Last Christmas I gave you my heart, But the very next day you gave it away.
Зимой все человечество сходит с ума. Такая, знаете, безудержная радость на генетическом уровне. Толпа просто обезумела: все куда-то спешат, кричат, толкаются, сбивают с пути друг друга. Ти Джей чувствует себя некомфортно, становясь камнем на берегу, что вот-вот снесёт цунами. Его выводят из спокойствия громкие голоса незнакомых людей, откровенно пугает праздничная музыка, известная, наверное, каждому. Он бегло осматривает лица случайных прохожих: чаще всего радостные и воодушевленные. Неудивительно — мирные жители в предвкушении праздника бросаются от прилавка к прилавку, чтобы сделать покупки и встретить Рождество в окружении близких людей. Хэммонду некуда спешить. Рождественскую ночь он проведет в одиночестве — любая компания ему ненавистна. Он предусмотрительно отключил мобильный, предусмотрительно одолжил у знакомого ключи от квартиры. Предусмотрительно растворился среди многочисленных переулков, заледеневших витрин и выхлопных газов Нью-Йорка. Плевать на рекомендации врачей беречь себя, этот день будет идентичен предыдущему: кокаиновые дорожки, ломаной линией растянувшейся на столе, крепкий алкоголь, обжигающий горло, и мысли, блядские мысли о Шоне Ривзе — человеке, который однажды появился в его жизни для того, чтобы разрушить все окончательно: замки из песка, надежду на исцеление. Разрушить, а потом вернуться — вальяжно, небрежно, бесцеремонно вторгаясь в жизнь Томаса так же, как год назад. Просто нашел его в то время, когда другие не пытались. Просто ворвался в одинокую, обедневшую квартиру с маленькими окнами и дешевыми обоями. Просто с силой притянул себе, касаясь обветренными от холода губами губ Хэммонда. От Шона пахнет зимним морозом — он почти полностью вытеснил дорогой парфюм. Он совершенно такой же, каким его запомнил Ти Джей: нетерпеливый, жадный до прикосновений, осторожный и излучающий тепло даже в минусовую температуру. Эту встречу он представлял совсем иначе — а если быть точнее, не представлял вовсе. Слишком боялся того, что не выдержит напора, поддастся чувствам, снова погрязнет в этом омуте, в конечном итоге снова неизбежно возвращаясь к наркотикам, увеличивая дозу в космической прогрессии. И вопреки всему, сейчас он не испытывает должного отвращения к происходящему, забывает слова, тщательно отрепетированные, доверчиво прижимаясь к чужой груди. Чувствуя, как неукротимо бешено бьется под пальто сердце Ривза, Ти Джей понимает, что пропал. Снова. Еще свежи в памяти боль и обида. Горечь и слепая ярость, ненависть к себе. Он знает, каково забываться в сомнительных компаниях, просыпаться в чужой постели. Отворачиваться от экрана телевизора, мельком увидев знакомое до боли лицо. Отворачиваться, сдерживая подступающие рыдания, впиваясь зубами в запястья, одурев от нахлынувших воспоминаний. Томас любил — любил искренне, горячо и отчаянно. Возводил на пьедестал, падал ниц, преклонял колени, отдаваясь, кусая губы. Любил так, как Бог возлюбил Христа. Ответом был точный, будто отработанный заранее, удар в спину. Ножевое ранение в виде желчных фраз, наигранного равнодушия и громкого хлопка дверью. Но все это казалось несуществующим, придуманным, откровенно фальшивым — ведь сейчас он снова целовал того, кого любит в полумраке небольшой комнаты. Целовал, путаясь в медовых волосах, сжимая руку, на которой больше не красовалось обручальное кольцо. Ти Джей впервые открыл для себя, сколькими способами можно сказать «прости». Невообразимо приятно думать о том, что вы все же были созданы друг для друга. И твое вернулось к тебе.A face on a lover, With a fire in his heart. A man undercover, But you tore me apart.
И почему-то сейчас он верит в то, что Шон искренен. Ти Джей не говорит ни слова в упрек и даже позволяет непрошенному гостю остаться на ночь. Хэммонд просыпается с первыми лучами солнца, которые играючи опускаются на лицо. Он сонно отмахивается и переводит взгляд на мирно спящего рядом мужчину: рука Ривза покоится на его талии, он выглядит безмятежным, как ребенок.Once bitten and twice shy. I keep my distance, But you still catch my eye. Tell me, baby, Do you recognize me?