Слышишь, Джим?

— Я никогда не оставлю тебя, — он чувствует его дыхание где-то на затылке, — Джим. В комнате Джима и без того тесно, но Уильям льнет все ближе к нему, словно боясь упустить. Краем глаза он замечает пустой флакон от антидепрессантов на столе и позволяет себе улыбнуться. Он доволен собой. — Ты слышишь меня, Джим? — он садится рядом и сжимает его плечо. Джим дрожит и трепещет, когда холодные тонкие пальцы касаются его кожи. Джим готов прямо сейчас лечь в могилу, лишь бы эти пальцы были последним, что он почувствует. Пальцы, которые починили его голову, пальцы, которые указали путь. Джиму хочется сжать их и не отпускать, но он не двигается. — Почему., — Джим не решается поднять глаза, — почему ты помогаешь мне? — закончив фразу Джим мысленно ругает себя за то, что невнятно мямлит, за то, что беспокоит Уильяма, за то, что существует и до боли закусывает нижнюю губу. Когда Уильям смеётся в ответ, Джим кусает губу настолько сильно, что по подбородку бежит тонкая струйка крови, которую Уильям ловит губами. — Потому что…потому что мы с тобой похожи, глупый, — эти слова он выстрадал, вырвал, вызвал и выдавил, выдрал и выблевал.* Уильям мягко улыбается, а Джим не понимает, как у такого восхитительного Уилла может быть что-то общее с ним, жалким и отчаянным. — Я…я не понимаю, — Джим даже не пытается сдерживать нахлынувшие слезы. — Я был совсем, как ты, —он вымучено улыбается, — совсем, совсем, совсем как ты. Один. У меня никого не было, Джим. Я не допущу, что бы подобное случилось с тобой. Джим плачет навзрыд, не стесняясь, а Уильям сцеловывает слезинки с таким рвением, будто это единственное, что он хочет делать в этой жизни. — Тшш, тише, — Уильям так близко, что его тёплое дыхание ласкает кожу и Джиму это кажется куда более интимным, нежели пресловутые поцелуи, — помнишь, ты говорил мне, что представляешь, как твоя мать входит в комнату и находит тебя? Помнишь, Джим? Из-за близости Уильяма Джим едва ли помнит своё имя, но все-таки кивает, когда Уильям прислоняется своим лбом к его, Джима, лбу, проводит большим пальцем по острой скуле и мягко целует в уголок рта. Джим ругает себя за неуверенность и нерешительность. Джим ругает себя за то, что во рту его слишком много слюны и Уильяму наверняка не понравилось. Но Уильям целует его снова. Дольше, крепче, в губы, в плечи, в шею, в ключицы. В душу. — Когда она возвращается? — До Джима, опьяненного близостью, не сразу доходит смысл сказанного. — Завтра, — шепчет тяжело и отрывисто, — завтра утром. — Тогда у нас полно времени, Джим. Я помогу тебе устроить все самым лучшим образом. Уильям улыбается. И Джим готов на все, лишь бы эта улыбка никогда больше не сходила с его влажных губ.