Смерть без ума от тебя

Она помнит, как он извивался под ее ударами. Помнит, как кричал и кровью пачкал белые стены. Как он не мог ей противиться, потому что он теперь часть ее. А пустой внутри глупого мальчишки, который стремится спасти весь мир ценой своей жизни, наружу вырвался - и прямиком в ее ультрамариновый взгляд. Ядовито выжигал круги вокруг сердца смелой шинигами. Говорил: не нужно ему теперь мертвое тело Ичиго Куросаки. Он - ее на веки. Теперь. Пока она сама не решит уйти за ним. Пустой каждый раз заставляет ее сказать, что все окончено. Рукия же - терпит. В обществе душ - сочувственные взгляды, в Каракуре - взгляды с надеждой от друзей. А ведь именно в ней спрятана причина его смерти, и Кучики уже вряд ли сможет что-то сделать с этой ало-перламутровой сущностью. Когда она спит, то глаз и вовсе не смыкает. Вертится в оранжевых клубах дыма, в тумане - едком, в котором задохнуться можно от собственного бессилия. А гадкий, высокомерный пустой постоянно между ребрами застывает воем тысячи волков. Они хотят крови. А она - просто умереть. Ее обманывают близкие, когда говорят, что все хорошо; она, в свою очередь, обманывает их, тая в себе белого, как зима, и черного, как небо, подонка. Такого, что убить хочется. И пустой каждое утро шепчет ей, и от этого шепота непременно стошнить хочется, забиться в угол, поджав коленки, и лишь на защиту надеяться. Все ее секреты внутри - и Хичиго выхватывает их, разрывает на мелкие кусочки кроваво-красного цвета. И опять убивать хочется. Ей. Рукия бьет сама себя кулаком в лицо, не жалея. Пустой опять воет где-то внутри, а она лишь улыбается - зло так, так, что ее наверняка никто из близких не поймет, признав сумасшедшей. А уже все равно. Больно вплоть до синяков, которые останутся еще на неделю - так точно. Хочется порезаться катаной, хочется оторвать себе руки и ноги, хочется до безумия быть беспомощной и почти-мертвой. Чтобы ему было тошно, а не ей. - Что ты делаешь, глупая шинигами? - заламывает ей руки за спину, что они хрустят - и этот хруст переливается с шорохом листьев на старых деревьях под окном. Правильно. Оторви ей руки. Чтобы не мучилась - тобой. Пустой грубо кусает ее за шею, Рукия визжит, словно маленькая девочка, страх переполняет. А глаза становятся тусклыми. Ичиго бы не понравились. С силой ударяя пустого ногой в живот, шинигами выскакивает в окно и бежит, бежит, бежит... А его тень все еще где-то рядом, воздух - обжигающе-холодный, такой, что пар изо рта - что тонкая струйка крови на шее замерзает алым льдом. Он рядом. Но она сильнее. - Если ты сильнее, почему до сих пор не убила меня? - он догоняет ее через несколько минут, цепляясь сильными пальцами за тонкую талию. - Отвали! - ярость, разочарование, горький запах пороха, который она почувствовала еще в мире живых, - все смешалось в однородную серую массу в виде пустого перед ней. Опять удар - только теперь в лицо. Чтобы почувствовал каково это - каждый день убивать себя по частичкам. - Сними со своего лица наконец эту тупую ухмылку! - Рукия Кучики, - шипит Хичиго, - а ты изменилась всего за несколько месяцев, неужели, так зависела от моего Короля? Трава окрашивается в тепло-алый - в миг. Страшная рана на теле пустого, в ее глазах - блеск катаны в свете полной луны. Они далеко сейчас ото всех, и она уверена, что Ичиго ненавидит ее за злобу. Но Ичиго больше нет. - Дура, - дрожащими губами в пустоту - пустой падает, а Рукия даже не смотрит в его сторону, - ты же... сама теперь умрешь. - Я знаю. - Подумала о брате? - Хичиго давит на самое больное, и она наносит еще один мгновенный удар, рассекая в этот раз бледное лицо с острыми чертами. Он даже не кричит, а Рукия устала от одного его вида. Ей жить надоело. - Так будет лучше. - Уверена? - Если тебя не будет на этом свете - всем будет лучше, - она вздыхает и подходит к нему, медленно растворяясь серыми песчинками в воздухе, - а обо мне на небесах позаботятся. Пустой смеется в последний раз, захлебываясь в собственной крови. Она бросает катану рядом с ним, а ненависть в глазах - пепельно-серая - уже почти убитая предвкушением нежно-бежевого счастья. - Пусть мне и есть кого любить в этом мире, тебя тут оставить я не могу, - повторяется она, хрипло отзываясь в вихре осеннего ветра. - Приляг со мной... - Исчезни. И сама исчезает, пока в нем догорает его никчемная бледная искорка. И, кажется, улыбается - впервые за несколько незначительно долгих мгновений, вспоминая, как болезненно щекотали темные волосы губы, шею, в глаза забивались неприятными опилками. «Прощай, Нии-сама...» - Видишь, Рукия, - пустой облизывает с ее меча свою же кровь, задыхаясь в серых, черных и белых красках собственного же поражения, - смерть без ума от тебя. Наступало утро. А безликая бабочка стремительно растворялась в голубом и чистом небе, не оборачиваясь на свое испепеленное прошлое.