not so playful

- Шуточки про гомогейство считаются намёком на слэш? - Они считаются не гуманными - Мне что, неполиткорректно чихнуть нельзя?

Бьякуран не то, что плохая, просто ... упрямая ослица и слишком рано повзрослевший ребёнок. И это не раздражает, а вызывает лишь некоторую жалость. Она иногда ловит его проницательные взгляды, с вызовом дёргает уголком губ и отворачивается; вся Джессо в эти моменты – уличная кошка. Хочет быть приласканной, но боится удара под рёбра. Зря, честное слово. Тсуна никогда не умел так бить. Волосы как белый одуванчик на голове, белые ресницы светятся в лучах фонарей, и непонятно, где заканчиваются снежинки. Она сидит на каком-то устройстве с подогревом и меланхолично пьёт из горла, глядя в пустоту. Этот взгляд – единственное, что делает её некрасивой. Тсуна садится рядом, генерируя по жилам оранжевый огонёк и осторожно забирает у неё бутылку. Венгерское белое, надо же; сладкое, словно топленый сахар. – Я иногда себя так ненавижу, – вдруг признаётся она. Голос у Бьякуран немногим ниже среднего, красивый и тягучий будто вино, мерцающие в варежках Тсуны. Он делает ещё глоток. – Стоит лишь заглянуть в другой мир, чтобы расхотелось жить. – И что ты так усердно ищешь по параллелям? – смотрит на неё, любуется потекшей тушью и искусанными губами. Она куда более красива в настоящем своей идеальной неидеальностью, чем в будущем тяжёлым ароматом Диор и туфлями Москино. Женщины редко нарциссы настолько, чтобы не убивать в себе девушек. Бьякуран молчит, поджав губы. Бьёт себя по карманам в поисках сигарет. Когда она их находит, Тсуна подставляет ей пламя на пальце. Глаза Джессо фокусируются на нем, а губы едва-едва дёргаются в улыбке.