Люби меня

Даян чутко реагирует на внимание, он лезет под беспорядочно ласковые руки Мигеля и вдыхает его скомканный смех. Даян ощущает себя очень-очень нужным прямо здесь и сейчас, скорее даже не рядом с наставником, а где-то у него под мышкой или в ногах, в постоянном соприкосновении с его телом. Даян чувствует себя идеально подходящим. Похоже, Мигелю нужно любить – Даяну нравится быть любимым. Похоже, Мигелю нужна взаимность – Даян предлагает взаимность, вот она, тёплая, свежая, только разверни обёртку. Иногда, под настроение, Мигель разворачивает. Это всегда неожиданно, а ещё немного страшно, потому что из чёрных глаз и жаркого дыхания вдруг испаряется игра, а вместо неё появляется странная жёсткость, угловатость, под которую сложно подстроиться. Но Даян гибкий, как вода, он обвивается вокруг и смягчает, улыбается и чуть-чуть замедляет, выдыхает и подаётся вперёд. Он никогда не отталкивает – это в его природе, которая наконец раскрывается здесь, подкатывает к горлу и раздаётся приглушённым стоном. Правда, иногда Даян ощущает себя любимым щеночком, которого вроде и холят, и лелеют, и хозяину лицо лизать позволяют, и хвастаются им каждому встречному – только вот когда в дом приходит кто-то действительно важный, какой-то человек, щеночка запирают в ванной. Чтоб не мешался. И скули – не скули, а ничего не поделаешь, в человека по мановению волшебной палочки не превратишься. Так происходит, когда звонит Егор. Так происходит, когда говорит Егор. Так происходит, когда мимо проходит Егор. И чем сильнее тень Егора Дружинина захватывает внимание Мигеля, тем больше Даяну хочется просто взять и зарычать. Нет, не то чтобы Мигель отталкивает его в такие моменты. Наоборот, прижимает к себе крепче, пальцы стискивает так, что на теле и в сознании остаются синяки. Но вот видеть перестаёт. В упор. - Мигель, - говорит Даян однажды, неестественно торопливо облизнув губы, - А что у вас с Егором? Даян рискует, он ненавидит рисковать, но больше так просто не может продолжаться, он уверен, тут бы даже Хатико уже возмущённо пролаял «Дальше давайте без меня» и убежал искать нового хозяина. Даян облизывает губы ещё раз, пытаясь успокоиться. Мигель смотрит на него. В глаза смотрит. Сердито (на языке телодвижений Мигеля это значит «серьёзно», Даян уже выучил). - У нас с Егором – ничего, - медленно проговаривает Мигель, выделяя голосом последнее слово, - Большое и глупое ничего. «А со мной?» - интересуется Даян тоскливо и беспомощно, так тихо, что эта фраза звучит только у него внутри. Потому что что бы Мигель ему ни ответил, это все равно будет меньше, чем то самое ничего. Большое и глупое. Мигель сегодня целует медленно, как будто хочет забрать у Даяна как можно больше времени, как будто хочет, чтобы между их губами растворились все нечаянные догадки и вся правда, которую невозможно изменить. Он запрещает Даяну двигаться, отсекает даже поворот ладони и покачивание бёдер, придавливает к холодному полу – Даян читает в этом боязнь потерять и закрывает глаза, чтобы случайно не прочитать что-нибудь ещё. Мигель пальцем касается его века и аккуратно тянет вверх – сначала одно, потом другое – с игрушечными мальчиками легко иметь дело. Даян чувствует себя маленьким. Даже меньше, чем на самом деле. Потому что в движениях длинных, сильных пальцев Мигеля слишком много взрослой воли, на которую ему пока сложно ответить. Потому что прямо над его лицом расправляются, как крылья коршуна, широкие молочно-шоколадные плечи наставника. Одно только это – гораздо больше, чем весь Даян целиком. Может быть, Мигель чувствует себя так же рядом с Егором? Злится на то, что он меньше и всегда будет меньше? А может быть, они как раз на равных. На одной высоте, но на противоположных берегах. Но тогда почему они не могут просто шагнуть в эту реку, внутрь этого «ничего» - и найти там уже наконец какое-нибудь «что-то»? «Что-то», которое отпустит Даяна. Сделает его ненужным. Не-нуж-ным. Мигель вдруг останавливается и оглядывает лицо Даяна как-то беспокойно, и только тогда парень понимает, что... то ли рычит, то ли поскуливает. Не от боли, не от неудачного движения, не от возбуждения - от чего-то более глубокого и отчаянного. Осознав, что звук вибрирует в его собственном горле, Даян вздрагивает и тут же притихает. Отворачивается, комкает у себя на изнанке все неправильные, жгучие мысли – вдруг их ещё можно спрятать и продолжать быть идеально подходящим. Быть нужным. Больше всего Даяну сейчас хочется съёжиться, запереться, не пустить, но это сложно. Ведь Мигель наклоняется ближе, ещё ближе, так, что его дыхание бьётся в ладони Даяна, инстинктивно накрывшие лицо. - Я понимаю, - почти ультразвуком шепчет Мигель, - что я мудак. Я понимаю. Люби меня. Пожалуйста.