Мюмла

— Скоро придет зима, — нарушил молчание Муми-тролль. Они с фрекен Снорк лежали на мосту через реку и смотрели в бегущую мимо воду. Стояли последние теплые деньки. Солнце приятно грело шкурку, ветерок беззвучным голосом пел в метелках сухой травы. В долине было спокойно и тихо, но за горизонтом уже зрели тяжелые дождевые тучи, захватывая всё больше и больше неба, словно желая накрыть весь мир серым одеялом и убаюкать монотонным голосом дождя. — Да, — через некоторое время отозвалась фрекен Снорк, переворачиваясь на спину. — Ты будешь ложиться в спячку этой зимой? — Пока не знаю. Я еще не встречал Туу-тикки и потому не решил. Хотел поговорить сперва с ней. — Интересно, куда она пропадает? Я хочу сказать, что иногда ее подолгу нет, и никто не знает, где она живет. — Зимой Туу-тикки живет в купальне. Папа предложил ей и летом оставаться там, но ты права — ее часто нет нигде. Наверное, она, как и Снусмумрик, любит гулять одна, — сказал Муми-тролль. Он немного завидовал обоим, потому что они умели быть счастливыми в одиночестве. Джинни все прекрасно понимала. Гарри был прав, им действительно следовало расстаться. На время. Это самое «на время» Джинни добавляла про себя, едва слышным шепотом, потому что надеялась, что слова Гарри его подразумевают. Она подолгу стояла у окна своей комнаты, ежась и кутаясь в теплый свитер. Снаружи ветер качал траву, которой поросли топкие низины. Джинни теперь почти всегда мерзла. И, если раньше возвращение в Хогвартс наполняло ее радостным ожиданием, теперь она отчетливо понимала, что ждет ее в этом году. Так мало радости и надежды. Много одиночества и темных магов. Нет братьев. Нет Гарри. Джинни собиралась с тяжелым сердцем, и то только потому, что Невилл просил ее не покидать остатков Армии Дамблдора. «Нельзя позволить им захватить все, что нам дорого здесь!» — писал он. "Я буду в Хогвартсе, несмотря ни на что. Возможно, моя помощь пригодится«— строчки в письме Луны шли поперек линеек, а бумага была голубой с золотистыми блестками. Друзья. Эти люди сейчас стали соломинкой для Джинни, сдерживающим фактором, не дающим взорваться от напряжения. В школе не было времени на размышления и тоску, и только перед сном Джинни подолгу лежала, глядя в потолок, и думала о Гарри. Как он там? Жив ли, здоров? Если бы Пожиратели схватили его, они бы наверняка раструбили об этом повсюду. Как-то они сидели в Выручай-Комнате после наказания. Джинни пришлось отмывать дисциплинарную комнату — со скамьями и розгами — после экзекуции, учиненной Кэрроу над двумя второкурсниками-полукровками. Перед ее глазами до сих пор стояли кровавые разводы, а пальцы ломило от холодной воды. Луна сидела здесь же, в гамаке неподалеку. Ее глаза были закрыты и она мечтательно улыбалась. — О чем ты думаешь? — спросила Джинни, тронув ее за плечо. — Обо всем, — не открывая глаз, отозвалась та, — о море больше всего. О цветных стеклышках, рыбалке, язычках огня. О золотых листьях, синем небе и грибах. О том, что скоро зима, и песок на пляже стал холодным. О друзьях, — Луна открыла свои прозрачные глаза и посмотрела на Джинни. — Здорово, наверное, уметь так, а у меня не получается. Все мысли только тревожные, — вздохнула Джинни. — Но это же совсем просто! Тебе нужно только забыть, кто ты, и стать кем-то другим. На время. Мне это помогает. — Я не умею, — покачала головой Джинни. — Меня научила мама, когда я еще была маленькая. Хочешь, покажу? — Ну... давай. Джинни вспомнила, как на младших курсах с Луной никто не хотел дружить из-за ее странностей, а та, казалось, ничуть не переживала из-за этого. — Устройся поудобнее. Для начала хорошо бы быть не голодной и в веселом настроении, но у нас же экстренная ситуация, правда? Попробуем так. Джинни села, опираясь на подушки, а Луна устроилась позади, проводя гребнем по ее волосам. — Расслабься, закрой глаза. Представь место, которое тебе нравится. Где тебе хорошо. Я люблю море. Оно поет, если прислушаться. Холодными зеленоватыми пальцами гладит камни на берегу, покачивается под небом, большое и безмятежное. Там по берегу кто-то ходит, гляди! Руки у него не твои, ноги не твои, нос другой... Джинни казалось, что она засыпает. Тихий голос Луны, шорох гребня по волосам, шепот моря сплетались в единую картину мира, укрытого между гор. Последний звук извне пропал, и Джинни Уизли исчезла. Мюмла неторопливо шла по берегу. Сапожки немного проваливались в мокрый песок, и ее это веселило. Мюмла не помнила, откуда и куда она идет — все мюмлы так практично устроены, что помнят то, о чем стоит помнить, и забывают все лишнее. Свинцовое море лениво облизывало песок, издалека подкрадывались дождевые тучи. Мюмла смотрела, как с горизонта медленно приближается серая муть, и смеялась, когда ветер выдергивал прядки из ее прически. Чудесно быть мюмлой! Впереди показалось нагромождение скал, и она с интересом рассматривала препятствие. В том, что преодолеть его будет легко, Мюмла не сомневалась. Она прыгала по камням, немного скользя и хихикая — это было веселое занятие. Наверху ветер дул сильнее. Красное пальтишко Мюмлы надежно защищало ее от холода, но полы все равно трепетали от сильных порывов. Пахло солью и мокрым песком. Мюмла осмотрелась. Море было пустынным, и на песке никого, даже следов или забытых вещей. Впереди виднелся маленький домик с мостками, в воде покачивалась крохотная лодочка. Мюмла не знала, живет ли там кто-нибудь, и не была уверена, что уже нагулялась и хочет в гости. В скалах неподалеку она заметила провал и встала на колени, чтобы заглянуть внутрь. Должно быть, там находился просторный грот — Мюмла увидела песчаный пол, базальтовые стены и отсвет от входа, который находился где-то со стороны моря. На полу белыми камешками было выложено: «Грот Сниффа». Вот бы устроиться жить в таком гроте! Притащить теплые пледы, светильники и много-много еды. Засыпать и просыпаться на мягком песке под шум морских волн, дышать солью, расчесывать волосы наперегонки с ветром... Но это летом. Сейчас в гроте неуютно, сыро, холодно. К тому же, Мюмла понятия не имела, кто такой этот Снифф и как он отнесется к тому, что в его гроте поселилась незнакомая мюмла. Дождь подходил ближе. С неба начала сыпаться осенняя морось, такая мелкая, что на лужах ее не было видно, но волосы Мюмлы начали намокать. Она распрямилась и посмотрела в сторону домика — сейчас Мюмла охотно сходила бы в гости на тарелку горячего супа. В окне, сложенном из мелких стеклышек, мелькнул огонек. Мюмла приложила лапку к глазам, чтобы морось не мешала ей смотреть. Из трубы домика потянулась тонкая струйка дыма, увидев которую, Мюмла стала спускаться вниз, изящно перепрыгивая с камня на камень. Раз там топят печь, то и суп найдется. Когда она дошла до мостков, дождь припустил сильнее. Каблучки пробежались по доскам вместе с перестуком капель, Мюмла постучала в дверь. — Эй, есть кто дома? Можно к вам в гости? — Входи, — раздалось изнутри, — только постарайся не очень капать на половик! Мюмла вошла, плотно закрывая за собой дверь. В домике было тепло. Пахло рыбной похлебкой, яблоками и дровами. У печки сидела хозяйка дома в полосатом свитере и подбрасывала в огонь дрова. — Привет! — поздоровалась Мюмла. — Привет, Мюмла! Ты пришла навестить сестренку в Муми-доле? — У меня нет сестренок, только братья. Много-много братьев, — покачала головой гостья. — Наверное, я другая Мюмла. — Да, скорее всего. Вы похожи. Я Туу-тикки. Хочешь рыбной похлебки? — Хочу, — Мюмла сняла пальто, и оно само собой заползло на вешалку. Какое-то воспоминание шевельнулось в ней при этом, так же внезапно, как и мысль о братьях. До этого Мюмла не помнила никаких подробностей, а теперь точно знала, что у нее целая куча братьев, рыжих и шумных. Они постоянно снуют в доме, где одежда самостоятельно раскладывается в ящики и вешается на крючки. — Мышки-неведимки, — пояснила Туу-тикки, и поставила перед ней миску. — Ешь скорее, пока не остыло. Сама она села напротив с такой же плошкой и поставила между ними керосиновую лампу и доску с нарезанным ломтями хлебом. — Вкусно! Ты сама ловишь рыбу? — похвалила Мюмла, ломая хлеб мелкими кусочками и кидая их в рот. — Да. Сейчас не очень хорошая рыбалка, зимой будет лучше, зато есть овощи и хлеба вдоволь. — Да, осенью голодным не останешься. Живешь здесь всегда? — От случая к случаю. Чаще когда холодно. Мюмла задумалась. Она не помнила, где живет и почему отправилась гулять по побережью. — Думаю, дождь не закончится до завтра, — Туу-тикки посмотрела в окно и вздохнула. Снаружи темнело, дождь лил все сильнее, в трубе выл ветер. Мюмла сидела, подтянув к груди длинные лапки; она отогрелась и смотрела на огонь остановившимся взглядом. — Карие. У тебя карие глаза, как темный янтарь, — сказала вдруг Туу-тикки, — а у той Мюмлы были зеленые. — Я другая Мюмла, — сонно ответила она. — Постелю тебе здесь. В дождь я больше всего люблю спать, если гулять слишком холодно, а собирать грибы — темно. — Спасибо. Я еще посижу, волосы не просохли. Забыла распустить, — Мюмла вынула шпильки, и затейливая луковица распалась на пряди, рассыпалась по ее плечам и спине. — У тебя не найдется гребенки? Туу-тикки задумчиво почесала нос, и этот жест тоже показался Мюмле знакомым. Кажется, она прежде знала кого-то, кто так делал. — Сейчас поищу. Из угла послышалась сиротливая печальная мелодия. Мюмла любила музыку и начала тихонько постукивать пальцами по столешнице в такт. — Это откуда слышится? — Мышки-невидимки. Они очень скромные и не показываются, но здорово помогают мне по хозяйству, — Туу-тикки достала из ящика деревянную расческу. Кто-то расписал ее цветами и звездочками, а кое-где наклеил блестки. Расческа напоминала о чем-то, как и многие вещи здесь. Мюмла не удивилась. — Красивая. — Да, красивая. Но я редко ей пользуюсь, — Туу-тикки взъерошила короткие светлые волосы у себя на голове, — не люблю причесываться. — Почему? — Сразу спать хочется. С короткими удобнее. — Никогда не хотела остричь волосы. — Тебе нельзя. У тебя они рыжие, как огонь, такие волосы надо беречь, — Туу-тикки погладила волосы Мюмлы, провела по ним расческой. — Мне всегда нравились волосы Мюмлы. — Той, другой Мюмлы? — Может быть той, а может и этой. С мюмлами ни в чем нельзя быть уверенным, — она пожала плечами, продолжая медленно расчесывать волосы гостьи. — Расскажи мне об этом месте. Кто здесь живет? Легкое беспокойство зародилось где-то в мюмлиной груди, но она пока не могла подобрать ему имени. Казалось, где-то в дальнем краю черный смерч повернул на север, чтобы догнать и поймать в свои объятия маленькую рыжую мюмлу, у которой есть только братья и ни единой сестрички. — Дальше по берегу дом Филифьонки. Она стирает в море лоскутные коврики, варит варенье и боится бури. Еще дальше живет Гафса, но я ее почти не знаю. За лесом долина, там стоит дом муми-троллей. Летом у них всегда полно народу — хемули, снорки, Снусмумрик, разные мелкие зверушки, всех и не вспомню. Муми-мама отличная хозяйка и очень добрая, к тому же. Всех накормит, обогреет, спать уложит. Не двигайся, волосы спутаются! — добродушно улыбнулась Туу-тикки. Мюмла улыбки не видела, но слышала ее в голосе. Муми-мама ей понравилась. — Здорово. Я никого здесь не знаю. — Ну-ну. Вот меня ты уже знаешь. — Тебя знаю. Ты напоминаешь мне кого-то, кто тоже любил меня расчесывать, только я никак не вспомню, кто это был. — Значит, еще не время. Керосиновая лампа медленно угасала, и наконец в комнатке остался только свет от углей печки. Туу-тикки расчесывала гладкие пряди волос Мюмлы, любуясь золотистыми искрами, вспыхивавшими в них от света очага. Волосы тихонько потрескивали и пахли электричеством и горькой полынью. За окном совсем стемнело, ветер гнал низкие тучи, дождь поливал давно промокший песок. Мюмла подумала, что в гроте сейчас было бы совсем не так хорошо, как здесь. — Мне кажется, в лесу кто-то есть, — неожиданно сказала она, чуть поведя головой. — Наверняка. В мире полно всего, о чем мы и понятия не имеем. Гребенка прошлась по затылку, Туу-тикки собрала волосы Мюмлы в ладонь. — Например, нарглы? — Мюмла сама не знала, почему спросила об этом, и кто такие нарглы вообще. — Запросто. Нарглы, слонопотамы, кукарямба. Если мы их не встречали, это не значит, что их нет. У Мюмлы что-то подкатило к горлу и встало там тяжелым комом. Появилось чувство, будто она опаздывает куда-то и ей надо бежать прямо сейчас в дождь, в темный лес с голыми черными ветвями, звать там кого-то потерянного или оставленного. — Тебе не страшно жить здесь одной? — Мюмла повернулась лицом к Туу-тикки, волосы выскользнули из ее пальцев и рассыпались по спине. — Я не одна, — улыбнулась Туу-тикки, и в слабом свете очага Мюмла увидела, что у нее сияющие прозрачные глаза. — У меня есть мышки-невидимки, море, что поет под боком, и еще друзья. Они заходят в гости, как ты сегодня. — Как я. Та Мюмла такая же? — Нет, совсем другая. Она любит танцевать и маринованные огурчики. — А я какая? — Пустая, — очень серьезно ответила Туу-тикки, снова собирая расческой ее волосы, — растерявшая все по дороге. Но очень сильная. Ты уже спаслась, понимаешь? То, что прячется в лесу, не сможет тронуть тебя. — Ты знаешь, что там? — Нет, только ты знаешь это. Но оно для тебя не опасно. Пусть сколько угодно скалится и тянет черные руки — эту Мюмлу ему не взять! — Туу-тикки улыбнулась. — Почему? — прошептала Мюмла. — Потому, что в тебе горит огонь. Разве ты сама не видишь? Ты сияешь изнутри. Так бывает, когда кого-то сильно любишь. Мюмла зажмурилась и почувствовала, как слезы обжигают щеки. — Ничего не бойся, — теплые лапки Туу-тикки обняли ее плечи, и Мюмла ощутила дыхание на своей шее, как раз под волосами, — здесь не будет беды и горестей. Мюмла тихо всхлипнула и повернулась к Туу-тикки лицом, пряча мордочку в сгибе ее плеча. Снаружи порывистый ветер бросал пригоршни дождя прямо в окна, словно хотел войти внутрь и украсть все тепло. Море гулко выло, накатываясь на берег. Свитер Туу-тикки пах снегом с корицей и чем-то еще, чего Мюмла никак не могла вспомнить. Ее пальцы перебирали мюмлины волосы, и Мюмле показалось, что в детстве так делала ее мама, когда малютка боялась темноты и никак не могла уснуть. — Морские лошадки сегодня особенно резвы, — почти шепотом сказала Туу-тикки. Мюмла приподнялась и прикоснулась губами к губам Туу-тикки. Ей хотелось почувствовать вкус слов у себя во рту, чтобы не было нужды спрашивать. Туу-тикки закрыла глаза, и Мюмла отстраненно подумала о ее длинных светлых ресницах. Угли медленно гасли, мышки-невидимки давно смолкли и уснули в своем гнездышке под столом, а дождь все продолжал шуршать песком снаружи. Морские лошадки кувыркались в сердитых коротких волнах, забавляясь с пеной у самого берега. Ночь укрывала побережье непроглядной темной пеленой. Мюмле казалось, что она видит сквозь темноту осенней ночи, словно ее глаза стали испускать собственный свет. С каждым прикосновением к коже Туу-тикки она открывала для себя все больше, словно та была хранилищем тайн, а Мюмла — любопытным ученым. Вопросы всплывали из ниоткуда и тут же получали свои ответы, как если бы они были скрыты в загадочных письменах на коленях, животе, плечах Туу-тикки. Пальцы сплетались в сложные узоры, а из стонов и вздохов складывалась мелодия древнейшей на свете песни. Мюмла не помнила, когда цветной водоворот подхватил ее, счастливую, и укрыл теплым ночным одеялом с узором из звезд и осенних листьев. Утро выдалось пасмурным. Джинни долго не могла проснуться и встать с постели. Надо сказать, она вообще не могла вспомнить, как добралась до спальни и легла. Она подошла к окну и поняла, что ночью шел дождь. Сейчас по небу быстро неслись серые тучи, Запретный лес стоял сырой и угрюмый. Джинни поежилась и поспешила одеться. В Большом зале было совсем мало народу — слишком рано она сегодня встала. Джинни положила себе миску овсянки, посыпала ее сахаром и хотела сесть за свой стол, когда ее окликнули. — Привет, Джинни Уизли! — Привет, Луна, — она села напротив, — как настроение? — Замечательно! Ночью прошел такой чудесный ливень! — Слушай, — Джинни понизила голос до шепота, — я не помню, что было вечером. Луна молчала некоторое время, созерцая потолок, потом медленно перевела на нее взгляд своих больших светлых глаз. — Но тебе стало легче? — Легче? Только сейчас Джинни сообразила, что тяжелая тоска, поселившаяся в ее груди в последние месяцы, сама собой растворилась и пропала, оставив только легкий привкус корицы и соли. — Да, действительно. Похоже, твоя техника работает! — улыбнулась она. Луна неопределенно кивнула и отправила в рот ложку каши. Джинни заметила у нее на руке браслетик с подвесками, и что-то шевельнулось внутри, такое теплое и сладкое. Красное стеклышко, зеленое. Камешек в белую и красную полоску. Подвеска в виде серебряной рыбки... — По осени плохая рыбалка, — задумчиво сказала Джинни в воздух. — Зимой будет гораздо лучше, — пожала плечами Луна, рассеянно улыбаясь.