Единое Целое (Multiply)

- Что сегодня, Шерлок, китайская или индийская кухня? Или вьетнамская? Может, хотя бы намекнёшь? Молли посоветовала мне ресторан с хорошей североафриканской кухней – интересно попробовать. Было бы неплохо выбраться из дома. Шерлок? Джон вытянул шею и заглянул в дверной проём, чтобы уловить ответную реакцию супруга, но тот было непроницаем. Детектив был целиком и полностью поглощён каким-то смертоносным микробом или другой подобной гадостью, плавающей на предметном стекле под микроскопом. - Шерлок. Тебе нужно поесть. - Не голоден. Оставь меня в покое, я занят важным исследованием. - Питаться необходимо, - напомнил ему Уотсон. - Мне необходимо разобраться в этом деле, - немедленно парировал Холмс, не отрываясь от окуляров. Джон закатил глаза, затем вернулся к своему ноутбуку и начал набирать текст, нарочно громко стуча по клавишам и улыбаясь себе самому. Так продолжалось три минуты. - Джон. - Ммм? – доктор продолжал лупить по клавиатуре в полной уверенности, что этот шум для тонкого слуха скрипача равносилен скрежету гвоздя по стеклу. - Джон, - детектив чуть повысил голос, но так и не оторвался от микроскопа. Его блоггер начал печатать ещё громче. - Джон, прекрати. - Что прекратить? Уотсон оценивающе взглянул на Холмса и с удовольствием заметил суженные глаза и сжатые губы: внимание от эксперимента было явно отвлечено. Джон продолжил печатать всякую чепуху, колотя по клавишам с совершенно неоправданным энтузиазмом. Ничто так не действовало Шерлоку на нервы, как плохое обращение с техникой, поэтому чрезмерные старания доктора были излишними, но он не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии. Детектив продержался ещё две минуты, после чего вскочил, оттолкнул стул, ворвался в гостиную, выхватил у своего блоггера ноутбук, захлопнул его и швырнул на диван. Джон широко улыбнулся, сложив руки на груди. - Проблемы, дорогой? - Ты невыносим, - почти прорычал Шерлок, зло сверкнув глазами. - Я занимаюсь своим блогом, - сказал Джон, не выдержав и ухмыльнувшись, - ведь ты не обращал на меня внимания. - Я работал, - проворчал Холмс, подступая. Уотсон встал и опустил руки. - Скукота, - сказал он с вызовом. Одна бровь Шерлока полезла вверх. - Это источник нашего материального благосостояния. - Наш источник – это Майкрофт, - фыркнул Джон, - а если не он, то твой трастовый фонд. - Но работа не даёт мне сойти с ума. - Скукота, - повторил доктор, приближаясь к мужу. Глаза Шерлока заблестели, уголки губ Джона тронула улыбка. Внезапно в только что прохладной гостиной на Бейкер-стрит 221 Б повеяло жаром, воздух загудел от напряжения – так их потянуло друг к другу. Это не было животным влечением, Уотсон никогда бы не стал низводить их связь до желаний плоти, потому что в её основе лежали не вожделение и не похоть. То, что происходило между ними, было неотъемлемой частью их маленького мира. Прекраснее Шерлока Джон никогда никого не встречал, но дело было даже не в этом. Эта их взаимозависимость… Она проникала в каждый слой бытия, оплетая каждую его грань; она была непоколебима, как скала, и изменчива, как прилив. Джон бы полностью поглощён этим единением и не волновался по этому поводу, потому что знал – легко читал по сиянию глаз Шерлока, по изгибу его губ, по дрожи пальцев, по напряжению плеч – он знал без тени сомнения, что Шерлок вовлечён гораздо глубже и неотвратимее в это безумие, чем сам Джон. Вот так и случалось в те немногие месяцы их счастья, что обычное спокойное респектабельное утро могло полностью преобразиться и втянуть их в бешеный водоворот сладостной страсти, наполненной изобретаемыми ими обоими диковинными ласками; и ни о какой полезной деятельности уже не могло идти речи до конца дня. Мимолётный взгляд, дымка в глазах, несколько глупых слов, сказанных в шутку – и вдруг нечто, до сих пор уютно дремавшее, как ленивый избалованный домашний кот, растянувшийся на любимой хозяйской диванной подушке, просыпалось и разрасталось, обретая дикость и мощь ягуара. И Джону казалось чудесным и потрясающим, как их ежедневная скучная рутина, а иногда даже лихорадка расследования, внезапно прерывались всепоглощающим пожаром страсти, охватывающим их на несколько часов и возвращающим их к реальности потными и удовлетворёнными, выбившимися из сил и купающимися в любви, дошедшими до полного изнеможения. И тогда один из них потягивался и, зевая, предлагал: «Чаю?» - после чего их нечто лениво сворачивалось на своей подушке для сна, отступая, а они становились теми Джоном и Шерлоком, какими их видели и знали другие. По правде говоря, Уотсону казалось непостижимым, что никто не замечал произошедшей в них перемены: если не считать день, когда выбирались обручальные кольца, они даже не давали себе труда ничего скрывать. Холмс почти не брался за дела ниже седьмого уровня по разработанной им шкале, в которой на первом уровне располагалась кража ювелирного украшения, на самом деле закатившегося в щель между половицами, а на десятом – двойное убийство/самоубийство в запертой комнате без признаков орудия насилия и при отсутствии явной или скрытой связи между жертвами. Доктор почти прекратил вести записи расследований. Даже его блог пришёл в упадок, хотя Джон не без оснований подозревал, что Шерлок специально устраивает соблазнительные провокации, чтобы отвлечь его от ведения странички в интернете. Детектив ненавидел этот блог. - Джон? – голос Холмса ворвался в вялое течение мыслей Уотсона, который тут же бросил свои рассуждения и улыбнулся. - Так что на ужин – китайская или индийская кухня? – спросил он, поддразнивая. Шерлок разочарованно застонал, чувствуя, что его обманом заставили ответить на вопрос, но внезапно решил отыграться, перехватив инициативу. - Я бы предпочёл съесть тебя, - прошептал он в самые губы Джона, собственнически скользнув руками со спины партнёра на его задницу. Тот усмехнулся и укусил Шерлока в шею почти до синяка. - Прекрасная мысль, - пробормотал он, - а затем закажем индийскую, верно? - Заткнись, Джон, - зарычал Шерлок, начиная одной рукой разминать ягодицы любовника. Доктор засмеялся, и всякие осмысленные разговоры на долгое время прекратились. Позже обнажённый и насытившийся Шерлок, раскинувшийся на их общей кровати на липнущих к телу простынях со следами любовных утех, позволил Джону положить голову себе на грудь, и тот задремал, обняв мужа и закинув ногу на худые бёдра, будто защищая его от всего мира. Шерлок прижал к себе Джона, положив одну ладонь ему на спину, и вдыхал запах его волос, смутно припоминая о микробах, оставшихся на предметном стекле под микроскопом, и считая их гораздо менее интересными, чем переживаемый сейчас момент: вес тела Джона, его дыхание; яркий насыщенный запах пота и секса; кожу в самых неожиданных и удивительных местах стягивает попавшая на неё и теперь подсыхающая сперма; на руке сверкает обручальное кольцо в лучах заходящего солнца – и Шерлока захлёстывает тёплая волна удовольствия, когда он видит это золотое сияние вокруг безымянного пальца супруга. Он скрупулёзно фиксирует мельчайшие детали, жадно насыщаясь про запас каждой секундой и навсегда запечатлевая их в своей памяти. Пройдёт несколько минут, и Джон проснётся, потянется, оставит на подбородке скользящий поцелуй, а затем закажет ужин в индийском ресторане: шпинат с сыром, ягнёнка под соусом карри, тушёную в пряностях курицу, лепёшки с чесноком и лепёшки с сыром и фруктами, плов и столько закуски бхаджи, сколько, по его мнению, полагается двум взрослым мужчинам – заказ всегда один и тот же, без изменений. Надёжный, неизменный, предсказуемый Джон с его свитерами и коротко стриженными волосами, с привычкой по-армейски заправлять кровать, но обладающий невероятной способностью снова и снова удивлять Шерлока (Шерлока!) вопреки всякой очевидности. Он встанет с кровати, выскользнув из кольца ласковых рук, и отправится в душ. Шерлок вернётся к своему безвозвратно загубленному эксперименту, а Джон попытается заставить его съесть хоть немного карри. Возможно, потом им позвонит Лестрейд, или же они уснут на диване за просмотром старых серий «Звёздного пути» - и эти минуты тоже будут незабываемыми, но не такими идеальными, как эти объятия сразу после близости, когда Шерлоку не хочется ничего другого – лишь прижимать к себе Джона, его Джона с простреленным плечом и реагирующей на смену погоды ногой, его Джона с гусиными лапками морщин вокруг глаз и непонятной привязанностью к жутким свитерам, этого странного человека, который выглядел, как самый скучный и заурядный житель планеты и должен был быть таким, но оказался полной противоположностью и притягивал детектива сильнее, чем расследование десятого уровня сложности, даже когда спал. Шерлок коснулся губами волос Джона и глубоко вдохнул, как будто таким образом он смог бы навсегда удержать этого тёплого и расслабленного человека так близко и тесно прижатым к груди, что Шерлок сам не мог понять и почувствовать границу между их телами, и даже между их лёгкими. Через несколько минут всё изменится, доктор встанет, а детектив вернётся к эксперименту, потому Шерлок тщательно фиксировал всё, что мог уловить, чтобы запомнить навсегда эти мгновения полной безмятежности, тепла и любви. Шерлок Холмс не ожидал, что сможет так любить, более того – он старался не полюбить больше никогда, но явился Джон Уотсон со своими свитерами и гусиными лапками вокруг глаз, с кривой улыбкой и беспокоящей его ногой и сшиб Холмса с ног, отправил в нокдаун и заполнил собой всё его существо. Шерлок с такой силой любил и берёг своего супруга, как никого другого на всём белом свете. Ему хватило нескольких секунд, проведённых в тишине и покое, чтобы в полной мере оценить свои чувства и их источник, и он взял от этих объятий всё – от этих идеальных тихих минут острого, почти ранящего счастья, - чтобы насладиться ими сполна и сохранить в памяти навечно. Он едва успел закончить изучение шрама на плече Джона чуткими пальцами, запоминая малейшие оттенки ощущений, как тот зашевелился, зевнул и поцеловал его в подбородок, одновременно протянув руку за телефоном. Шерлок улыбнулся, накинул на себя простыню и вернулся к микроскопу. Минуты всеобъемлющего счастья остались позади, но их он будет помнить всегда. *********************************************************** Ирен Адлер сидела за рабочим столом, поглаживая пальцами края ноутбука. Офис был строгим, белым и современным, с очень высокими потолками, окнами-витринами и огромным диваном-трансформером. Всё было сделано в точности по её указаниям, и она чувствовала себя полностью в своей тарелке. Ирен обосновалась здесь, в этой клоаке, заполонённой высокооплачиваемыми рабочими и собственниками с невысоким доходом, но место расположения не имело никакого значения – важны были размеры проходящих через фирму денежных потоков и презентабельный фасад. Она пользовалась этим офисом много лет. В своё время в нём было заключено множество сомнительных сделок при её непосредственном участии, и теперь она использовала это место как идеально подходящее для расставленной западни и единственное возможное при всех их текущих проблемах и ограничениях. Основной её проблемой был Шерлок Холмс и та буря, в центре которой он находился. Сначала Ирен сотрудничала с ним по принуждению - у неё просто не было выбора, хотя она сразу была в некоторой степени заинтригована. Майкрофт Холмс буквально наложил руку на все её дела, и ей пришлось стать инструментом в руках Большого Брата по присмотру за младшим. Но через несколько месяцев Ирен обнаружила, что помогает Шерлоку не потому, что преследует собственные деловые и прочие интересы, но с большой охотой и желанием. Она узнала о консультирующем детективе и мешала исполнению его планов задолго до того, как встретилась с ним лично. Но если бы она была честна сама с собой – а обычно так и было, ведь ей слишком много приходилось лгать другим, и самообман не стоил затраченных на него усилий – если бы она была совершенно искренней, то призналась бы самой себе, что с момента их встречи Шерлок Холмс из мишени превратился во врага, в её основного противника. Она никогда не пыталась вычислить его отношение к ней, но подозревала, что это нечто среднее между досадой и уважением, мелькнувшими в его глазах, когда она предстала перед ним обнажённой посреди гостиной в особняке в Белгравии. Ему хватило двух секунд, чтобы понять, с кем он имеет дело, и выработать план действий, после чего их умы немедленно вступили в одну из самых блестящих за всю её жизнь словесных и психологических битв – вернее, это была не битва, а дуэль. Она не лгала, когда говорила, что поимела бы его прямо на столе в его гостиной, но тогда уже было очевидно, как всецело он увлечён невзрачным зауряднейшим коротышкой доктором, который таскался за ним повсюду, как хвостик, и не спускал с него глаз. Тогда, будучи знакомыми всего три месяца, детектив и его блоггер ещё не подозревали о неотвратимой силе притяжения, существовавшей между ними, которую опытный и внимательный взгляд со стороны не мог не заметить. С самого начала Шерлок завоевал её уважение, которым она удостаивала очень немногих людей. Сидя в своём строгом белом офисе в Мильтон Кейнс, превосходно маскирующем своё истинное назначение, Ирен Адлер была вынуждена признаться себе, что после многих месяцев совместной слежки и погонь по всей Британии она не просто уважает Шерлока Холмса – она ему симпатизирует. Характер Ирен не располагал к появлению чувств, родственных дружбе или к тому её подобию, которое возникло в их с Шерлоком отношениях и которое заставляло её беспокоиться за него. Если бы у неё было время разобраться в природе своих переживаний, то она, несомненно, устроила бы себе выволочку. Но она не могла не сочувствовать ему. Конечно, его грубость и высокомерие остались при нём, а также жестокость и насмешки - внешне ничего не изменилось, но с начала их совместной деятельности Ирен была непоколебимо убеждена, что Шерлок, с которым она провела эти месяцы в чрезмерно тесном соседстве, разительно отличается от того Шерлока, которого она увидела при первой встрече. Он стал умнее, проницательнее, лучше. Иногда он казался более жестоким и холодным, чем раньше, так что с ним невозможно было оставаться рядом, но ни один человек не может притворяться слишком долго, и Ирен довольно быстро поняла, что новая версия Шерлока – это осколок Шерлока прежнего. Новый Шерлок страдал глубоко и остро, и эта непрекращающаяся боль таила в себе нежность, тщательно скрываемую за острыми шипами и ледяной сдержанностью. Прошли те времена, когда детектив громогласно заявлял всем и каждому, что он повенчан с работой, и ничто и никто более не может его заинтересовать. Не было больше гордого одиночки, с негодованием отвергающего какую-либо помощь, от кого бы она не исходила, устанавливающего собственные законы и нормы без оглядки на других, ищущего лишь информацию и ответы на вопросы, принимающего в расчёт только голые надёжные факты. Их текущее расследование отличалось от всех предыдущих в самой своей основе. Его целью не было загрузить работой голову целиком и полностью, чтобы не оставалось места для других мыслей – а Шерлок был одержим этой идеей и шёл ради её достижения на всё, включая употребление наркотиков и погружение в расследование самых страшных преступлений. Шерлок Холмс использовал свой блестящий интеллект не для того, чтобы удержаться от соскальзывания в безвременную могилу из-за праздности, смертоносной для его непрерывно работающего мозга. Он больше не пытался притворяться абсолютно независимым человеком. Сейчас он отдавал все силы делу, потому что любимый человек – а у Ирен не осталось сомнений, что Шерлок так глубоко и искренне любит Джона, как никто никого не любил на её памяти – был в опасности, и это тронуло и заставило зазвучать глубоко скрытые в душе Ирен Адлер струны сочувствия к утратившим друг от друга половинкам единого целого и желать их воссоединения. Проведя с кем-нибудь шесть или семь месяцев в тесном соседстве, поневоле захочешь узнать его истинное лицо – и Ирен частенько нарочно создавала условия, чтобы детектив сбросил маску и проявил свою сущность, но делала это осторожно. Эти месяцы она наблюдала, как броня ледяного безразличия спадала с Шерлока слой за слоем, являя укрывавшиеся за ней тоску и отчаяние. Она держала его в своих объятиях, дрожащего и плачущего, умоляющего о помощи. Великий непобедимый Шерлок Холмс умолял помочь ему. Сострадание Ирен не распространялось так далеко, чтобы сказать ему, что в просьбах не было необходимости. Свою роль сыграло, конечно, и то, что она испытывала уважение и зависть к Джону, такому заурядному и невероятно скучному, но в то же время на удивление сильному и надёжному. Непостижимым образом эти два никому не нужных ненормальных человека нашли друг друга и соединились, а затем расстались, и Ирен, вопреки своему желанию, чувствовала, что обязана (если допустимо применить такое сильное слово) вернуть их друг другу. И она действительно хотела этого. Конечно, если всё пройдёт, как она запланировала, то это принесёт ей не только значительную единовременную выгоду, но и сделает обоих братьев Холмс её крупными должниками, что равноценно владению всей Британией и оставшимися у неё колониями, которые падут к её прекрасным ногам, как бы Майкрофт ни пытался одурачить её скромностью своего места в правительстве и при дворе. Поначалу, пока они охотились по всей стране, разрушая одно за другим небольшие начинания Морана, Ирен пошучивала, что им с Шерлоком неплохо было бы самим заняться противозаконной деятельностью и создать собственную преступную сеть. В эту игру было забавно играть вплоть до того момента, пока она не осознала, что они завязли в ней и не смогут из неё выйти, пока не вытащат Морана из его норы. К нему надо было применить метод кнута и пряника, причём так осторожно, чтобы он не смог вычислить, что происходит в действительности. По всем данным, территориально деятельность Себастьяна Морана была в значительной мере ограничена. Сеть Мориарти за пределами страны практически распалась всецело благодаря усилиям Шерлока, предпринятым за год его изгнания, но в Британии преступная организация не сдавала своих позиций, оставаясь действенной. Полковник не был таким тонким стратегом, как Джеймс Мориарти, но было видно, что он перенял достаточно, чтобы продолжить дело предшественника. У Ирен и Шерлока было два важных преимущества. Первое: Моран полагал, что Доминантка мертва. Второе: их всецело поддерживало британское правительство, выступая на их стороне. Не то, чтобы Майкрофт помогал им напрямую, но на территории всей страны он обеспечивал им свободные от наблюдения участки, которые они использовали в своих целях. Их команда работала в усиленном режиме. Уничтожая «жучки» Морана, они заменяли их собственными. Вернее, Шерлок находил и уничтожал, а Ирен занималась размещением. Они были практически неразлучны, но едва ли воспринимали свою работу как совместную – и так было во всём. Внезапно громко завибрировал мобильный телефон, лежащий на покрытой стеклом поверхности рабочего стола, и Ирен стряхнула с себя задумчивость. Она взяла трубку изящной рукой с безупречным маникюром, открыла новое входящее сообщение и усмехнулась. План был прост. Он включал в себя кнут (осторожные попытки Шерлока обнаружить сеть Морана оказались ожидаемо тщетными, но Доминантка тем временем перехватывала у Полковника выгодные сделки одну за другой с впечатляющей скоростью) и, когда Моран совершенно не будет этого ожидать, - пряник. Они так выстроили работающую на Ирен Адлер сеть, чтобы при необходимости можно было сразу очутиться в её центре, и чтобы этот центр было непросто, но всё же возможно вычислить. Ниточки вели в самое её логово, а именно в небольшой офис с окнами-витринами на втором этаже складского комплекса в Мильтон Кейнс. Здесь должна произойти последняя сделка, для которой были привлечены значительные средства, естественно, по разным каналам предоставленные Майкрофтом, и чтобы разрешить возникшие при сделке разногласия, стороны должны будут обратиться к Морану, пригласив его принять участие в переговорах спорящих сторон. В качестве пряника выступила Ирен. Она сама предложила себя в качестве наживки и ни разу не пожалела об этом. Какая самоотверженность! Её мать могла бы гордиться такой дочерью, если бы видела её сейчас. Ирен было привычно торговать собой – телом и умом – но впервые она предложила использовать себя безвозмездно. Вернее, ради Шерлока, в интересах Шерлока, Джона и их детей она решила выступить в качестве приманки. Конечно, она была уверена в разработанной ею схеме. Какие могли быть сомнения? И рядом был гениальный Шерлок Холмс. Они могли ошибиться в расчётах, но могли оказаться правыми. Ирен Адлер не была нежной фиалкой и не собиралась пасовать ни перед кем. Итак, она предложила себя в роли того самого пряника, хотя не предполагала, что ей грозит серьёзная опасность. До завершения всего плана осталось совсем немного. Они месяцами просчитывали все вероятные исходы. Их сценарий не был безупречным, в нём были прорехи, и никто из них прежде не встречался с человеком, ради которого всё затевалось, они будто играли в покер, не видя соперника. Но в свете возможного выигрыша риск казался им приемлемым. Теперь Ирен оставалось только сидеть на месте и ждать, а затем удерживать Морана разговорами до тех пор, пока до них не доберётся Шерлок. Это было вопросом часов – не дней. Возможно, минут. Этот человек непредсказуем, так что она должна быть полностью готова и во всеоружии. Она надела свой боевой наряд: элегантное белое платье на пуговицах, которое плотно облегало её безупречную фигуру, волосы уложены в замысловатую причёску, на лице идеальный макияж. Пусть Моран и был правой рукой Мориарти, но Ирен была слишком слабо вовлечена в дела Джима во времена их сотрудничества, и ей не приходилось встречаться с Полковником. Она не боялась быть узнанной, а если такое случится, то она рассмеётся и скажет, что Шерлок Холмс был не первым, кто сумел фальсифицировать собственную смерть. Ирен не волновалась. Ей вообще не было свойственно нервничать. Но она беспокоилась о Шерлоке, заметив, как при расставании лихорадочно заблестели его глаза. Она не сомневалась в его способности собраться и отключить эмоции для успешного завершения операции, но, по мнению Ирен, слишком много было в его глазах отчаяния и неуверенности. Они вели расчёты, планировали и продумывали ходы несколько месяцев, но работать пришлось против неизвестного противника, и поэтому вся операция была гораздо более рискованной, чем все предыдущие столкновения консультирующего детектива с гением преступного мира, и это сводило с ума. Майкрофт послал группу тайных агентов, которые следили за ними последние несколько месяцев, маскируясь под маляров, сантехников, декораторов, а в одном запомнившемся случае – доставщиков пиццы. Под рабочим столом установили незаметную кнопку вызова охраны. Ирен не чувствовала себя брошенной. Улыбаясь своим мыслям, она откупорила бутылку шампанского, налила немного в бокал и откинулась на спинку кресла, приготовившись ждать. На экране ноутбука поплыли титры романтической драмы «Касабланка». Основная часть их работы была позади: сложные расчёты, манипуляции крупными денежными средствами, иногда утомительная работа ногами, бесконечное ожидание в гостиничных номерах в компании Шерлока Холмса. Оставшаяся часть самая лёгкая: убедить незнакомца в том, что она та, за кого себя выдаёт. Она могла бы проделать это, и уже проделывала, даже во время сна. Когда наконец раздался стук в дверь, её единственной мыслью, до того как она поднялась на ноги, чтобы поприветствовать гостя-добычу, было желание дождаться знаменитой реплики Хамфри Богарта. Она отправила краткое сообщение Шерлоку и пошла открывать дверь. Ну, за тебя! Мне кажется, что это - начало прекрасной дружбы.* **************************************************** Когда они впервые увидели друг друга, Шерлок Холмс бросил беглый взгляд на Джона Уотсона и решил – скучища. Он протараторил свои умозаключения о посетителе со скоростью света, не дав себе труда оторваться от микроскопа. Он приготовился к неминуемой вспышке негодования и протеста, обречённо ожидая последующего хлопка дверью после того, как незнакомец обзовёт его психом и пулей вылетит из лаборатории. Он сказал Майку Стэмфорду, предупредил его, что никто не способен вынести его общество дольше пяти минут подряд, так как же можно надеяться найти того, кто согласится быть его соседом, и почему Майк никогда его не слушает? Но никто не завопил, дверь осталась неплотно прикрытой, а Джон Уотсон никуда не убежал. Он даже забыл про свою больную ногу. Немного смутившись, Шерлок рискнул посмотреть на него, увидел открытый рот и полные недоверия глаза и был впервые вознаграждён восхищённым восклицанием Джона: «Невероятно!» «О!» – подумал Холмс. Стэмфорд улыбнулся, а Уотсон принялся переступать с ноги на ногу, и у Шерлока мелькнула надежда: «О, может быть… возможно». Когда они встретились во второй раз, детектив взял с собой Джона на осмотр трупа женщины и избавил нового соседа от хромоты. Холмс расцветал от комплиментов Уотсона и фыркал, когда тот произносил ожидаемые глупости, а доктор ухмылялся и отчитывал его за грубость. Затем они устроили погоню за такси по улицам Лондона. Майкрофт устроил «похищение» и предложил денег, но Джон… Джон в заношенном свитере и куртке из секонд-хенда, с крошечной армейской пенсией, плотно не обедавший на протяжении нескольких месяцев, отказался от этого предложения. А затем он застрелил человека, сумев попасть в цель через два окна, чтобы спасти безрассудному детективу жизнь, вернулся к полицейскому ограждению в своём безобидном бежевом джемпере и ни капли не раскаивался в совершённом им двадцать минут назад хладнокровном убийстве, хихикая вместе с Холмсом на месте преступления на манер школьников. И Шерлок внимательно посмотрел на него и подумал: «О!» Вот так Джон Уотсон и вошёл в жизнь Шерлока Холмса, а также в его ум и его душу, и детектив смутно чувствовал пустоту, если его блоггера не было рядом. Ничего сентиментального вроде любви с первого взгляда не было, но, по правде говоря, Холмсу следовало признать, что он почти почувствовал, как переключился на другой режим, когда Уотсон стал его спутником, его линзой, фокусирующей хаотично работающий ум Шерлока, упорядочивающей движения его тела и души без каких-либо усилий, расширившей его горизонты и обострившей его зрение, бросающей луч света во тьму его хаоса. Джон стал ему необходим до того, как зародилась любовь, но это его качество не повлияло на искренность или силу чувства, когда совершенно внезапное его осознание озарило скованное сумраком и холодом сердце Шерлока ярким цветным фейерверком. Случилось это однажды вечером в заброшенном доме на окраине Лондона, вдалеке от любимых им центральных и деловых районов города. Они залегли в засаде, полагая, что дом этот является важным пунктом в постоянном маршруте выслеживаемого ими человека, но внезапно сами оказались в ловушке. Послышались приближающиеся шаги, и они с Джоном укрылись на заброшенном чердаке, некогда служившем спальней, забравшись туда по шаткой, едва не разваливающейся лестнице. Холмс прошептал: - Он поднимается по лестнице. У него пистолет. Самозарядный. Я его схвачу, а ты отнимешь оружие, - и Уотсон кивнул, соглашаясь, но едва заскрипели ветхие ступеньки лестницы под тяжёлыми шагами, лицо Джона преобразилось, он улыбнулся Шерлоку и сказал, не понижая голоса: - Твой план полный отстой. Я не собираюсь ждать здесь и смотреть, как тебя подстрелят, - после чего он развернулся, толчком распахнул дверь и ударил головой под дых бывшему спецназовцу, издав свирепый львиный рык. Детективу осталось лишь наблюдать, как вооружённый преступник сцепился с бывшим военврачом, и, споткнувшись, кубарем скатился по лестнице, увлекая Джона за собой. Выскочив из укрытия, Холмс впился взглядом в лестничный колодец, отыскивая Уотсона и почти вдвое превосходящего его в весе противника, которые боролись на лестничной площадке внизу. У доктора был рассечён и кровоточил лоб, но на его сопернике крови было ещё больше. Вдруг Джон с победным криком обманным движением вырвал оружие из руки преступника и нанёс им удар по голове спецназовца. Здоровяк отключился и упал на спину – и всё это за те секунды, пока Шерлок нёсся вниз по лестнице, не успев одолеть и половины ступенек. Джон поднял голову и послал ему такую широкую и сияющую улыбку, которая светилась ярче солнца в пустыне, и детектив резко остановился, ухватившись за перила, придавленный тяжестью внезапно свалившегося на него понимания. - О, - сказал он растерянно, а Джон засмеялся, поднимаясь с пола и небрежно отирая кровь со лба. - Я же говорил, что твой план отстой. Мой был намного лучше. Из пореза на его лбу снова выступила кровь, и Шерлоку вдруг нестерпимо захотелось слизнуть её. - Ты идиот, - проговорил он, с трудом отцепив сведённые судорогой руки от перил. – Ты мог получить пулю. - Не в первый раз – одной пулей больше, одной меньше. Лучше я подставлюсь, чем ты. И Шерлок почувствовал, что погиб окончательно. Он приложил максимум усилий, чтобы не дать появиться этому чувству, он отказывался его принять, потому что не мог позволить себе его, не мог позволить полюбить кого-либо, начать заботиться о другом человеке, ведь закончиться это могло лишь бедой. Он запрещал себе замечать мягкое мерцание золотистых волос Джона в приглушённом свете гостиной на Бейкер-стрит, предательские ямочки, появляющиеся на щеках Уотсона во время перебранок Холмса с Андерсоном. Он не мог заставить себя не наблюдать, как доктор постоянно облизывает губы, как теплеют его глаза, останавливаясь на детективе в те минуты, когда, как он полагал, Шерлок на него не смотрит. Он держал себя в руках, сознательно игнорируя волнение в сердце и сладостную отраву, бегущую по венам, когда Джон находился рядом. Его самообладания хватило лишь на два дня, а затем этот сумасшедший храбрец, этот невыносимый придурок снова спас ему жизнь, и Шерлок с покрытым каплями пота лбом, ещё не успокоившись после погони по крышам, тяжело дыша, не смог побороть себя. Он пересёк гостиную, прижал Джона к книжному шкафу и поцеловал его так, будто в нём сосредоточился весь мир. Возможно, так и было на самом деле. Пролетела неделя, и вот он лежит на боку, покрытый испариной, в кровати Джона, прижав к себе золотистое тело, жарко стиснувшее его плоть, и всё его тело и душа, все чувства буквально поглощены возможностью видеть и осязать, слышать и пробовать на вкус, вдыхать запах и заполнять мысли этим особенным человеком. Шерлок горячо и влажно целует шею Джона, а Джон вцепляется рукой в бедро Шерлока, направляя, умоляя о большем, задавая темп, распаляя, и они движутся в едином ритме – Джонлок или Хотсон – представляя собой удивительное математическое явление, когда сумма двух единиц равна одному. Они сплавились в единое тело с одной общей душой, одним неделимым сердцем и разумом. Позабыв о покое холодного упорядоченного ума, Шерлок отдался на волю иррациональной чувственности, положив одну руку на живот возлюбленного, а другой лаская его член, врываясь в желанное тело нетерпеливыми толчками и упиваясь тихими стонами, срывающимися с губ Джона. Рядом с Джоном он был на своём месте, он обрёл свой дом, вошёл в него, и дом впустил его, встретив лаской и теплом. Шерлок обрёл самого себя, соединившись с Джоном Хэмишем Уотсоном. Джон подавался навстречу его толчкам в точности так, как хотелось Шерлоку, без подсказок и просьб. Казалось, Джон не отдаёт, а берёт. Шерлок был убеждён, что Джону равно чужды как жертвенность, так и снисхождение, что для него возможен лишь союз с равным, пусть не по интеллекту, но по многим другим удивительным качествам, которые Шерлок отыскивал при каждом новом пристальном изучении партнёра. Джон был уступчивым, когда сам этого хотел, и становился непреклонным, когда для этого наступало время, и если он отдавался Шерлоку, то лишь потому, что чувствовал такую же сильную потребность в этом слиянии, как сам Шерлок. Они ни разу не обсуждали распределение ролей или отношения – в этом не было нужды. С самого начала Шерлок ни на минуту не сомневался, что власть делить не придётся, что они стали единым целым, и теперь, по прошествии семи дней того нового состояния, в котором они оба оказались, он продолжал переживать, что неспособен полностью отключить контроль и без оглядки довериться другому человеку, как себе самому. Но Джон всё это знал и принимал таким, как есть, без колебаний и сомнений пустив Шерлока в свою жизнь, тело и душу. Шерлок растворился в накрывающей его волне экстаза, сделав их слияние наиболее полным, и выдохнул имя любимого, прижавшись лицом к его шее, и Джон немедленно кончил, выплеснув горячее семя в ладонь партнёра. В этот момент Шерлок решил, что пойдёт на что угодно и ни перед чем не остановится, чтобы заслужить любовь и доверие Джона Уотсона. И он был абсолютно серьёзен, когда после шептал любимому в шею: «Джон, ты всё для меня, я всё для тебя сделаю, абсолютно всё». Но он сам не знал, чем вскоре обернутся его слова. И теперь, когда те счастливые дни остались далеко позади, Шерлок Холмс прятался по тёмным закоулкам Мильтон Кейнс, ожидая сообщения от Ирен Адлер. Он уже получил одно смс от Лестейда, в котором говорилось о прибытии инспектора в Иствел, и ещё одно от Майкрофта – с подтверждением полной боевой готовности. Сотня случайностей могла сорвать их тщательно разработанный план, и Шерлок постарался предугадать каждую из них и принять соответствующие меры, но Себастьян Моран был тем неизвестным в уравнении, которое было очень трудно вычислить. Беспокойство засело у него глубоко внутри. Он метался и не находил себе места, ему не давали покоя воспоминания и предчувствия, пока он был вынужден бездействовать и ждать условленного сигнала. Его роль в этой пьесе была окончена, хорошо ли, плохо ли он с ней справился. Теперь пришло время, которого он боялся и ждал – время передоверить жизни близких людей другим, потому что сам он не бог, и его двух рук уже недостаточно перед лицом такого опасного врага. Ему пришлось собрать всё своё мужество и решительность, чтобы попросить о помощи. Он проглотил гордость и преодолел недоверие, но сделал это, отбросив все условности ради Джона и детей. Ради его Джона, преданного и верного, безрассудного и храброго, единственного способного излечить душу Шерлока и дать ей покой. Ради их детей, невинных, идеальных и беспомощных. Шерлок Холмс отдал бы всего себя, любую свою часть: сердце ли, гордость или интеллект, саму жизнь, - что угодно, если это потребуется для их спасения. Этот этап его жизни подошёл к концу. Все нити его судьбы свились в один сложный узел. И теперь он мог рассчитывать лишь на два исхода (перед худшим выбором никто ещё никогда не стоял): либо они с Ирен смогут одержать полную победу, заманив Морана в расставленные силки – и тогда Джон и дети будут спасены, и можно будет начать новую жизнь, либо их замысел провалится – и Шерлок будет вынужден пожертвовать собой. Он пойдёт на это с радостью и без малейших сожалений. Смс пришло, когда он блуждал по лабиринту своей памяти, представляя, как губы Джона прикасаются к его губам, как тихий прерывающийся голос Джона нашёптывает ему слова любви, вспоминая пронзительный плач их детей и ощущение их нежной кожи под кончиками его трепещущих ищущих пальцев. Но, услышав звук входящего сообщения, он моментально вернулся к действительности. Теперь всё зависело от актёрских способностей Ирен Адлер, и ему необходимо добраться до её офиса, прежде чем Моран исчезнет. Его пальцы не дрожали, когда он набирал и отсылал мужу смс: «Я люблю тебя, Джон». Этим было всё сказано, прибавить нечего. Если эти его слова окажутся последним обращением к Джону, то другие просто не нужны, ведь в них заключена главная правда, ставшая его смыслом жизни последние два года. Это была прочная скала, за которую он ухватился в море поглотившего его хаоса. Это была его путеводная звезда, превратившая Шерлока Холмса из чудовища в человека. Его любовь к Джону Уотсону была нерушима, и он оставался и останется ей верен, каким боком бы ни повернулась к нему сейчас судьба. Ирен очень опасный противник, и Шерлок, бродя по улицам и оставаясь неузнанным всеми, кроме привлечённых к операции людей, почувствовал безграничную радость, что она по необъяснимым причинам приняла его сторону. Они созданы были для соперничества друг с другом, и сотрудничать оказалось очень сложно, хотя и не невозможно. Оба они были способны с лёгкостью разгадать тройной блеф. А теперь им лишь осталось дождаться, что предпримет Себастьян Моран, когда поймёт, как его обыграли на собственном поле. Участие Шерлока в операции ясно определено: постараться сделать якобы случайное знакомство с Мораном более тесным и подобраться к нему настолько близко, чтобы получить возможность его захватить. Согласно строгим инструкциям Майкрофта, целью ставился именно захват, а не физическое устранение, но Шерлок был готов без малейших колебаний убить человека, несущего угрозу его семье, если так повернутся события. Сейчас Ирен занята, а он носится по городу, отвлекая на себя внимание. Всё должно выглядеть естественно. Они продумали и отрепетировали каждую деталь. Миновав тёмный лестничный пролёт офисного здания, детектив помчался по коридорам, освещённым мерцающими светильниками, не сразу обратив внимание на жуткую тишину и странное свечение, пробивающееся из-под двери офиса Ирен. Шерлок полностью сконцентрировался и не почувствовал, как в его кармане загудел мобильный телефон. Он выровнял дыхание, унял дрожь в руках, готовясь к любому развитию событий, как только откроется эта дверь. Поэтому он не прочёл входящее сообщение немедленно, но сделал это, когда было уже слишком поздно. Шерлок, что происходит? Не ввязывайся ни во что опасное! Я тоже тебя люблю, идиот, и я не знаю, чем ты сейчас занят, но немедленно прекрати и возвращайся домой. Мы разберёмся со всеми проблемами вместе. Шерлок? Телефон вибрировал в кармане, но Шерлок Холмс этого не замечал. Он собрался с духом, повернул ручку и открыл дверь в офис, а затем замер в дверном проёме, потеряв дар речи, и в его охваченном безудержной паникой мозгу всё крутилась и крутилась одна фраза: «О, боже-боже-боже, что же мы натворили?» ________________________________________ <i>*Это финальная фраза фильма "Касабланка". Герой Хамфри Богарта произносит ее, обращаясь к персонажу Клода Рейнса.