***
Когда ему приходит не подписанное письмо лишь с указанием адреса и времени, Персиваль не удивляется. Так обычно пишут либо очень ценные, либо очень испуганные осведомители. Единственное, что его действительно интересует в данном письме так это то, почему ему назначили встречу в торговом центре не-магов. Хотя в этом, признаться, есть логика. Он приходит, конечно. Убирает палочку в рукав, заходит в шумное помещение, проходит по лабиринтам коридоров, соединяющих магазины, кафе, развлекательные центры. Найдя лавочку на пересечении рядов 7 и 3, Персиваль садится на неё, оглядываясь по сторонам - вокруг суетятся люди, мельтешат дети. На часах без двух минут восемь. Он пришел раньше. Движение замечается почти сразу - пришедший мужчина садится рядом, но ничего не говорит - совершенно нетипично для спешащих уйти осведомителей - и Грейвс поворачивается, чтобы рассмотреть его. Это лицо он узнал бы из тысячи - голубые глаза, тонкие губы, выразительные брови, уверенно вздернутый подбородок, длинные светлые волосы, собранные в низкий хвост. Он изучал эти черты на редких колдографиях, всматривался в этот взгляд и пытался предугадать следующее действие его владельца. Не получалось. Предсказать Геллерта Гриндевальда не так уж и просто. Первый порыв - отшатнуться, второй - выхватить палочку, но Грейвс душит их почти мгновенно, надеясь, что в его глазах ничего не отразилось. - Мне кажется, это не предусмотрительно - встречаться с главным аврором той страны, куда вы прибыли тайно, мистер Гриндевальд, - произносит Грейвс, меняя позу так, чтобы выхватить палочку было делом доли секунды. - Вы рискуете оказаться за решеткой. - Ну что вы, я ничем не рискую, мистер Грейвс, - спокойно возражает самый разыскиваемый маг современности, и Персиваль замечает мимоходом, что у Гриндевальда, под стать ему самому, оказывается красивый выразительный голос. - Будь вы действительно таким поборником закона, каким хотите казаться - вы бы не стали нападать на меня перед магглами, в месте, где срикошетившее заклинание может убить их. К тому же, - Геллерт усмехается, - я разбираюсь в людях, мистер Грейвс - вы никуда не пойдете со своим новым знанием. - Вот как? - Персиваль вскидывает брови. - И что же заставляет Вас так думать? - Если бы вы хотели это сделать - вы бы уже были на полпути к выходу. Геллерт прав, думает Персиваль, окидывая неожиданного собеседника взглядом, - если бы он хотел, уже бы накинул отводящее взгляд заклинание и воспользовался экстренным порт ключом. Но он не хочет. Ему интересно, чем именно этот темных маг отличается от всех других, чем он подкупает, как объясняет свои поступки. Грейвс не настолько глуп, чтобы верить в то, что сидящий перед ним человек - воплощение мирового зла, он знает, что это сказки для дурачков. У Геллерта Гриндевальда просто другие взгляды на мир, на место магов в этом мире, своя идеология, а так же достаточно сил и желания, чтобы поставить весь магический мир на уши, начать революцию и, если потребуется, войну. Его боятся не из-за радикальных заявлений и мировоззрения, его боятся из-за магической мощи и реальной возможности нарушить размеренный вековой уклад жизни. Персиваль не боится переворота - в этой системе давно пора что-то менять. Он лишь разумно опасается за свою жизнь и статус во время оного. - Что вам от меня нужно, мистер Гриндевальд? - спрашивает он. - Секретные данные, доступ к делам МАКУСА, влияние на президента? Уголки губ Геллерта дергаются вверх, но в этой недоулыбке нет ни радости, ни тепла, в ней лишь одобрение. - Как верно вы всё описали, - легко признает он. - Будто готовились к нашей встрече. Персиваль подавляет чуть нервный смешок. Как же - готовился. Все министерство готовится. Только вот не беседы вести, а… А, впрочем, что они могут? Не стоит забывать, что Гриндевальд является одним из самых сильных магов последнего столетия. Хотя, если действовать сообща… - Бросьте, Персиваль, - неожиданно прерывает его мысли Геллерт. - Люди крайне редко действуют сообща, маги - ещё реже, маги разных стран - почти никогда. - У вас врожденный дар к легилименции? - спрашивает Персиваль, пытаясь успокоить свои мысли и свести их в правильное русло, восстанавливая оклюментативный щит. Ему вполне хватает Куинни Голдштейн на работе. - Нет, никакого дара, - Гриндевальд отрицательно качает головой. - Я просто слишком хорошо владею ментальной магией. Это, конечно, не угроза. Не открытая, по крайней мере, думает Грейвс, перебирая в голове список чар, входящих в категорию ментальных. Самое известное - Империо, но кроме него есть ещё целый ряд заклинаний по работе с памятью. Один раз попадешься вот такому магу «хорошо владеющему ментальной магией» и шанс потерять свою личность увеличивается в сотни раз. - В таком случае, зачем вам я? - интересуется аврор. - Вы могли бы занять мое место, например, - он пожимает плечами, переводя взгляд на мельтешащую ребятню. - Да, мистер Грейвс, но при всей моей силе и желании, как вы любезно заметили, нужны люди, которые последуют за мной. Невозможно перевернуть мировой уклад в одиночестве, когда за твоей спиной нет ни единого сторонника. - Скорее "перед тобой", мистер Гриндевальд. - Грейвс снова смотрит в глаза темному магу, и видит в них лишь спокойствие и силу, а вовсе не тьму и жестокость. - Кукловоды всегда стоят за спинами своих марионеток-вояк. - Верно, - усмехается Геллерт, откидываясь на спинку лавки, и у Персиваля складывается впечатление, что тот хочет расположить к себе мнимой расслабленностью. - Вы умны, Персиваль, - продолжает тот, - поэтому я и не предлагаю вам идти в первых рядах моей армии, ведь разбрасываться такими людьми - непозволительное расточительство... Меня не устраивает Пиквери - она глупа, недальновидна и в то же время она слишком держится за свое место, а значит будет всеми силами останавливать революцию взглядов. Мне же нужен лояльный президент Америки, когда по миру прокатится волна из восстаний. Если вас не устраивает власть и кресло президента, как плата за преданность моим идеалам, самое время сказать мне об этом. Грейвсу надоело прятаться, надоело терять неплохих авроров из-за нарушения законов по работе с не-магами, надоело бездействие правительства по отношению к магглорожденным и сквибам. И то, что вторых Салемцев просто игнорируют, ничего не предпринимая, не устраняя угрозу второй охоты на ведьм, надоело тоже. Если президент Пиквери и может что-то решать самостоятельно, то это касается лишь её головного убора на текущий день. Авторитет МАКУСА падает, и скоро это почувствуют все маги, живущие в Америке. Персиваль уже чувствует - это особенно хорошо видно на международных конференциях, переговорах, дипломатических обедах… И он задается вопросом, как другие могут быть настолько слепы и безответственны, чтобы оставить без внимания то, что заметил главный аврор. А в поступившем предложении Персиваля устраивает и власть, и многообещающий пост - у него уже есть планы на будущую должность. Так, ничего особенного - всего лишь полностью пересмотреть законодательство, выбросив оттуда никому не нужные атавизмы. И если для модернизации системы власти и общества ему нужно встать на сторону Гриндевальда - он сделает это. - Этой стране давно нужны изменения, - произносит Персиваль, замечая, как в глазах Гриндевальда отражается одобрение. - Не вижу ничего дурного в том, чтобы поучаствовать в их воплощении. - Он замолкает на несколько минут, но ответа не следует, будто темный маг знал заранее исход их беседы. От этого молчания становится неуютно - взгляд у Гриндевальда отсутствующий, лицо расслаблено, будто мыслями и сознанием он далеко от этого места. Персиваль нарочито прочищает горло и, просто чтобы не молчать, задает первый вопрос, который приходит в голову. - Так как мне вас называть? - «Мой Лорд», будет в самый раз, я думаю, - с тем же отсутствующим видом произносит Гриндевальд, одной фразой вгоняя аврора в ступор. У Грейвса в голове вспыхивает и пульсирует только одна мысль - «Куда, черт побери, я вляпался?!». Наверное, это отражается на его лице настолько ярко, что Гриндевальд невольно усмехается, переведя взгляд на своего нового союзника. - Геллерт, - произносит он, и в его голосе Персивалю чудится веселье. - Меня зовут Геллерт. Это немного примиряет Грейвса с действительностью.***
Первое, что делает Гриндевальд, когда они оказываются в доме аврора, - берет с него непреложный обет такой формулировки, что Персивалю с его идеальной памятью приходится прочитать текст несколько раз. «Это для твоей же защиты» - говорит Геллерт, когда их руки связывают невидимые нити. Персиваль ему почти верит - обет рассчитан на защиту их теперь общего дела, он оговаривает полную невозможность передачи даже малейшей доли информации, мыслей или воспоминаний, которые возникнут в результате их сотрудничества. Этот способ сохранения тайн самый надежный - магия, которой клянутся волшебники, не допустит нарушения обета ни под Веритасерумом, ни под другими зельями и чарами. Геллерт говорит, что они перестрахуются - прибегнут к ложным воспоминаниям, которые он создаст немного позже. Грейвс не возражает. В тот же вечер Гриндевальд просматривает его воспоминания. Медленно, вдумчиво, давая специальное зелье для облегчения процесса и время на передышку. Его интересуют только рабочие моменты - Конгресс, рейды, разговоры с Пиквери, некоторые моменты обучения Грейвса, а воспоминания о детстве и бывших сердечных привязанностях он легко отводит в сторону, перелистывает, не заглядывая внутрь. Грейвс невольно думает, как бы Гриндевальд просматривал его память, не согласись он на всё это. Наверняка безжалостно проломал бы ментальные щиты, смел, раскрошил бы защиту - вряд ли Персиваль смог бы долго сопротивляться такому мастерству, всё, что ему бы оставалось - выбрасывать на поверхность самое личное, сокровенное, лишь бы темный маг не добрался до секретных данных. Восстанавливаться после насильственного сеанса легилименции пришлось бы долго, а так - ему достаточно лишь ночи сна, чтобы прийти в норму. На следующий день он просто отправляется на работу, будто ничего не было и в его доме не находится самый разыскиваемый преступник за последние пять лет. По большому счету, в жизни Персиваля меняется не так много - просто теперь каждый его вечер начинается с сеанса легилименции - «Ты можешь не обратить внимания на некоторые вещи, Персиваль» - объясняет вкрадчивый шепот, а оставшееся время проходит в разговорах с Гриндевальдом. Пустяки. Геллерт занимается своими делами, посвящая в них Грейвса лишь поверхностно, ровно настолько, чтобы тот мог понимать, что творится вокруг и как быстро распространяется влияние Гриндевальда. Он никогда не называет имен и не говорит, чем «купил» нового союзника, что заставляет Персиваля думать о том, как часто в идеологических беседах задействуется шантаж. «Время от времени» - отвечает на незаданный вопрос темный маг. На деле оказывается, что Геллерт Гриндевальд вовсе не так безумен и кровожаден, как пишут о нем в газетах. Вся его суть держится на абсолютной уверенности в себе и своих силах. Он человек - очень умный, талантливый, целеустремленный, строгий, местами жесткий, но человек, а не демон, каким пытаются его выставить все мировые СМИ. Его утро, как и у любого другого мага в Америке, как и утро самого Грейвса, начинается с кофе, нескольких тостов и газеты. Разница лишь в том, что на свежих хрустящих страницах напечатана его фотография. У Геллерта потрясающе красивое лицо, с точеными аристократическими чертами, тонким носом и острыми скулами. Персиваль почти уверен, что этим лицом маг покупает людей на первой стадии разговора - всем нравятся красивые люди, что бы там не говорили о важности души. Впрочем, душа Гриндевальда тоже слишком интересна, чтобы пройти мимо. Но первое… первое - это, конечно, внешность. Грейвс в первые секунды тоже купился на его облик, точнее на взгляд - уверенный, спокойный, глубокий. А за этим, там, внутри вспышки живого огня, силы, энергии, которая становится почти осязаемой… В глазах Гриндевальда - лукавый блеск и непокорность, хитрость и клятвенное обещание большего, и чернота, затягивающая своей неизведанностью. Потом Персиваля притягивает человечность Гриндевальда. Он так же не любит вставать по утрам, мало спит и много времени посвящает работе. Он засиживается до поздней ночи над очередным фолиантом, делает заметки на страницах и трет от усталости глаза. А когда пишет письма или вчитывается в особо запутанную магическую формулу, водит пальцами по губам и хмурится. У Геллерта ранние, нехарактерные для его возраста морщинки меж бровей и на лбу, будто он всю жизнь то и дело хмурился и удивлялся, в какой-то момент забыв о существовании улыбки - мимические складки в уголках глаз почти невидны. Морщинки не сильно заметны - в конце концов, Гриндевальду едва исполнилось сорок четыре, и он находится в состоянии совершенствования магической силы, но Грейвс потратил много времени, пытаясь по внешности этого человека определить хоть что-то о его душе. Пока что получается не очень… Геллерт почти никогда не улыбается, его максимум - усмешки или короткое поднятие уголков губ, словно он не может позволить себе большего. У него бледные, буквально на несколько тонов розовее кожи, в меру пухлые губы. Вполне обычные. Обещающие Персивалю все дары и удовольствия мира, всю его боль. И Персиваль принимает всё это.***
Грейвс аппарирует почти всегда раньше, но он знает, что Гриндевальд никогда не выходит из дома в своем обличии - иногда он наводит чары иллюзии, но обычно использует оборотное зелье. У него целый ящик флаконов с разноцветными зельями, он пьет их даже не морщась, будто привык настолько, что не чувствует вкуса. А может действительно не чувствует. Время от времени Персиваль задумывается о том, каково это - изо дня в день превращаться в кого-то другого, ловить в витринах отражение не своего лица… В очередное ничем не примечательное, как поначалу думает Персиваль, утро он спускается на кухню и застает безумную в своей невозможности картину - самого себя пьющего кофе. У того, другого Грейвса такой же тяжелый, сосредоточенный взгляд, какой он наблюдает в зеркале уже несколько лет; он так же хмурится, замечая новый заголовок магического «Таймс», отодвигает газету в сторону, трет пальцами лоб; его левая рука так же отстукивает такт надоедливой мелодии в попытке отвлечься… Главный аврор характерно приподнимает брови и скупым жестом указывает на стул напротив. Персиваль садится за стол, призывает кофейник и не может отвести взгляд от самого себя. - Теперь ты понимаешь, почему нельзя сразу занять место другого человека? - спокойно спрашивает второй Грейвс, протягивая руку за тостом. - Всё это - мимику, жесты - почти невозможно уловить через воспоминания, так как они слишком искривлены восприятием. Персиваль кивает и отводит взгляд - ему сложно смотреть на свое живое отражение. До мельчайших деталей такое же, как и он сам. - Большие планы на сегодняшний день? - ему действительно интересно, что сподвигло Гриндевальда всё же нацепить его образ. - Если можно так выразиться, - коротко пожимает плечами Геллерт. - Хочу лично поговорить с Пиквери. Возможно, это будет полезно…- он замолкает на несколько минут. - Настолько мешает? - интересуется Гриндевальд, видя, что Персиваль избегает смотреть на него. - Да, не очень комфортно, - морщится Грейвс и трет пальцами лоб, только на половине движения осознавая, что этот жест он уже видел сегодня со стороны. Когда он поднимает взгляд на собеседника, перед ним сидит Гриндевальд уже в своем обличии. Единственное, что сразу бросается в глаза - отсутствие длинных волос - виски Геллерта выбриты, а значительно укоротившиеся волосы тщательно убраны назад в точной копии прически Грейвса. Персиваль отстраненно думает, что ему эта прическа идет куда больше, чем Гриндевальду, но он предусмотрительно молчит, лишь вопросительно кивая. - Так проще удерживать иллюзию, - предупредительно объясняет Геллерт. - Чем больше похожих деталей, тем лучше. Именно поэтому я собираюсь разорить твой гардероб, когда закончу с завтраком. Персиваль безразлично пожимает плечами - он не против. В этот день он остается дома. Персиваль не делает ровным счетом ничего - только непрерывно думает о том, что будет, если всё вскроется. Он пытается разобрать давние дела, пытается читать новый том исследований боевых заклятий, пытается привести в порядок библиотеку. Получается откровенно не очень. Утихомиривается Персиваль только вечером, когда Гриндевальд аппарирует в гостиную и показывает воспоминания о сегодняшнем дне - теперь им предстоит жить одной жизнью на двоих, а значит, глупо скрывать информацию. Геллерт видит его недовольство, но не комментирует его. Будто он выше этого. Выше понимания опасений потерять всё. Но позже он предлагает выход, который успокаивает паранойю Грейвса - темный маг обещает обустроить подвал так, будто он всё это время держал его в заложниках. Твердый лежак, старая одежда, целая вереница чар, которая будет активироваться при закрытии двери и ложные воспоминания, которые он почти закончил. Персивалю кажется, что так он будет в безопасности, и он почти благодарен Гриндевальду за этот план. Уже ночью, когда Геллерт спускается в подвал для того, чтобы начать работу над запирающими чарами, Грейвс возвращается мыслями к прошедшему дню. Его тревожит только один вопрос - это Гриндевальд столь потрясающий актер и притворщик, или он сам, Персиваль, где-то свернул не туда, если ни один человек не заметил его подмены…***
Постепенно Геллерт начинает доверять Грейвсу. Какое-то время они ходят в Конгресс по очереди и по очереди разбираются с информацией, которая поступает Гриндевальду от его осведомителей. Персиваль сначала даже немного шокирован количеством писем, записок, голосовых предупреждений, которые ежедневно поступают темному магу. С другой стороны - он как никогда хорошо понимает, насколько сеть Гриндевальда обширна и сколько стран уже охватила. На работе Грейвсу всё чаще приходятся идти на сделки со своей совестью, закрывать глаза на некачественно проведенные допросы, сознательно не участвовать в расследованиях, которые хоть как-то могут привести авроров к Гриндевальду или результату его действий. Когда в городе появляется обскур, Персиваль первым делом сообщает об этом Геллерту, и после его короткого «Оставь. Мне он понадобится», произнесенного обычно задумчивым голосом, Грейвс уводит следствие в сторону. К счастью, в Америке мало кто помнит об обскурах, и Персиваля некому обвинить в препятствовании следственным действиям.***
В один из вечеров совершенно вымотанный в МАКУСА Грейвс засыпает прямо в гостиной с чашкой горячего чая в руке. Ему снится вовсе не мировое господство и не переворот магического сообщества. В его снах - небольшой домик где-то на берегу океана, где вода голубая настолько, что сливается с небом. В его снах - теплый белый песок на пляже и шум прибоя, вслушиваясь в который чувствуешь только спокойствие. Из сна Персиваля вырывает хлопок аппарации и сдавленный стон сквозь зубы, Грейвс вскакивает, достает палочку раньше, чем в голове утихает отзвук мнимых волн. Гриндевальд в своем настоящем облике буквально вываливается из аппарационного потока, пошатывается, но Персиваль подхватывает его быстрее, чем тот успевает упасть. Одежда Геллерта висит на нем кусками, слабо дымится, а вся его левая рука и местами грудь покрыта ожогами. - Мерлин… - Шепчет Грейвс, наскоро проводя диагностику - ожоги не самые сложные, но они магического происхождения и площадь поврежденной кожи обширна, поэтому Геллерт каждое мгновение рискует получить болевой шок. - Вам нужно в больницу. - Не разочаровывай меня дурными предложениями, - буквально шипит Гриндевальд. - Какая больница, Грейвс? Я не собираюсь пополнять разнообразие вашей тюрьмы, а именно туда я имею все шансы отправиться с больничной койки. И это при условии, что преступнику вообще окажут помощь. - Я не квалифицированный колдомедик, я могу не справиться, - возражает Персиваль, поджимая губы. Ему приходилось ранее лечить сослуживцев, будучи рядовым аврором и начальником группы, но это было достаточно давно, чтобы потерять навык. - В моей спальне в тумбочке есть подходящие зелья. Персиваль ещё раз оценивает полученные магом травмы и, признав его способным выдержать перемещение, аппарирует в спальню для гостей. Наведя над кроватью некое подобие воздушной подушки, он опускает на неё пострадавшего мага и достает из тумбочки зелья. Сначала влить в Гриндевальда обезболивающее и восстанавливающее, а потом можно вспомнить свой давний опыт колдомедика. Ожоги кажутся не настолько страшными как несколькими минутами ранее. Грейвс уничтожает остатки пальто, костюма и рубашки, аккуратно очищает раны, обеззараживает их, заставляет регенерацию ускориться. Ему любопытно, до ужаса любопытно, по правде говоря, как такой опытный маг пропустил ожоговое заклинание. - Я не пропускал заклинание, Персиваль, - нарушает ход его мыслей Гриндевальд и аврор дергается от неожиданности, проезжая палочкой по медленно восстанавливающейся коже, сдирая этим её снова. - И буду чрезмерно благодарен, если ты больше не будешь усугублять ситуацию, - выдыхает мужчина, глядя, как из раны начинает сочиться кровь. Грейвсу на мгновение даже становится стыдно за свою нервозность, хотя ещё пару мгновений назад он бы сильно засомневался в наличии такого чувства у себя лично. - Это был дракон, - признается Геллерт, прикрывая глаза. - Я слишком увлекся распутыванием магической ловушки и пропустил это мордредово существо… У меня крайне плохие отношения со всеми магическими животными. «У вас и с людьми-то не очень», думает Грейвс, вспоминая список убитых или изувеченных Гриндевальдом авроров разных стран. Геллерт на это молчит - то ли не прочитал эти мысли, то ли не считает нужным комментировать. Самое сложное в лечении ожогов - заставить кожу обновляться в сотни раз быстрее, не прерывая процесса восстановления ни на миг. Гриндевальду повезло - раны не глубокие, а его магической силы достаточно, чтобы ускорить лечение, но всё равно проходит не менее часа, пока Персивалю удается заставить кожу восстановиться полностью. Даже без рубцов. Он может собой гордиться. Грейвс убирает воздушную подушку, призывает собственную аптечку и достает расслабляющую мазь - она будет не лишней для перегруженных болью мышц. Усовершенствованное зелье менее вязкое, чем изначальным вариант - оно медленно растекается по коже, покрывает её тонким слоем, и Персиваль проводит рукой, втирая лекарство. Он не обязан, разумеется, но если они уже по одну сторону баррикад, будет жестоко не помочь, если можешь. Персиваль перемещает ладони с руки Гриндевальда на него грудь, размазывает зелье по его телу там, где недавно были ещё ожоги, невольно прислушивается к ощущению крепких мышц под кожей, задумываясь и замечая того, что просто бездумно поглаживает чужой торс. Гриндевальд распахивает глаза, и Персиваль стремительно встает с кровати - он полагал, что его пациент уже давно спит и видит свои яркие сны. Одернуть руку он не успевает, несмотря на аврорскую реакцию, - Геллерт перехватывает его запястье, удерживает тонкими пальцами. - Останься, - в его тоне нет ни приказа, ни просьбы - одно лишь предложение. И Персиваль остается, оправдывая свой поступок тем, что у него уже несколько месяцев не было любовника. Его ведь не тянет к Геллерту. Почти.***
Кожа у Геллерта теплая, даже горячая, и Персиваль невольно задумывается о том, всегда ли она такая или это просто согревающий эффект расслабляющего зелья. Он проводит ладонями по его обнаженной груди, уже в открытую наслаждаясь ощущением крепких мышц. Фигура Геллерта в прекрасном состоянии, несмотря на отсутствие регулярных тренировок он стройный, подтянутый, крепкий. У Геллерта твердые губы, на которых всё еще остается терпкий вкус зелий - их первый поцелуй немного горчит нотками полыни и излишним самоконтролем. Последний, впрочем, быстро испаряется, уступая место вожделению. Целуется Гриндевальд так напористо, будто воевать собирается прямо здесь и сейчас. «Наверное, - думает Персиваль, - для него вся жизнь - одно сплошное сражение, одна непрерывная битва с собой и остальными». Грейвс скользит правой рукой к спине Гриндевальда, подчиняясь порыву прижаться ещё крепче, когда его пальцы натыкаются на отчетливые бугорки шрамов. Персиваль отстраняется от чужих губ, сосредотачиваясь на ощущениях - гладкую кожу спины Геллерта пересекает большая сеть шрамов, начинающаяся слева, сразу под лопаткой. «Кто мог поступить настолько бесчестно? - не может удержаться от непрошеной мысли Персиваль. - Кто бил тебя в спину, предавая доверие? Разве не лучше было бы свести шрам и больше никогда не думать об этом?» - Это напоминание, Персиваль, - шепчет Гриндевальд, ничуть не смущенный своим подглядыванием за чужим разумом. - Напоминание о том, что в этом мире не бывает друзей. Только союзники, любовники и враги. Геллерт притягивает к себе Грейвса, припадает к его губам в очередном, более мягком, поцелуе, проворно расстегивает чужую рубашку. А потом одним плавным движением перемещается, перекатывая Персиваля на спину, захватывая инициативу в свои умелые руки. Его сложно назвать нежным, но он достаточно чуткий любовник, не оставляющий партнера без внимания, пусть и перемежающим поцелуи с укусами. Любовью Геллерт занимается так же как живет - уверенно, наслаждаясь минутами удовольствия, буквально захватывая партнера, замыкая на себе все его мысли и ощущения. И совсем скоро в голове Персиваля не остается ни одной связной мысли - только удовольствие.***
После той ночи в их отношениях мало что меняется - никакой любви, разумеется, не вспыхивает, как по мановению палочки. Они по-прежнему спят в разных спальных, обсуждают только дела и не клянутся друг другу в верности. Единственное что изменяется - они окончательно переходят на ты.***
- Ты спишь со многими своими сторонниками? - спрашивает Грейвс, покачивая в бокале виски, глядя на Геллерта поверх толстого стекла. Он знает, что запросто может отхватить какое-то малоприятное проклятье за такое вмешательство в личную жизнь, но ничего не может сделать со своим любопытством. Гриндевальд, вопреки ожиданиям, лишь тихо смеется. - Нет, Персиваль, - отрицательное покачивание головы. - Только с теми, кто мне действительно нравится и кто умеет разделять постель и идеологию. Мои сторонники редко обладают этими двумя качествами одновременно. - Это ещё один крючок для привязки? - не унимается аврор. Кажется, ему на сегодня достаточно алкоголя… - Неудовлетворенное желание привязывает куда сильнее, Грейвс. Так что этот вопрос достаточно спорный, - отвечает Геллерт, и его глаза затуманиваются от воспоминаний. Персиваль хочет спросить что-то еще, но не успевает произнести ни звука. - Еще один вопрос о моей личной или сексуальной жизни и я решу, что ты ревнуешь, - вполне серьёзно замечает темный маг, вызывая у Грейвса сдавленный смех. Он не ревнует, конечно. Ревновать Геллерта Гриндевальда - абсолютно бессмысленное занятие, безумнее которого может быть только обвинение в измене. Поэтому, Персиваль не ревнует. Ему просто немного жаль, что этот человек ему не принадлежит. По сути, их ничего не связывает - они всего лишь живут в одном доме, делают одно дело, интересуются друг другом и почти регулярно спят. У них взаимовыгодное сотрудничество. Всего лишь.***
- Нужно наладить отношения с тем салемцем, Криденсом, - говорит Геллерт одним утром. - Мне необходимо его доверие, и я очень надеюсь, что у тебя получится его добиться. - В его взгляде сквозит твердость, а голос звучит почти в приказном тоне, и это, пожалуй, первый раз, когда Персиваль видит его таким - не просто интересным магом со своими убеждениями, но жестким лидером последующей революции. - Почему ты сам не возьмешься за это, если мальчик настолько важен? - Спрашивает Грейвс, приподнимая брови. Геллерт, кажется, даже не раздражен - он знает, что в итоге всё будет так, как он скажет. - Боюсь, я плохо нахожу общий язык с этим типом людей,- любезно объясняет темный маг, углубляясь в чтение очередной статьи. Персиваль в гробу видел такие объяснения. - С юношами? - резче, чем обычно уточняет он. Геллерт медленно поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом. И в этом взгляде жесткости больше, чем Персивалю доводилось видеть за последний месяц. - Со сквибами, - весомо бросает Гриндевальд, и на этом их разговор о Криденсе Бербоуне заканчивается.***
Персиваль не в восторге от нового задания, но он, в конце концов, сам согласился помогать Геллерту, а тот ясно дал понять, что отказ не принимается. Для первой встречи Грейвс ищет какой-то предлог - нельзя же просто подойти и начать расспрашивать о жизни мальчишки. Салемцы - самый очевидный, но и в то же время самый логичный предлог из тех, которые он может придумать. Когда Персиваль протягивает руку за листовкой, Криденс поначалу отшатывается, заставляя мужчину задуматься о причинах такой нервозности. - Всё в порядке, Криденс, - улыбка аврора мягкая, самая дружелюбная из всех, в которых он может растянуть губы. - Ты помнишь меня? - спрашивает Персиваль, вызывая в памяти решение по делу Голдштейн - мальчику память стирать не должны были в виду причастности к магическому миру. Лицемеры. - Вы были в приюте в тот день, который никто больше не помнит,- почти шепчет Бербоун, и в его глазах отражается страх такой силы, что Персиваля пробирает почти до костей. - Вы маг. Мать говорит, что такие как вы будут гореть в аду за то богохульство, которое творят. - Твоя мать первая, кто займет место в аду… - несдержанно произносит мужчина, выдавая поднявшееся в душе раздражение от такой двуликой религиозности. - Меня зовут Персиваль Грейвс. Я пришел, чтобы помочь. Надежда вспыхивает в глазах юноши настолько ярко, что сердце Персиваля сжимается в груди. Он, по правде, не уверен по поводу религии, Бога и его отношения к магии, но за этот обман ему точно полагается место в кипящем котле ада. Если тот, конечно, существует.***
Криденс всегда медлит прежде чем пойти за мужчиной, будто боится, что их могут увидеть; чаще всего молчит в ответ на осторожные объяснения мага и не знает ничего такого, что могло бы заинтересовать Персиваля. Осведомитель из него никакой. Но этого и не требуется. Каждый день, раз за разом, Грейвс находит юношу раздающим листовки и уводит для короткого разговора. Он знает о нужном ребенке не так много - ровно то, что ему однажды показывает Геллерт из своих воспоминаний, ровно то, что он передает Криденсу. К сожалению, у него нет возможности выяснить больше и помочь юноше, а время идет, буквально бежит сквозь пальцы... И Персиваля всё чаще пронизывает противное чувство неправильности, потому что иногда ему становится абсолютно плевать на конечную цель, ради которой всё затевалось. Он всё чаще не может оторвать взгляд от мальчишки. У Бербоуна почти черные глаза, острые скулы и тонкие запястья. И весь он тонкий, бледный, будто прозрачный, коснись - и рассыплется на тысячи осколков, и не соберешь его потом, не склеишь. По крайней мере, его доверие, хрупкое взаимопонимание, которое Персиваль выстраивает от встречи к встрече. Криденс слишком застенчивый, напуганный, зажатый настолько, что аврор не представляет, как тот всё ещё продолжает жить и разговаривать с людьми. Криденс всегда тянется за теплом его рук, за уверенной лаской и делает это он так отчаянно-безнадежно, что Персиваль не может отказать. Он обнимает юношу, согревая, закрывая собой от ветра, касается губами его волос и думает о том, что сквибов стоит относить к волшебникам, а не магглам. Тогда у Бербоуна будет шанс увидеть магический мир, почувствовать его, а у него, Персиваля, - шанс исполнить все те обещания, которые он дает, которыми вселяет надежду и привязывает. В юноше есть что-то очаровательное, нечто притягательное до безумия. Возможно, его непорочность и чистота, наивность и почти ненормальная доверчивость, с которой он встречает Грейвса. Или нездоровая, болезненная надежда, звучащая в голосе. Либо преданность, такая горячая преданность, что у Персиваля всё внутри переворачивается, когда он находятся рядом... У Криденса всегда ледяные руки. Мужчина обычно охватывает его ладони своими, сжимает пальцами, даря тепло, а потом бережно стирает с нежной кожи всё новые раны. Раны заживают, чтобы расцвести кровавыми лепестками днем позже. Персиваль лечит его руки снова и снова, убирает все застаревшие следы и шрамы, будто гладкая кожа юноши действительно нечто очень важное, будто от этого что-то зависит. Жаль только, что душу не вылечить мановением палочки. У Криденса тонкие губы, потрескавшиеся от ветра и постоянного облизывания. Яркие. Почти алые. Он сильно кусает их - и на тонкой кожице часто выступают капельки крови; поджимает их, от чего те становятся только тоньше. Он делает со своими губами всё, чтобы Грейвс смотрел только на них и думал, как сильно хочет смять их поцелуем. По крайней мере, Персивалю кажется именно так. Глаза у Криденса невозможные, темные настолько, что границ зрачка почти не различишь и смотрит мальчишка так, будто побитый щенок - и на улице жалко оставлять, и домой не принесешь, потому что у любовника аллергия. Жутчайшая. Геллерту нужен ребенок-обсур и господство над магглами, Криденсу - немного тепла и заботы. Что нужно Персивалю, он не понимает и сам. Грейвс изо дня в день просит юношу поторопиться с поисками, но это вызвано не поднимающейся паникой среди простых жителей Нью-Йорка, и даже не всё возрастающим нетерпением Гриндевальда, он просто понимает, что с каждым новым днем его увлечение Бербоуном всё больше переходит в одержимость. Персиваль без труда бы мог завладеть юношей, аппарировать их куда-то в съемную комнатушку и трахнуть его у стены, сбивая оскомину, избавляясь от навязчивой идеи. Или же снять гостиничный номер, такой, от вида которого в глазах Криденса вспыхнуло бы восхищение, и осторожно брать его на белых простынях, выпивая до дна раз за разом. Он бы мог. Проблема лишь в том, что ему всего этого недостаточно. Ему совершенно недостаточно тела, он хочет душу. Возможно, в другом мире, где Персиваль не был бы таким, какой он есть, он бы взял бы Криденса домой и отогрел его, раз и навсегда изгоняя холод из его сердца. Если бы не всё то, что делало его собой, Персиваль бы полюбил его. Но сейчас Грейвс не уверен, что его сущность способна на подобные чувства. Возможно, в другой жизни Криденс смог бы наполнить его душу спокойствием, о котором иногда задумывается аврор. В том домике на побережье моря, где не было бы ни одной живой души, кроме них, Грейвс бы целовал эти обветренные губы, сжимал хрупкого юношу в объятиях и не думал бы ни о магическом перевороте, ни о Геллерте. В реальности встречи с Криденсом оседают на языке Персиваля горечью несбывшегося невозможного будущего. Он пытается стереть этот противный вкус сигаретами, хотя курить бросил еще в академии. Самое время вернуться к старым привычкам. В реальности встречи с Криденсом обосновываются на душе тяжестью неоправданных надежд Гриндевальда. Между ним и Криденсом лишь сожаление. Между ним и Геллертом почти идеальный симбиоз.***
- Ты влюбился в него? - спрашивает Геллерт однажды за ужином после очередного отчета Грейвса. Персиваль не может сдержать смешок. Нет, не влюбился. Не в этой жизни и не в этом мире. Но с каждым днем ему всё больше хочется поцеловать Криденса просто для того, чтобы избавиться от этого навязчивого вкуса горечи на языке. Ведь не могут же его поцелуи быть горькими? Не влюбился. Просто иногда даже при самой хорошей жизни возникает момент, когда задумываешься о том, что всё могло бы быть по-другому, кардинально противоположно, не лучше, не хуже - просто иначе. И думаешь, нужно ли тебе это «иначе»? Даже если не нужно вовсе, даже если устраивает всё до последней детали, всё равно думаешь. И эти мысли постепенно отравляют твое настоящее, крадут его, остаются противными кляксами предположений, которые никогда не будут воплощены. В их следующую с Криденсом встречу, Персиваль почти целует его, он чувствует ответное желание юноши, его смущение, теплое дыхание на своих губах. Он почти ощущает его несмелое прикосновение, жар, заключенный между их телами, но одергивает себя в последний момент - это то обещание, которое он никогда не сможет исполнить. Он аппарирует почти сразу, даже не напомнив о поиске ребенка.***
Персиваль сильнее этой иррациональной эмоции - он принимает данное решение в один из следующих осенних дней, проветривая голову перед встречей с Криденсом. Он душит в себе чувство сожаления, стирает с памяти горечь, разграничивает идеологию и чувства так, что Геллерт бы оценил. С этого момента Бербоуна ему просто жаль, он даже обещает себе пристроить юношу куда-то в магическом мире. Или дать ему возможность счастливо жить в маггловском - пусть найдёт себе девушку через пару лет и женится, заведет детей, которых будет воспитывать иначе, чем его воспитывает мать. А он, Грейвс, просто прекратит думать о нем, когда Криденс исполнит свою задачу. Персиваль сознательно отказывается от того чувства, которое разрушает его изнутри и не возвращается к нему больше никогда. От этого на душе становится удивительно легко.***
Первый в этом году снег начинается неожиданно - он застает Грейвса с Криденсом в очередном продуваемом переулке. Высокий, слишком худой для своего роста и возраста, Бербоун смотрится нелепо в короткой и явно холодной для этой погоды куртке, под которую проникает ветер, заставляя юношу ежится. Персиваль не задумываясь стягивает с себя шарф, несколькими движениями обматывая его вокруг шеи Бербоуна - тот, кажется, даже перестал дышать на несколько мгновений. «Тебе нужнее», - тихо роняет он в ответ на недоуменный взгляд, и уверено пресекает все возражения парня одной лишь фразой: «Позволь хоть немного согреть тебя». У Криденса такой счастливый взгляд, что ему, аврору с пятнадцатилетним стажем, становится по-настоящему неловко. Поэтому он не объясняет, что не имел в виду ничего такого. С некоторых пор ничего личного - просто отческая забота. Позже в тот же день Грейвс аппарирует в ближайший магазин волшебной одежды и выбирает шарф, коря себя за несообразительность - нужно было юноше купить новый, а не снимать с себя. Придумал же - подержанную вещь подарить… Он берет первый попавшийся, расплачивается и уходит. Уже дома, стоя перед зеркалом, Персиваль понимает, что сильно ошибся с оттенком - темно синий шарф не вяжется с его черно-белым образом. Раздраженный, он не сразу замечает момент, когда в коридоре появляется Геллерт. Тот окидывает его внимательным взглядом, подходит почти вплотную, так, что Грейвс уже готов сделать шаг вперед и припасть к его губам, но маг первый протягивает руку к нему просто для того, чтобы стянуть шарф. - Всё настолько плохо? - насмешливо спрашивает аврор, отгоняя от себя неуместные желания. Гриндевальд безразлично пожимает плечами. - Я не люблю шарфы, Персиваль, - говорит он. - Абсолютно бесполезные тряпки, висящие на шее, беспрепятственно пропускающие холод и ветер. А если обернуть их получше, они душат, будто кто-то живой смог дотянуться до твоего горла. Геллерт, конечно, параноик. Шарфы не душат своих владельцев. Но с этого момента он неизменно откладывает шарф в сторону и пользуется согревающими чарами.***
- Гнарлок должен тебе услугу, - сообщает Геллерт, аппарировав в гостиную после проведенного в Конгрессе дня и заставляя Персиваля оторваться от разбора каминной полки. - Якшаешься с контрабандистами и нарушаешь законы от моего имени? - улыбается Грейвс, отставляя в сторону старый подсвечник и присаживаясь на диван. - Будто ты раньше этого не делал. - Что ты,- снова улыбка. - До встречи с тобой я был святым. Геллерт насмешливо фыркает, скидывает пальто, заставляя его самостоятельно полететь на вешалку. Он садится на диван рядом с Персивалем и расстегивает пуговицы жилета. - Зачем тебе понадобился этот гоблин? Я говорил, что ему нельзя доверять доконца. - Гоблин был неплох, - Гриндевальд дергает плечом, - но он не рассчитал, что молодой человек с именем ящерки слишком юркий. - Опять возишься с любимчиком Дамблдора? - вскидывает брови Грейвс, наблюдая, как чуть поджимаются губы его любовника при звуках последнего имени. - Да, что-то вроде, - чуть склоняет голову на бок Геллерт. В его глазах - ожидание следующего вопроса, но Персиваль молчит, не в силах понять, нужен ли ему ответ. Грейвс убеждает себя, что нужен для того чтобы понимать расстановку сил в этом мире. - Что связывает тебя и Альбуса Дамблдора? - спрашивает твердо, не отпуская взгляд Гриндевальда ни на миг. - Он ведь не просто так игнорирует поступающие просьбы о дуэли с тобой. - Альбус Дамблдор всего лишь человек со своими мыслями и желаниями. Возможно, он опасается поражения, - пожимает плечами Геллерт. - Нас связывает всего лишь любовь к необычным способностям выдающихся магов. Персиваль не решается спрашивать больше. Он впервые, пожалуй, не верит ни единому слову Геллерта, даже не в состоянии определиться, что звучит более неправдоподобно - это его «всего лишь» или «любовь». Но… Пожалуй, ему плевать. Геллерт молчит всё это время, ожидая решения - поверит ли, а если нет - предпримет ли попытку вывернуть его душу, но добиться правды. Но когда этого не происходит, он мягко улыбается, тянется к его лицу. И Песиваль принимает поцелуй с его предельно лживых, клятвенно честных губ.***
Спустя пару часов Геллерт буквально вскакивает из кресла, роняя кружку чая и рассыпая бумаги, лежащие на коленях. - Криденс, - объясняет маг на недоуменный взгляд Персиваля. Грейвс знает, что это значит - мальчик нашел нужного ребенка, а значит, ему следует наведаться в приют. Но Гриндевальд взмахивает палочкой, буквально трансфигурируя на себе одежду и жестом пресекает все вопросы. - Я пойду сам. С обскуром всё может пойти не так гладко, как мы рассчитывали. Геллерт накладывает на себя защитные чары, выпивает несколько призванных из спальни зелий и в два шага оказывается рядом с его креслом. Он ободряюще сжимает плечо так и не поднявшегося Персиваля, а потом приподнимает его подбородок, заставляя посмотреть в глаза. - Ради общего блага. Помнишь? - тихо спрашивает он, скользя пальцами второй руки по щеке Персиваля. А спустя пару секунд маг отходит назад, принимает внешность самого Грейвса и аппарирует.***
Гриндевальд не возвращается ни в ту ночь, ни на следующее утро и, наверное, Грейвсу следует беспокоиться, но он этого не делает. Что может случиться с одним из самых сильных магов современности? Вой сигнальных чар застает мужчину за ежедневным разбором корреспонденции. Персиваль вздыхает, бросает взгляд на окно за которым виднеются вспышки заклинаний, и пытается высчитать, сколько времени у него есть до того, как авроры ворвутся в дом. Судя по всему - от десяти минут и до получаса в зависимости от того, будут ли они использовать артефакты. Взмахом палочки Персиваль призывает пузырек и, прикрыв глаза, вытягивает все мысли за последние несколько часов с того момента, когда Гриндевальд покинул дом. Непреложный обет невозможно обойти, но перестраховаться будет не лишним. После он щелчком пальцев вызывает домовика и коротко кивает на письма вместе с пузырьком, полным его мыслей. - Спрячь так, чтобы ни одна живая душа не нашла, пока мне они не понадобятся, - приказывает он, и эльф растворяется, а вместе с ним и бумаги, занимавшие до этого стол. Грейвс аппарирует в спальню, оглядывает её на предмет забытых незаконностей и тянется к картине, за которой находятся флаконы. Первый пузырек с ложными воспоминаниями. Мысли, которых никогда не было, клубятся за тонким стеклом, манят своей новизной, обещают защиту от подозрений. Ещё они обещают полную мешанину в голове из ложных и реальных воспоминаний, но Персиваля это не пугает. В его голове уже существует точная схема, которая поможет ему в будущем, когда кутерьма допросов уляжется. Грейвс выдыхает и, легко откупорив пузырек, подхватывает тонкую нить воспоминаний. Новые мысли путаются, цепляются одна за другую, перемешиваются в его голове и вытесняют истинные на второй план, будто их не было, будто ему всё только привиделось на границе между сном и реальностью. Этот эффект пройдет со временем, он знает, но первые недели две-три он почти не будет помнить о времени проведенном в компании Геллерта. С этого момента остаются только не подкрепленные воспоминаниями мысли и знание фактов, которое невозможно прочесть с помощью легилименции. А от Веритасерума он защищен Обетом. Затем Грейвс подходит к столу и выпивает заготовленные зелья. Истощающее - его руки становятся тоньше, на кистях выступают кости, он разом сбрасывает несколько фунтов; ослабляющее - сил становится меньше в разы и Персиваль жалеет, что не принял зелье уже в подвале; косметическое - проступившая щетина быстро растет, раздражает кожу, которую всегда гладковыбритому Грейвсу хочется расчесать буквально в кровь - так она мешает. Последним он принимает зелье лишающее магии, разведенное в пропорции один к пятидесяти. Постоянное течение магии внутри затихает, успокаивается и, кажется, пропадает окончательно. Грейвс чувствует себя совершенно пустым, будто из него выкачали саму суть. В этот момент он почти сочувствует не-магам. Почти. Прелесть этих зелий в том, что нет ни единой возможности вычислить, когда их приняли и это приходится весьма кстати. Персиваль уничтожает пустые пузырьки, снимает одежду, закидывая её в шкаф, и прячет свою временную палочку за ту же картину. На ней ничего серьезного нет - так, Люмос да пара бытовых чар - все заклинания, в которых его можно обвинить были созданы с помощью его личной палочки сейчас находящейся у Геллерта. Или уже не у него - резонно замечает Грейвс, спускаясь в подвал. Еще раз перечислив в голове все пункты созданного ранее плана и стараясь не вспоминать как именно план составлялся - на этом месте у него образовывается пустота вместо воспоминаний - Грейвс захлопывает тяжелую дверь в подвал, активируя множество разновидностей запирающих, защитных и поражающих чар. Мужчина оглядывает свою временную камеру, подходит к лежанке, надевает уже приготовленную заранее одежду. Она почти такая же, как та, которую он только что оставил в спальне, с тем лишь отличием, что выглядит так, будто он провел в ней не менее месяца. От этого становится неприятно. Персиваль ложится на импровизированную кровать и выдыхает - пить ослабляющее наверху было плохой идеей. Он закрывает глаза, и воспоминание о зельях почти сразу же оставляет, на смену ему приходит картинка зло усмехающегося Гриндевальда, захлопывающейся двери и сбитых в кровь костяшек. Грейвс резко выдыхает. Этого не было, Гриндевальд никогда не пытал его Круцио и не заливал лишающее магии зелье в глотку, удерживая заклинаниями. Но воспоминания утверждают именно это. В реальности Геллерт был интересен, спокоен и иногда даже чуток, Персиваль сам пошел за ним, сам согласился встать на его сторону и занять место в его постели. Он этого не помнит, но он это знает. Что, безусловно, важнее. С заклинаниями на двери подвала авроры возятся настолько долго, что Персиваль успевает немного задремать. Когда дверь вместе с куском стены влетает в подвал, открывая дорогу, Грейвс стонет - наполовину от невыносимо громкого звука, наполовину от осознания того, какие идиоты у него в подчинении. Никто же не гарантировал, что лежак находится сбоку и заключенного попросту не раздавит, но это их не остановило. Возле него моментально оказывается Тина, она лопочет что-то похожее на извинения, уверяет, что Гриндевальд уже заключен в тюрьму, говорит о смерти Криденса и том, как все они ошибались. Грейвсу хочется тишины. Хотя бы немного. Он её, конечно, не получает - вокруг все мечутся, суетятся, колдуют. Кто-то накладывает на него диагностические чары, и мужчина зажмуривает глаза от вспыхнувших красным показателей. Судя по всему, его организм находится на грани истощения. По словам Тины, они сейчас же доставят его в больницу Святого Френсиса и он очень скоро поправится, и всё будет как раньше, и он, конечно, вернется к работе, и ущерб будет компенсирован. Конечно. Разумеется. Безусловно. Сначала его вылечат, поставят на ноги как можно быстрее. Ведь не дело, чтобы герой войны находился в таком состоянии из-за недосмотра его окружения. Потом ему предстоит череда скучных допросов. «Нет, я не сочувствую Гриндевальду». «Нет, я никогда не состоял в связи с Геллертом Гриндевальдом». «Нет, я никоим образом не оказывал содействие Гриндевальду». А затем... затем он вытащит своего неудачливого любовника из тюрьмы. Побег - не самое лучшее средство, но другого для темного мага не предвидится. Организация побега это, конечно, незаконно. Но Главный аврор, Глава отдела магического правопорядка, Персиваль Грейвс, как никто другой знает, когда следует преступить закон.