдёмте посмотрим ваши комнаты, мой дорогой. Единственная часть дома, с которой Джон был знаком – апартаменты Шерлока. В них и сейчас царил художественный беспорядок, хотя часть вещей убрали, освободив место для кресла-качалки у камина, рядом с которым Уотсон с облегчением заметил телевизор последней модели. За каминной решёткой приветливо плясал огонь. Огромный диван, который раньше стоял у стены, теперь передвинули и развернули к телевизору, а справа от него, как бы очерчивая границы островка спокойствия, поставили мятно-зелёный шезлонг из общей гостиной, к которому Джон всегда питал особое пристрастие. Здесь была груда подушек разных размеров, разбросанных где только можно. Доктор уже знал, что подушки – лучшие друзья неопытного папаши. Посмотрев в сторону спальни, Джон обнаружил самую удивительную и чудесную колыбель из всех возможных. Она была старинной, сделанной из такого же дерева, как и кровать Шерлока, и такой широкой, что в ней свободно могли уместиться два младенца – и ещё оставалось много места, и у неё был собственный балдахин тёмно-синего бархата. Рядом стоял пеленальный стол, коляска для двойняшек и были ещё какие-то приспособления, как решил Джон, чтобы носить детей на груди или на спине. Ещё он увидел несколько очень красивых больших плюшевых зверей и целую корзину с мягкими и пластиковыми игрушками. За приоткрытой дверью виднелись знакомая кровать, убранная индиговым шёлком, и ещё одна дверь – в ванную, которой мог бы позавидовать иной спа-салон. Если не исключать гардеробную, из которой, к облегчению Уотсона, убрали одежду его супруга, то общая площадь апартаментов Холмса-младшего была равна или даже превосходила площадь их лондонской квартиры, даже с учётом комнаты доктора, которой он пользовался только первые полгода после переезда на Бейкер-стрит, а после почти не заходил в неё. Для удобства Джона и его детей здесь было предусмотрено абсолютно всё. Он мог выходить лишь для трапез и для прогулок. Он испытал глубокую благодарность за то, с какой деликатностью был обустроен здесь его быт, потому что ему была необходима не только помощь свекрови с малышами, но и хоть какое-то уединение. Селеста и Анетт с нетерпением ждали его реакции. Очевидно было, что их приготовления длились отнюдь не две недели. У Джона так и мелькали перед глазами картины, как целое подразделение подчинённых Майкрофта прочёсывает торговые центры на Оксфорд Циркус** и появляется, нагруженное разноцветными пакетами, кажущимися ужасно нелепыми рядом с выглядывающим из-под пиджаков оружием. Да и всё остальное куплено в самых фешенебельных и солидных магазинах. Уотсону стало неловко, его смущала такая избыточная роскошь. То немногое, что он успел приобрести для детей, было куплено либо в секонд-хэндах, либо в небольших магазинчиках, случайно попадавшихся ему по пути. Получив трастовый фонд Шерлока, Джон стал богатым человеком, но лишь на бумаге, а на деле продолжил жить так, как привык. - Селеста, я… Это потрясающе. Спасибо. - О, Джон, дорогой, это вам спасибо. Вы же понимаете, я действовала отнюдь не бескорыстно. Так я смогу хоть немного побыть с моими драгоценными внуками, а вы немного отдохнёте. Будто дождавшись своей реплики, Рози тихонько заплакала. - Боюсь, весь запас тишины и спокойствия нами уже исчерпан, - сказал Джон, улыбнувшись женщинам. Он потянулся, чтобы вынуть дочку из автокресла и начать укачивать её на руках, но Анетт его опередила. – Ну, что вы, не надо… - и он с раздражением провёл рукой по покрытой щетиной шее. - Это мои обязанности, сэр. Иди ко мне, малышка, – она подхватила Рози, осторожно придерживая головку. По опытным и уверенным движениям было понятно, что она нянчится с детьми уже давно, но обеспокоенный отец всё же подошёл вплотную, будто готовясь в любую секунду подхватить падающего ребёнка. - А теперь, Джон, - проговорила Селеста, - я настаиваю, чтобы вы немедленно сняли эту одежду и сию секунду отправились под душ. Ни одному из моих сыновей не дозволено изображать бездомного бродягу, а вы теперь мой сын. Ведь так? Уотсон ей охотно поверил. В самом страшном сне он не смог бы представить братьев Холмс плохо или неопрятно одетыми. Ещё раз с беспокойством взглянув на двойняшек, он всё же решился доверить их бабушке и няне. С момента водворения детей на Бейкер-стрит ему не удавалось потратить на себя подряд столько времени, сколько у него теперь заняли душ, бритьё и переодевание, и он чувствовал себя неуютно, потеряв малышей из поля зрения. Он заставил себя распаковать привезённую сумку, убедился, что в гардеробной вещей Шерлока уже нет, но вместо них лежала и висела одежда, явно приготовленная для Джона и идеально подходящая ему по размеру и не слишком вычурная. Он даже обнаружил несколько свитеров, похожих на его собственные. Было понятно, что свекровь всеми силами постарается удержать его здесь как можно дольше. Не зная пока, что об этом думать, Джон разложил детские вещи по полкам и поспешил вернуться к сыну и дочери, услышав, что Тедди заплакал. Уже день или два счастливый отец безошибочно мог определить, кто из малышей подаёт голос, и его это приводило в восторг и бесконечно изумляло. Селеста укачивала Рози на одной руке, а в другой держала книгу. Вид у его маленькой девочки был довольный, так что он с тревогой подошёл к сыну. Умом он понимал, что ничего плохого произойти с ним не могло, но всё же испытал приступ паники. За последние две недели Джон чётко усвоил, что родительские чувства редко удаётся загнать в рамки здравого смысла. Они основываются на врождённых инстинктах и вложенных природой первобытных страхах и почти всегда иррациональны. Задача родителей, как ему казалось, пусть он был и новичком в этом деле, - это отслеживать и выявлять опасность, предугадывать её источники и незамедлительно их устранять. Тедди заходился в крике, и было просто чудом, что Рози оставалась спокойной. Анетт расхаживала по комнате, укачивая мальчика на руках и что-то ему нежно бормоча; Джон не улавливал, что именно, но это были обычные воркования нянь над младенцами. Тень-тень, потетень, Выше города плетень. Сели звери под плетень. Похвалялися весь день: Похвалялася лиса: - Всему свету я краса! Похвалялся зайка: - Поди, догоняй-ка! Похвалялись ежи: - У нас шубы хороши! Хвастал Тедди-медведь: - Могу песни я петь! Джон терпел это, сколько мог, но потом пересёк комнату и отнял своего плачущего сына у испуганной Анетт. - Прекратите это, - сказал он гораздо более резко, чем сам от себя ожидал. На самом деле ему не помешало бы лечь спать, вернее, стоило лечь как можно быстрее. Рассудком понимая, что двойняшки находятся в полной безопасности и под присмотром, но не мог оторваться от них, хотя чувствовал, что от слабости и изнеможения вот-вот свалится на ковёр. Анетт была расстроена, испугана и смущена. Селеста опустила книгу и переложила Рози с руки на руку, окинув при этом зятя острым взглядом. Тедди на руках отца постепенно успокаивался, и Джон повернулся к няне, прижав сына к груди одной рукой и другой придерживая его головку. Через несколько плавных укачиваний крик прекратился, слёзы сменились сопением, и Уотсон пришёл в себя настолько, что смог понять, каким грубым он был минуту назад. - Извините, - со вздохом сказал он, целуя Тедди в лобик. – Извините, Анетт, просто… Шерлок бы никогда… Он бы не позволил сюсюкать со своим ребёнком никому и никогда и не допустил бы, чтобы такой лепет раздавался рядом с ним в радиусе километра. И я просто… не могу… Пожалуйста, не делайте этого. Сын тихо сопел на его груди. Джон ещё раз коснулся губами его покрытой пухом головки и только тогда осмелился взглянуть на свекровь. Лицо её было бесстрастным, но в глазах, неотличимых от глаз Шерлока, читалось явное одобрение. Мнение о нём как о родителе в представлении матушки Холмс, которой, вероятно, удалось произвести на свет двух совершенно взрослых с первой минуты жизни гениев, явно выросло пунктов на десять. Он счёл, что для первого дня это более чем удачный результат. Анетт испуганно притихла и затем, кивнув, сказала: - Конечно, доктор Уотсон, сэр, простите меня, я нечаянно. Джон вздохнул, покачивая тёплое тельце сына на руках. - Называйте меня Джон, прошу вас, не надо официальных обращений. Не переживайте, просто вы не знали. Он осторожно опустил Тедди в колыбель, немного полюбовался им, а затем улыбнулся няне одной из самых светлых своих улыбок. Она осталась напряжённой, будто ожидая от него быстрого возврата к строгости. - Приношу мои извинения, но я толком не спал уже больше недели. Я не призываю вас читать младенцам Шекспира, просто… - он почесал затылок, подбирая понятные ей слова. Не в первый раз он остро чувствовал отсутствие Шерлока, который быстро бы объяснил суть дела, чётко раздал команды и чьим указаниям все подчинились бы немедленно и без лишних вопросов. Уотсону удавалось хорошо командовать только в армии, когда это было частью его служебных обязанностей и получалось само собой. Но в гражданской жизни он никогда не вёл себя, как царь и бог, и совершенно не ждал, что все будут кидаться выполнять его приказы по первому слову. Проще говоря, Джон не привык руководить наёмными работниками. - Полагаю, дорогая Анетт, добрый доктор хотел нам сказать, что мой покойный сын хотел бы, чтобы с его детьми обращались так же, как с ним самим. Сам он никогда ни до кого не снисходил, а что касается детей, он общался с ними, как со взрослыми, пусть и меньших размеров. Конечно, никто здесь не ожидает, что двухнедельные младенцы вообще способны понимать речь, но полагаю, общее правило доктор Уотсон изложил вполне доступно, - проговорила Селеста. Напряжение отпустило Джона, и он произнёс: - Да, прошу прощения… Всё верно. Благодарю вас, Селеста, я не мог бы сам выразить это лучше. Матушка Холмс одарила его улыбкой, казалось, озарившей всю комнату, и затем уложила спящую Рози рядом с братом. - Я полагаю, они будут спать не менее двух часов. Джон, вам нужно воспользоваться этим временем и тоже отдохнуть. Анетт и я присмотрим за детьми. Мне бы хотелось, чтобы вы все два часа не беспокоились и попытались выспаться, а затем мы обсудим наши дальнейшие действия. Хорошо? Джон ещё раз взглянул на мирно спящих младенцев, повернувших друг к другу личики, и позволил проводить себя к бывшей кровати Шерлока, на которой тому никогда уже не лежать. Он задёрнул тёмно-синий полог, погрузив себя в полную темноту и неожиданно навалившуюся тишину. И хотя Джон чувствовал себя совершенно разбитым – теперь он понял истинный смысл этого выражения, хотя раньше даже трёхдневная погоня по Лондону за преступником не могла довести его до такого полного изнеможения, но теперь усталость завладела каждой мышцей и каждым нервом, – всё же он не провалился в сон немедленно. Вместо этого он закрыл глаза и на одну минуту позволил себе предаться рвущим сердце воспоминаниям. Что, если бы Шерлок был сейчас с ним? Что, если бы они могли вместе растить их детей? (Вернись, вернись, вернись). Они бы продолжили жить на Бейкер-стрит и могли бы караулить двойняшек по очереди, чтобы один из них мог сомкнуть глаза, пока другой сидит с малышами. Наверное, они бы толком и не виделись друг с другом, но вряд ли переживали бы по этому поводу. Хватало бы и других забот, когда надо кормить два маленьких голодных ротика и мыть две грязные попки. Собственные желания отходят далеко на задний план, когда твой ребёнок плачет, и плач этот болью отдаётся в твоей голове, в сердце и во всём существе. Детектив с трудом выносил тесный контакт с людьми и рутину, а в воспитании детей тесно сплавились эти две константы. Джон иногда думал в те редчайшие минуты, когда вообще удавалось оторваться от сиюминутных проблем, что с собственными детьми Шерлок находил бы радость в общении и мог бы с энтузиазмом выполнять каждодневные родительские обязанности. Едва взглянув на Тедди и Рози, все впадали в умиление (Джон был в этом глубоко убеждён, хотя в нём могла говорить предвзятость), так почему Шерлок должен избежать всеобщей участи? Он бы настаивал, чтобы детей называли полными именами, поскольку презрительно относился к сокращениям. Теодор и Розалин, или нет – он бы называл их Хэмиш и Анна. Хотя он с насмешкой относился к общественным условностям, но в некоторых случаях проявлял поразительный снобизм. Он не желал понимать, почему люди, впадая в сантименты, используют при общении с близкими вторые имена, сокращения или нелепые прозвища. «Верно выбрать имя, Джон, - это как хирургу не ошибиться с инструментом». Казалось, сто лет прошло с тех пор, когда Шерлок сказал ему эти слова, готовясь к очередному перевоплощению. Вдумчиво подобранное имя и тщательная маскировка были безотказным оружием детектива. Джон прекрасно осознавал, что сейчас простыни не могли пахнуть Шерлоком, но всё же зарывался в них с головой, пытаясь воскресить память о нём и вытянуть его образ из каждой нити, некогда касавшейся любимого тела. Замечтавшись, Джон начал представлять, с каким выражением супруг смотрел бы на их двойняшек: изучающе, с сосредоточенно сведёнными к переносице бровями или, напротив, с огромной нежностью, как изредка смотрел на Джона, отпуская самоконтроль. Уотсон ничуть не сомневался, что Холмс принял бы выдающуюся красоту и ум их детей как нечто должное, само собой разумеющееся. Наверняка пришлось бы прервать не один эксперимент, проводимый им на малышах, но Шерлок тщательно наблюдал бы и документировал их развитие день за днём в мельчайших деталях. Шерлок всегда защищал Джона, в своей особой манере, конечно, (нет, нельзя об этом думать – сразу захлёстывает нестерпимая боль), так что он бы с не меньшим рвением заботился о своих детях, если бы любил их, а он бы не просто любил – обожал. Джон позволил себе помечтать, какой полноценной счастливой семьёй они могли бы стать вчетвером. Он представил, как лежит в объятиях Шерлока, и оба они любуются посапывающими рядом сыном и дочерью. Он представил мужа с детской коляской в Гайд-парке, как тот останавливается у пруда, чтобы показать двум карапузам, как кормить уток. Он представил, как Шерлок вежливо, но строго спрашивает детей об успехах в школе. Как он сидит на диване на родной Бейкер-стрит, обнимая одной рукой Джона, а другой Тедди, пока Рози радует их танцем. Как Шерлок забирает дочь после занятий в школе и ведёт в магазин купить новое платье, чтобы скрыть от Джона, что старое безнадёжно испорчено и его пришлось выбросить. (Вернись, вернись, умоляю тебя – вернись!) Не следовало рисовать в воображении эти картины. Уотсон безумно устал, глаза нестерпимо щипало, и он погрузил лицо в эти отравляющие душу простыни. Завтра обязательно надо попросить их убрать – видеть их невыносимо. Он решительно прогнал грёзы о невозможном будущем, чтобы не терзать себя мечтой о несбыточном, и стал перебирать в памяти немногие счастливые моменты их совместной жизни – немногие, потому что несколько месяцев блаженства, начиная с их объяснения и вплоть до падения Шерлока с крыши теперь казались таким коротким сроком, каждый момент которого был навсегда запечатлён в его сознании и сердце. И он до сих пор чувствовал себя обманутым. Всё это было страшно несправедливо по отношению к нему, а теперь ещё – и к детям. Он отчаянно скучал по Шерлоку и теперь уже не представлял жизни без двойняшек, хотя дети пришли к нему через смерть любимого. А может… может, дети – это нечто вроде вселенского воздаяния за невосполнимую потерю? (Вернись, чёрт возьми, вернись, вы все мне нужны, как воздух, все трое!) Когда Джон через некоторое время проснулся, то почувствовал себя немного лучше. Он убедился, что его ангелочки мирно спят – не иначе, Анетт обладала сверхъестественными способностями, – и позволил Селесте увести себя в зимний сад. - Я полагаю, будет разумно обсудить некоторые основные правила, чтобы продлить ваше пребывание здесь, - завела она разговор, наливая ему чай из знакомого фарфорового чайника и буквально заставляя взять булочку. - Да, прекрасная мысль, - булочки немного отличаются от тех, которыми его угощали в прошлый раз, впрочем, тогда он едва мог есть и почти не различал вкус. - Мне бы хотелось, чтобы в этом доме вы чувствовали себя удобно и уютно, мой дорогой. Я понимаю, что многое здесь кажется вам излишествами и роскошью, но сам Шерлок никогда не относился почтительно к коврам и антикварной мебели и свободно ими пользовался, когда хотел. Конечно, я не призываю пачкать их намеренно, но вы должны помнить одно: прошу вас чувствовать себя свободно. Теперь это ваш дом, и мне будет не по себе, если вам будет казаться, что вы в музее. - Постараюсь это запомнить, - сказал Джон. По правде говоря, он почти и не видел дом. Его прошлые визиты были весьма краткими, почти мимолётными. И он действительно чувствовал себя, как на экскурсии с классом, когда они ездили в Эдинбург и посетили там дворец Холируд***, залы и обстановка в котором сохранялись неприкосновенными сотни лет. Чувствовать себя непринуждённо в Иствел Менор было бы так же непросто, как и в Холируде, тем более что в поместье Холмсов регулярно приезжали экскурсионные группы, поскольку дом значился в списке объектов национального культурного наследия. -Я понимаю, дорогой, что вы захотите максимально оградить свою частную жизнь – и вы имеете на это полное право. Прошу вас, без колебаний давайте мне понять, если я невольно вторгнусь в ваше личное пространство. Кроме того, дорогой, воспитание ваших детей должно полностью находиться в ваших руках. Моя всесторонняя моральная поддержка вам гарантирована. - Я вам очень обязан, спасибо, - Джон был искренен как никогда. - Теперь поговорим об Анетт. Ей дали превосходные рекомендации несколько предыдущих нанимателей, и Майкрофт проверил её прошлое самым тщательнейшим образом, прежде чем допустил её в дом. Думаю, даже Шерлок не смог бы найти тёмные пятна в биографии этой девушки или какие-либо новые существенные детали. Едва прозвучало имя Шерлока, руки Джона непроизвольно стиснули чашку. Селеста послала ему ободряющую улыбку и участливо похлопала по сведённой судорогой руке. - Время лечит, дорогой, всех лечит. Уотсон молча взял ещё одну булочку, менее опасаясь показаться прожорливым, чем неблагодарным. - Так на чём мы остановились? Ах, да – Анетт. Ей выделена комната рядом с вашими апартаментами. Естественно, вы можете установить для неё твёрдое расписание, но её труд оплачивается более чем щедро, и она с радостью отдаст своё время, чтобы вам помочь. Если вы захотите, чтобы она дежурила ночами, так и будет. На данный момент наша главная задача – чтобы вы отдохнули и полностью восстановили силы. Вы не сможете заниматься с детьми, если сами будете валиться с ног. Если я увижу, что вы без нужды доводите себя до изнеможения, то я решительно вмешаюсь и не потреплю возражений. До сих пор всё понятно? Джона возмутила мысль, что его могут отправить в кровать, как заигравшегося ребёнка, но он сдержался и промолчал. Сейчас он очень и очень нуждался во всей помощи, которую только могла предоставить его свекровь. - Прекрасно. Я уверена, мы с вами чудесно поладим, мой дорогой. Я так рада, что вы здесь! Старый дом кажется таким пустым, когда в нём нет никого, кроме меня и прислуги. Чуть позже я всё вам здесь покажу. Кухонные помещения всегда к вашим услугам: вы можете готовить себе сами или обратиться к Пьеру, и он накормит вас в любое время. Я ужинаю в семь вечера и буду весьма признательна, если вы согласитесь составить мне компанию и будете приходить без дополнительного ежедневного приглашения, чтобы я не подумала, что принуждаю вас выполнять долг вежливости. Я бы очень хотела, чтобы этот дом стал вашим домом. Кстати, я покажу вам, в каких шкафчиках что держит Пьер, чтобы вы свободно ориентировались. Да, на тот случай, если вы захотите выйти из дома и немного размяться, Тому будут отданы указания отвести вас в конюшню или в велосипедный гараж. Я покажу вам, как вызвать Андерса, если вам понадобится поехать в город, и он отвезёт вас куда угодно. Первый этаж восточного крыла почти постоянно сдаётся в аренду: молодожёнам под проведение свадебных приёмов или для других подобных событий, - но они никак не побеспокоят обитателей вашей части дома. Разумеется, я покажу вам, какие комнаты отведены для такого рода гостей, и буду держать вас в курсе, кто и на сколько у нас останавливается. Безусловно, все посетители проходят проверку Майкрофта, прежде чем им дозволяется заселиться в Иствел Менор. Мы бы прекратили пускать посетителей в поместье, но полученные средства идут на ремонт и поддержание дома в порядке. Если у вас есть вопросы или вы в чём-то нуждаетесь – спрашивайте безо всякого стеснения, мой дорогой Джон. Мы с вами одна семья. Хорошо? В течение всего монолога Уотсон согласно наклонял голову, внимая каждому слову. Может, уже следовало прекратить кивать, но невозможно было удержаться под напором такого сильного характера, каким природа наградила Селесту Холмс. - У вас есть вопросы? - Нет. Нет, я думаю – всё предельно понятно. - Превосходно. Тогда спокойно допивайте чай и после устраивайтесь со всеми удобствами. Вечером мы встретимся за ужином, а утром я покажу вам весь дом, хорошо? - Отлично. Селеста так доброжелательно улыбнулась, что Джон не мог не восхититься, как удивительно в этой женщине сочетаются непревзойдённая классическая женственность, мощный интеллект и достойное Одиссея хитроумие. Уотсону казалось, что именно такой он всегда и представлял маму Шерлока до их знакомства, но в то же время она не уставала его поражать с каждой новой встречей всё больше. Вернувшись в свои комнаты, он отослал Анетту до ужина и аккуратно извлёк близнецов из колыбели. Он осторожно уложил их на диван, и пока они ворковали и булькали, устроил гнездо из подушек, одну из них положив на колени так, чтобы надёжно устроить малышей. Он включил телевизор, но скорее чтобы создать шумовую завесу, чем действительно смотреть его. Всё его внимание было полностью отдано детям. - Ну, ребятишки, - обратился он к сыну и дочери, нежно вытирая пузыри с нижней губы Рози, - кто тут у нас, а? Естественно, близнецы не могли ему ответить. Дети лежали в кольце его рук, их головки покоились на его ладонях. Джон откинул голову на спинку дивана и тяжело вздохнул – и этот вздох будто эхом прошёл по всей комнате. - Что бы сказал ваш папа, если бы только мог вас увидеть, а? – Тедди то ли кашлянул, то ли скрипнул, и Джон засмеялся, хотя его сердце бешено забилось. – Да, полагаю, именно это он бы и сказал, верно? Он бы толкнул длинную речь, в которой обстоятельно доказал бы, что с начала времён ни один представитель семейства Холмсов не был папой, но все они были отцами, - и Джон подавил ещё один вздох, крепко закусив губу. Вернись, вернись, вернись. Возможно, на этот раз он произнёс свою неизменную молитву вслух. Будь осторожен в желаниях, Джон Уотсон, – они могут осуществиться. ************************************* В Дублине и его окрестностях Себастьяна Морана нет. Нет его и в Корке. А также – в Абердине, Ливерпуле и Сканторпе. Не удалось найти его и в Сток-он-Тренте, Манчестере, Дархэме, Эдинбурге, Абериствиче, Кардифе – и даже на острове Барри в Южном Уэльсе. Шерлок и Ирен шли по следу Себастьяна Морана, но пока он был неуловим. Шли месяцы. Немного утешало только то, что Ирен всё же была более приятной компанией, чем одиночество, наполненное сожалениями и терзаниями. С ней можно было небезынтересно поговорить на отвлечённые темы, на что подавляющее большинство известных Холмсу людей было просто неспособно. Она считала личным оскорблением отказ Шерлока общаться на темы, не связанные с их непосредственной целью поисков, и напоминала, что сейчас они бегут в одной упряжке. В предыдущей жизни, казавшейся теперь другой реальностью, детектив мог пойти на крупный риск, но сейчас он стал совершенно другим человеком, гораздо более расчётливым и осторожным. Он больше не разбрасывался шансами. Шерлоку было любопытно, почему Ирен согласилась ему помогать, но вопросов не задавал. Когда-нибудь эта головоломка сложится и явит верный ответ. Сейчас же ему было достаточно знать, что, каковы бы ни были её мотивы, она пойдёт с ним в этой охоте до конца. Если позволить себе догадку, а не точное знание, то можно предположить, что Ирен Адлер действует из чувства мести, ведь Мориарти и Моран практически уничтожили её жизнь. Она казалась Холмсу разбуженной грубым вторжением в гнездо гадюкой: минуту назад мирно спящей, но теперь взбешённой и смертоносной. Он и Ирен действуют на удивление согласованно. Она не такой точный стрелок, как Джон, но эту часть Шерлок теперь способен взять на себя, хотя в некоторых случаях ему очень не хватало верного глаза и твёрдой руки его супруга. Мысли о муже засасывали его, как трясина. План Майкрофта не вмешиваться, пока зять сам не попросит помощи, полностью сработал. Джон очень и очень горд, но он, заботясь о благополучии и счастье детей, сумел поставить их нужды выше собственных принципов. Джон Уотсон – военрач превратился в Джона Уотсона – профессионального отца. Теперь Шерлок может спать спокойно, потому что уверен: более безопасного места для его семьи, чем Иствел Менор, нет во всей Англии. Так уж случилось, что прошлое его родителей как агентов, прошедших закалку во времена «холодной войны», сделало безопасность жилища своеобразным пунктиком. Достаточно упомянуть, что охранные системы в имении всегда обновлялись по самому последнему слову науки и техники. Но обратной стороной такой защиты оказалась невозможность наблюдать за Джоном через видеокамеры – Шерлок боролся со страхом забыть его лицо. Майкрофт присылал по одной фотографии в неделю. Некоторые из них были постановочные: Джон улыбается в камеру на фоне фасада Иствела, придерживая обоих детей на уровне плеч; Джон пытается сам выкупать Хэмиша в ванне 18 века; Анна, играющая с огромным плюшевым северным медведем, - профессиональные фото, на которых его близкие выглядят образцово-показательной семьёй с обложки журнала. Но любимыми у Шерлока были сделанные тайком нечёткие снимки: Джон сидит на диване в гнезде из подушек с малышами на руках и смотрит на них так, будто в этих крохах заключена вся его жизнь; Джон склонился над колыбелью, прижав к себе Хэмиша одной рукой, а другой осторожно укладывая Анну; Джон держит Анну на руках и подносит к её крохотному ротику бутылочку, а какая-то незнакомая и довольно неприятная блондинка, должно быть, няня точно так же кормит Хэмиша; Джон дремлет, раскинувшись на старой кровати Шерлока, в окружении спящих сына и дочери, отгороженных от краёв кровати большими тяжёлыми подушками, - мимолётные сценки из ежедневной рутины, в которой детектив не может принять участие, потому что вынужден бесконечно и безуспешно гоняться за свихнувшимся ирландским убийцей по всей Великобритании. Теоретически они давно должны были настигнуть его. Они были близки к успеху много раз. Если бы только Майкрофт позволил ему покинуть пределы страны, когда Моран предпринял увеселительную прогулку на континент с одновременным решением деловых вопросов, то Шерлок совершенно точно знал, где и как схватить его. Но Большой Брат буквально не спускал с него глаз и требовал неукоснительного соблюдения их договорённости, и впервые в жизни Холмс-младший повиновался, чувствуя, что у него связаны руки. Это было ужасно. Неделями приходилось выжидать, не предпринимая никаких действий, да ещё в компании Ирен Адлер, с которой они часами сидели напротив и изучали друг друга. Несколько недель удалось скоротать за трёхмерными шахматами****, которые Холмс соорудил из стопки бумаги и коробки от пиццы, а вместо фигур расставил сигареты и тюбики с губной помадой. Ирен никогда не задавала вопросы о Джоне, лишь иногда в её шуточках проскальзывали косвенные намёки: «Шерлок, дорогой, теперь-то прозвище Девственник придётся сменить, не так ли?» Поначалу эти выпады раздражали, но потом он понял: в такой форме Ирен проявляет дружеское расположение. Некоторые её точно направленные насмешки, порой достигавшие цели, ему даже нравились. И когда она позволяла себе снимать маску способной привести любого в ярость мегеры, так что Шерлок переставал мечтать вбить её голову между безупречных роскошных плеч, ему даже казалось, что каким-то неведомым способом они становятся друзьями. Мисс Адлер ничего не спрашивала о докторе Уотсоне, а Холмс никогда не рассказывал. На последней тайной встрече Майкрофт передал брату конверт, в котором оказались два маленьких пластиковых браслета – розовый и голубой – с выдавленными на них именами и цифрами и его обручальное кольцо на длинной цепочке. Кольцо билось о его грудь, когда он прыгал с крыши на крышу и мчался по переулкам, как будто напоминая ему, что без мужа это всё теряет прежний смысл. С Джоном жизнь была большим захватывающим приключением, а теперь стала бессмысленным прозябанием. Пластиковые браслеты он осторожно уложил в бумажник. Кожа напротив них скоро изотрётся под частыми и ласковыми касаниями пальцев Шерлока, непроизвольно возобновляющимися, едва ему стоило задуматься. Они не обсуждают ту огромную перемену, которая произошла с детективом, сделав его совершенно другим, абсолютно неузнаваемым человеком. Шерлок стал лучше во всём: в дедуктивном методе, в построении логических цепочек и разгадывании головоломок, в ловле преступников, в способности взвесить необходимость нанесения ущерба ради достижения цели. В стремлении изловить ловко ускользающего негодяя он абсолютно безжалостен, каким раньше не был никогда, потому что теперь он неравнодушен. Пусть Майкрофт продолжает наставать на том, что сантименты – дефект, делающий человека слабым. Ум Шерлока обострился, исключая возможность ошибок, работа мозга стала практически безупречной – и всё благодаря всепоглощающему новому стремлению позаботиться о своих близких, защитить их во что бы то ни стало. Но есть внутри него клочок тьмы, из-за которого лучше было бы перенять отношение старшего брата к жизни, потому что теперь Холмс-младший стал несокрушимым и могучим. Но если произойдёт нечто само по себе небольшое, почти незначительное: один выстрел, капля яда, падение с лестницы, - Шерлок рассыплется на тысячу мельчайших осколков, и если он сумеет пережить этот крах и пойти дальше, то весь мир содрогнётся от ужаса у его ног. Сам Шерлок не считал себя хорошим человеком. Но это не означало, что он стремился занять сторону зла, хотя, несомненно, был на это способен. Если произойдёт то, чего он боится, он станет величайшим злодеем в истории. Если хоть волос упадёт с головы Джона – и их детей. У Холмса и мисс Адлер много тем для разговоров, но они никогда не пытаются обсудить тот факт, что теперь душа Шерлока, ранее бывшая неделимой, раскололась на три части. А троих защитить намного сложнее, чем одного – это каждый знает. Время от времени, в дни затишья, когда не за кем гоняться и даже нечего предотвращать, и когда Ирен спит, и Моран возмутительнейшим образом покинул страну в известном направлении, а детектив лежит на отвратительном продавленном диване дешёвой гостиницы близ Слоу, пялясь в потолок, - вот тогда он позволяет себе отдаться этим мыслям и думает о том, насколько сложнее заботиться о троих, чем об одном; и внезапно грудь будто сдавливает прессом, будто обручальное кольцо превратилось в гигантскую свинцовую чушку, и Шерлок задыхается, теряет все мысли, почти парализованный тем огромным грузом ответственности, который обрушился на его сознание и на его тело. Насколько он знал со слов Майкрофта, матушка не удерживает зятя в Иствеле насильно, но Шерлок не сомневался, что в случае необходимости она готова пустить в ход любые методы. Среди пышности и роскоши простому доктору не может быть комфортно: считать такой дом уютным могут лишь те, кто многие годы прожил будучи очень состоятельным человеком. Джон же с его бесформенными бурыми свитерами и единственной заношенной парой джинсов, которую он носил ещё до службы в армии и которая теперь ему узковата (но Шерлок ни за какие блага не позволит себе такое замечание), - Джон будет выглядеть чужеродным элементом в этих изысканных залах или среди тщательно постриженных кустов Иствел Менор. Его мужу нужны удобство и свобода, он должен быть хозяином ситуации, и всё это недостижимо, пока в поместье железной рукой правит матушка. Шерлоку Холмсу хочется быстрее покончить со своей миссией хотя бы для того, чтобы как можно быстрее отвезти Джона Уотсона на Бейкер-стрит, туда, где ему полагается находиться, и желательно до того, как матушка включит на полную мощность свои особые умения убеждать. Его бесило собственное бессилие. До поместья было едва ли больше 30 км, а он был заперт в какой-то дыре под Кентербери вместе с Ирен. Они изображали счастливую парочку молодожёнов, сумевшую вырвать для символического медового месяца лишь пару дней выходных вне городской суеты и вынужденную вернуться на работу в Лондон уже в понедельник. Жалкая уловка, оказавшаяся эффективной. Ирен хотела, чтобы он надел своё обручальное кольцо, сделав его частью маскарада, но он и слышать об этом не желал. К слову, она так и не озвучила эту мысль, а он не соизволил её угадать. Хозяйка гостиницы назвала их прекрасной парой, и Шерлок едва сдержался, чтобы в сердцах не пнуть её машину. Суть в том, что между ним и Джоном с детьми (его семьёй) всего 30 км – протяни руку, и можно коснуться. Так близко он к ним не подбирался около полугода. Он почти чувствовал запах одеколона, впитавшийся в кошмарный бурый свитер, с которым его муж ни за что не расстанется. Он почти видел тень от ресниц, падающую на щёчки Хэмиша, и изящные идеальные пальчики Анны. Он менее чем в 30 километрах от них – и не может подойти ещё ближе. Такой нестерпимой боли он раньше никогда не испытывал и был неспособен её побороть. Хотя кое-что он может сделать, но не должен. Ирен что-то говорит ему уже около двадцати минут – невыносимая женщина, ну почему она всегда так много болтает? Но он не слышал ни одного произнесённого ею слова. Что бы он мог сделать? Он закрыл глаза, сложил руки под подбородком, приняв обычную позу для размышлений, и стал перебирать роящиеся в голове возможности. Тайно проникнуть в Иствел практически невозможно – он сам позаботился об этом, но всё же это дом его детства, в котором он вырос и который знал как свои пять пальцев. Нелепое выражение. Никто не изучает пристально свои пальцы так, как следовало бы. Большинство людей даже описать не способны свои пальцы хотя бы в общих чертах. А Шерлок мог с закрытыми глазами начертить точный план расположения охранных систем в Иствел Менор – он сам его разработал. У ворот поставлена круглосуточная охрана, но в поместье можно проникнуть и не с центрального входа, минуя камеры наблюдения. Это непросто, но возможно: вычислить самый слабо охраняемый участок и положиться на удачу. А, оказавшись у дома, внутрь он сможет проникнуть – это как-никак его собственный дом. И у него есть ключ. Он мог бы обратиться к матушке под надуманным предлогом, например: мне нужен мой гарпун; мне позарез нужен препарат из поганки, который я приготовил в восьмилетнем возрасте, и теперь из него можно получить необходимый яд… Весьма слабые отговорки. Матушка своих сыновей видит насквозь. Она прочтёт все его мысли – и секунды не пройдёт. Но войти она ему позволит. И даже скажет то же, что говорила, когда он впервые уходил из дома: «Тебя всегда здесь ждут». Мысли Холмса прервала запущенная ему в лицо подушка. - Шерлок! – требовательно позвала его Ирен. Она была похожа на представительницу рода гарпий, о которых ему читал в детстве отец. Детектив поднял ни в чём не повинную подушку и швырнул её обратно. Его спутница действительно выглядела, как древнее разъярённое чудовище: волосы растрёпаны, глаза сверкают гневом, крепко сжатые губы похожи на хищный клюв. - Что? – раздражённо огрызнулся он. - Я зову тебя по имени уже около двадцати минут. - Я думал. Хотя бы один из нас должен иногда это делать, если мы собираемся когда-либо разобраться с Мораном. А ты определённо не расположена к такого рода деятельности. - Если ты действительно думал, как найти Морана, а не разрабатывал план, как проникнуть в собственный дом, чтобы повидаться с Джоном, я готова съесть свою шляпку. - Хотел бы я взглянуть на это представление, - проворчал Холмс, пнув подлокотник дивана, на котором развалился, но открыто протестовать не стал. Она была всего лишь ещё одной женщиной, обладающей раздражающей способностью читать его мысли. - Ты не можешь это сделать, Шерлок. - Я буду делать, что хочу, и спасибо тебе большое, что ты не суёшь свой невероятно длинный нос в мои дела. - Дела у нас теперь общие с того момента, как я подписалась на участие в этом предприятии. Тебе нельзя этого делать, Шерлок, пойми, правда нельзя. А если тебя поймают? А если Джон тебя увидит? И все старания псу под хвост! Мы уже почти у цели, мышеловка вот-вот захлопнется, и сразу после завершения охоты ты сможешь прямиком отправиться к ним, но я решительно запрещаю тебе покидать сегодня эту комнату. Идея заманить Морана в ловушку принадлежала Ирен Адлер. Детектив не особенно в неё верил, если честно. Пришлось засесть в Милтон-Кинс, выйти на посредника, который совершенно не внушал доверия, и привлечь весьма впечатляющую сумму денег сомнительного происхождения. Ирен считала, что этот план гарантированно поможет им рано или поздно выйти на цель, и что такой сценарий даёт им преимущество в том, что не они будут гоняться за Мораном, но он сам их настигнет. В уме мисс Адлер нельзя было отказать, кроме того, она прекрасно знала, за какие ниточки надо потянуть, чтобы заставить людей плясать под её дудку. Преимуществом было и то, что преемник Мориарти не допускал мысли о её сотрудничества с братьями Холмс. И всё же Шерлок считал затею с ловлей на живца сомнительной. Впервые в жизни он искренне хотел ошибиться. На данном этапе они должны были затаиться в глубинке и ждать сигнала от Майкрофта, оповещающего о возвращении объекта в страну и разрешающего перейти к активным действиям. Ирен продолжала пристально смотреть на Шерлока, изучая его лицо хищным взглядом и пытаясь понять, произвели ли её слова должное впечатление. Холмс про себя усмехнулся: её попытка играть Эту Женщину была просто смехотворна. - Бога ради, я никуда не собираюсь уходить, - наконец ответил он и в данный момент сам верил в свои слова. Из-под такого присмотра не сбежишь, а даже если и удалось бы, то что он получит? Джону по-прежнему нельзя открыться, потому что тот как был самым плохим актёром в мире, так и остался, а за ним несомненно пристально следят не только дружеские глаза. Проникнуть в Иствел ему, несомненно, удалось бы, но что он там будет делать? Какова цель? Посмотреть на них своими глазами. Эту мысль ему подбросила отнюдь не рациональная часть его разума, а та, из-за которой он вечно попадал в неприятности; Шерлок это прекрасно понимал и не должен был поддаваться искушению. Он похоронен и оплакан, по нему не тоскуют с такой силой, как тоскует он, поддерживая в себе жизнь лишь украдкой сделанными фотографиями и эфемерными воспоминаниями. Холмс фыркнул и свернулся в клубок, накрыв голову подушкой, будто хотел заглушить все шумящие в ней мысли. Шерлок Холмс, мальчиком выбравший путь холодного равнодушия, теперь переполнен чувствами, которые требуют выхода. Неужели он не посмеет хотя бы взглянуть на них? - Шерлок, тебе ведь не пять лет. Поднимись и поговори со мной, как взрослый человек. - Отстань, Ирен. Шерлок Холмс обрёк себя на одиночество, пойдя на поводу у старшего брата. - Я не ребёнок, - проворчал Шерлок, но прозвучало это по-детски капризно. - Тогда сам с собой поговори. Господи, да тебе сорок скоро стукнет, но даже пятилетние зачастую ведут себя разумнее, чем ты, - Ирен подавила растущее раздражение, отвернулась и направилась в ванную, предварительно заявив, что если он хоть на время откажется от принесённых супругу клятв верности, то может к ней присоединиться, и тогда незачем будет куда-то сбегать. Шерлок не дал себе труда выслушать её. Чего он достигнет, увидев их? Холмс не собирался превращаться в отвратительного сентиментального героя мыльных опер, плачущего над фотографиями тех, кого любит. Ничтожества. Чувствительные недоумки. Он никогда не опустится до пошлых проявлений человеческих слабостей. Ему чуждо такое малодушие. Кстати, прекрасное слово для выражения недостатка храбрости или решительности. Малодушие. Он произнёс это слово несколько раз, на мгновение позволив своему сознанию восхититься присущим английскому языку свойством сплетать многие смыслы и образы в один, пока многократное повторение не лишило его смысла. Малодушие. Он не таков. Наверное, глупо так сильно желать просто побыть около Джона. Он месяц за месяцем ловил себя на этих мечтах, быстро прогонял их, считая умильно-слащавыми, и так и не смог избавиться от убеждения, что дышать одним воздухом с Джоном Уотсоном после столь долгой разлуки будет ни с чем не сравнимым неописуемым блаженством. Он всегда терял голову, если речь шла о Джоне Уотсоне. Имя мужа было вписано в каждую клетку его существа, а ведь до их встречи никакого труда не составляло держать всех и каждого на почтительном расстоянии. И детей своих он толком не видел, но они прочно вошли в его мысли, вытеснив с первого места даже острую необходимость добраться до Себастьяна Морана. Ему не надо думать о Джоне – он дышит Джоном и чувствует его присутствие в каждой молекуле своего тела, но двойняшки захватили его разум безраздельно. И хотя он до сих пор ни разу их не коснулся, но знал – они идеальны. Им уже исполнилось шесть месяцев. В этом возрасте они… Он нахмурился, роясь в памяти. Однажды, в интересах расследования, он изучил этапы развития младенцев, потом удалил эту информацию, сочтя её более неактуальной. Шерлок сбросил с головы подушку и достал телефон. Шестимесячные малыши способны переворачиваться со спины на живот; помимо родителей, интересуются и другими окружающими их людьми; им нравится играть; они учатся сами есть. Могут даже попытаться встать. Шерлок нашёл советы начинающим родителям: читать вслух своим детям, помогать им развивать первые речевые навыки и голос, давать им слушать музыку, обеспечить возможность получать разнообразные ощущения от прикосновений к предметам, жидкостям и веществам. В расстроенных чувствах Шерлок уронил телефон на ковёр. Он упустил так много важных событий в жизни его сына и дочери, и хотя Джон часто их фотографирует и ведёт дневник об их развитии, как и все любящие и заботливые родители, но едва ли способен записывать данные с надлежащей скрупулёзностью. Каков их вес? Взаимодействуют ли они друг с другом? Когда в точности их глаза перестали быть голубыми, как у большинства новорождённых, и начали приобретать присущий только им уникальный цвет? Сколько волосков приходилось на квадратный сантиметр, когда Анна только родилась, и каков этот показатель теперь? Но больше всего его раздражало то, что ему совершенно неизвестно, как они пахнут и каково это - провести кончиками пальцев по их нежной коже. И Джон – какие перемены произошли с Джоном? Хотя его супруг был самым стойким, самым несгибаемым из всех известных ему людей, всё же он не каменный, да и камни разрушаются, подвергаясь воздействию стихий. По фотографиям Шерлок видел, что Джон выглядел совершенно измученным, но в последнее время ему как будто стало легче: дети в этом возрасте спят всю ночь не просыпаясь, как подсказал поисковик. На некоторых фото Джон даже казался счастливым. Но у него заметно прибавилось седины. Шерлоку хотелось пересчитать все серебряные волоски. Пусть не все, хотя бы вычислить их количество приблизительно. Выбрать наугад четыре участка на голове и экстраполировать данные на всю поверхность. Вокруг глаз прибавилось морщин, они стали глубже и уже почти не разглаживаются. Большинство из них на совести Шерлока. Как бы он хотел стереть их поцелуями… Джон заметно изменился со времени исчезновения мужа, и не только горе оставило на нём следы, но и отцовство. Детектив глубоко сожалел как об этих переменах, так и о том, что не мог наблюдать их воочию день за днём. Не факт, что он непременно попадётся. Проникновение в Иствел вовсе не влечёт за собой обязательное разоблачение. И он сможет увидеть изумительные ноготки на идеальных пальчиках Анны и милые ямочки на пухлых щёчках Хэмиша. Он проскользнёт, как привидение (да он и есть призрак погибшего Шерлока Холмса, он мёртв), в спальню Джона и впитает жаждущей кожей его горячее дыхание. Полтора года, проведённые в бесконечной погоне, - это слишком долго даже для него. Он смертельно устал. Он заслужил эту мимолётную радость, отдав все силы на то, чтобы близкие были живы. Никто даже не заметит его тайного визита. А ему так нужен этот небольшой подарок, чтобы дальше бороться за собственное выживание. Тридцать километров. Он вернётся ещё до того, как Ирен закончит принимать ванну. Сибаритка. Перетащила телевизор в ванную, ведь она явно принадлежит к числу тех ненормальных, что готовы раствориться в пенной ароматизированной воде. Никто не узнает. Именно это он имел в виду, когда сказал, что никуда не собирается уходить. Ему следовало лучше себя знать и не притворяться хотя бы перед самим собой. Однажды став зависимым, человек уже не может освободиться полностью, и ничто по силе влияния не могло сравниться с глубоким осознанием, что они с Джоном две половинки одной души не по прихоти или свободному выбору, но согласно основополагающим законам бытия; и теперь они дали жизнь двум крошечным хрупким существам и держат их в своих руках - вернее, Джон их держит, но Шерлок всем сердцем надеется присоединиться как можно скорее, чтобы любить их, растить и оберегать. Холмс покинул гостиницу и поймал первое же такси, быстро набирая текст сообщения. Он отправил два смс: одно Ирен (Буду поздно, меня не похитили. ШХ) и второе матери (Я здесь. Нужен гарпун. Не сообщай М. ШХ). Он выбрался из машины, немного не доехав до поместья, проник на территорию и подобрался к дому, никем не замеченный, так как он здесь вырос и мог попасть куда угодно с закрытыми глазами. Одно из окон матушка оставила незапертым специально для него. Им он и воспользовался, чтобы проникнуть внутрь. Трёх минут хватило, чтобы вычислить, где находятся двойняшки. По дороге он захватил из кабинета гарпун, ставший благовидным предлогом для визита. Он сделал всё это с лёгкостью настоящего призрака. Детскую перенесли сюда совсем недавно, раньше это была комната няни. Конечно, здесь установлена радионяня, но он не разбудит малышей, он будет нем, как могила. Для них ты мёртв, Шерлок Холмс. Ты живой труп. Невозможно смириться с этим. Сердце бешено колотилось, совсем как в ту минуту, когда Джон впервые позволил себя поцеловать. Реальность качнулась, мир взорвался яркими красками: чего-то подобного он безуспешно искал, когда губил себя, отправляя яд в вены, или вдыхая его, или бросая под язык. Они были совершенны. Он вслушивался в их тихие посапывания, упиваясь этой самой прекрасной музыкой из всех возможных. Он едва сдерживал рвущийся из груди счастливый смех. Они спали рядом, предусмотрительно уложенные так, что не могли навредить друг другу. Анна сжала пальчики в крохотные кулачки. Хэмиш сосал во сне один свой кулачок. Они находились на стадии глубокого сна без сновидений. Как хотелось заглянуть в их глаза, укрывшиеся за плотно сомкнутыми веками! Он постоял, набираясь отваги, и решился. Он должен узнать и запомнить, каково это – касаться пальцами их нежной кожи. Он склонился над хорошо известной ему с детства колыбелью, хранящейся все эти годы где-нибудь на чердаке, а теперь оказавшейся здесь, и протянул руку, чтобы с трепетом погладить маленький кулачок Анны, как вдруг позади него скрипнула доска пола и вспыхнул свет. Он замер. Нет, нет, нет. Как же он сглупил! Он попался, как самый распоследний дурак. Ну почему он всегда игнорирует голос разума? Нет, нет, нет. Спросонья голос Джона был хрипловатым и нечётким, но в нём была слышна неприкрытая угроза и властность. Шерлок невольно почувствовал, как по телу пробежала дрожь. - Тронешь волос на их головах – и ты труп. Ты труп, Шерлок Холмс, живой труп. Безвыходное положение. Невозможно уйти так, чтобы Джон не увидел его лицо, разве что ударить его гарпуном по голове, но… нет, он просто не смог бы поднять на него руку. Глупец, глупец, глупец. Надо было догадаться, что в комнате установлены датчики движения. Он обязан был подумать о такой возможности. Надо было не вводить в заблуждение мать об истинной цели своего прихода, но просто попросить её о помощи. Глупец, глупец, глупец. Он сам себя загнал в угол. Выбор небогат: либо Джон застрелит его как незнакомца при попытке к бегству, либо так или иначе нажмёт на курок, когда Шерлок обернётся, обнаруживая не только себя, но и свой непростительный обман. Никто не мог бы назвать Холмса малодушным, читайте – трусливым и нерешительным. Хотя страх придавил бы любого, кого капитан Джон Уотсон, бывший служащий Королевского армейского медицинского корпуса, военврач, отец, несомненно, прямо сейчас держащий в руках заряженный пистолет, застал бы среди ночи у кроватки со своими детьми. Страх, быстро перерастающий в ужас. Шерлок мысленно попрощался с жизнью. Он не хотел выглядеть трусом в глазах Джона Хэмиша Уотсона. Ты уже мёртв, Шерлок Холмс, ты ходячий мертвец. Больше тянуть было нельзя. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, собрал всё своё мужество и, медленно подняв руки, обернулся. __________________________________________ * Халк (вдруг кто не знает - я не знала!)http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77322083.jpg **Оксфорд Циркус – пересечение Оксфорд-стрит и Риджент-стрит в Лондоне. http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77322111.jpg ***Дворец Холируд — официальная резиденция британских монархов в Шотландии. Ежегодно летом королева Елизавета II приезжает в Шотландию и проводит во дворце одну неделю. http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77322179.jpg **** Иллюстрация к главе 7 "Трёхмерные шахматы" http://static.diary.ru/userdir/2/9/2/1/2921396/77894815.jpg