Газетные вырезки.

      Джон нервно скребёт обивку кресла, с виду напомнившего те, которые чаще всего появлялись в рекламе. Счастливые люди, красивый интерьер комнаты и квартиры в целом, большая, весёлая семья, которая расположилась на большом, цвета песка, диване, а рядом стоит такого же цвета кресло. Именно это приходит на ум, когда заходишь в этот кабинет. Он принадлежит одному из врачей. Точнее психиатру, к которому Джон ходит пару раз на неделе. Так сказать, когда есть время. Приходит и пытается рассказать обо всём, о чём только может. Очень часто, по несколько минут, он тупо смотрит на ужасную картину над рабочим столом психиатра. Имени её Джон так и не запомнил... то ли Грейс, то ли Джейн…       — Мистер Ватсон, — тихий голос врача заставляет Джона вздрогнуть и посмотреть на него. — Вы снова начали молчать.       Несколько секунд он сидел и пытался понять о чём она. Его руки мелко тряслись, о чём он догадался только сейчас. Скрестив руки на груди, он сел прямо и начал медленно кивать.       — Мы возвращаемся к началу, — голос психиатра звучал будто издалека, — Вам нужно больше контактировать со мной. Если мы и дальше будем допускать такие… — на секунду она остановилась подбирая слова, — паузы, то не думаю, что вы сможете окончательно оправиться от своей потери.       На этом слове она пронзительно посмотрела на Джона. Во взгляде читалось сожаление такой силы, будто не он, а она потеряла своего лучшего друга. Во всяком случае так он сказал своему психиатру. Впрочем, Джон лишь глубже вздохнул и сказал:       — Да, согласен, — он сказал это так тихо, что женщине пришлось немного податься вперёд, чтобы расслышать последнее слово. Голос Джона был слабым и тихим уже давно. Этот голос был неузнаваем. От прежнего не осталось ничего. Он стал не только тише, но и более безразличным.       Вскоре, спустя час, Джон вышел из кабинета психиатра и направился домой. Его походка стала настолько медленнее, что в зеркале на выходе он смог увидеть себя в отражении. Джон стал значительно худее, скулы острее, под глазами виднелись отчетливые синяки. Открывая дверь на улицу, он попытался пригладить растрёпанные, значительно отросшие волосы, в которых появилась явная седая прядь, идущая от виска.       После врача он долго слонялся по городу. Джон заходил в самые разные бары, в надежде чего-нибудь выпить, потому после каждого визита к психиатру ему это было необходимо. Каждый раз вспоминать различные моменты, и весёлые, и нет, из их с Шерлоком совместной жизни, рассказывать о его смерти и прочее не только ужасно выводило Джона из себя, но и заставляло снова впасть в депрессию, из которой он так старательно выходил. Да, посещение психиатра на протяжении пары месяцев должно было улучшить его психическое состояние, но как-то, по словам Джона, не заладилось.       В каждом баре Джону что-то, да не нравилось. То музыка слишком радостная, то слишком громкая. Где-то ему не нравился уж больно яркий интерьер, а где-то вообще он был слишком старомодный. Очень часто ему хотелось побыть в каком-то безлюдном баре с хорошей, но не дорогой, выпивкой, где можно было просто расслабиться и ни о чём не думать. К сожалению Джона, таких баров было в Лондоне не навалом, как многие думают. Везде туда-сюда, снуют надоедливые туристы, высокие мужчины в красивых пальто. Последнее у Джона вызывало ужасное чувство невозвратимой ностальгии, вперемешку со злобой. Джон так и не понял — со злобой к себе, или к этому идиоту, из-за которого его жизнь теперь мрачнее некуда. Встречая вот таких вот мужчин по дороге домой, он невольно поворачивался вслед, в надежде увидеть тот длинный шарф цвета кобальта, поднятый воротник длинного тёмного пальто и каштановые кудри, которые торчат во все стороны. Но каждый раз, в течении нескольких безумно долгих месяцев, его надежда на это слабела и слабела.       Наконец, добравшись до своей квартиры в три часа ночи, Джон обводит её презрительным взглядом. С улицы через окна проникал желтоватый цвет, который падал на стеклянные бутылки, лежащие на полу. Затем его взгляд упал на кровать в углу от окна, которая была не заправлена. На ней валялись горы старых газет, журналов и обёрток от какой-то еды. В квартире был затхлый воздух. Джон давно не проветривал её. Пахло алкоголем и старой бумагой.       Джон скинул с плеч старую потёртую куртку, снял ботинки и, пиная перед собой какой-то мусор, пошёл прямиком к кровати. Дойдя до неё, он с шумом сел. Скрипнули пружины. Посидев так пару секунд, давая ногам отдохнуть от долгой прогулки, Джон потянулся к верхнему ящику прикроватной тумбочки. Оттуда он достал широкий пояс и тонкий шприц с бледной жидкостью внутри. Затянув пояс на руке покрепче, он сжал кулак и, увидев проступившую на локтевом сгибе вену, ввёл в неё тонкую иглу, наблюдая как медленно вводится бледная жидкость. К таким средствам Джон приходил редко, но результаты на лицо — на обеих руках видны множественные уколы, кое-где они были синеватыми, вены были видно так, словно они не под, а над кожей. Ко всем проблемам добавилась бессонница, из-за которой Джон был готов неистово выть по ночам. Хотелось спать, тело было изнемождённым, но мозг отказывался отключиться хотя бы на пять часов. Он отказывался выключить поток мыслей, воспоминаний… Почему они обостряются именно ночью, когда Джон так нуждается в покое. Очень часто этот покой у него отнимает вездесущий Шерлок, собственно, он и есть одна большая причина всего этого.       Через минуту Джон убрал ремень обратно в верхний ящик тумбочки, отбросил шприц куда-то, пообещав себе его убрать с утра. Откинувшись на мягкий матрац, он поправил подушку под головой и закрыл глаза, с тщетной попыткой нормально поспать. Перед глазами носились тысячи разных фрагментов из его недавней жизни. Нормальной жизни. Где-то он видел себя, идущего по какой-то красивой улице. Затем всё резко менялось, и он оказывался в тёмной, совершенно ему незнакомой улице, и его одолевал страх. Всё быстро менялось. От весёлого к грустному. Тут ему в глаза бросился знакомый мужчина, выходящей будто из далёкой тени. Он что-то говорил, но что — непонятно. Внезапно, лишь на секунду, перед ним скользнул фрагмент двухлетней давности: вот он стоит лицом к Шерлоку, тот выглядел очень расслабленно, смотря на него немного снизу вверх. Тут на губах Шерлока проскальзывает едва уловимая улыбка, и он подходит чуть ближе, но этого хватает, чтобы даже через воспоминание Джон смог почувствовать его тепло, а затем Шерлок резко наклоняется к нему. В последний миг Джону удаётся увидеть незаметный румянец на щеках Шерлока и всё будто бы падает во тьму.       Джон резко распахивает глаза, поднимается с постели и часто-часто дышит. Внутри всё будто сжалось в один узел и упало сквозь кровать на пол. К горлу подкатил комок. Джону никогда не забыть этот фрагмент, как ни старайся. До сих пор он чувствовал всем телом то тепло, которое отходило от Шерлока, и его такие же тёплые, мягкие губы на своих губах. Да, он точно помнил что это было. Это был их с Шерлоком поцелуй.       На следующий день Джон направился прямиком на Бейкер-стрит. Он удивлялся сам себе. С прошлого года он ни разу не ходил туда. При малейшем упоминании об этой улице, у него внутри всё переворачивалось. Но почему-то сегодня ему понадобилось пойти туда, и не просто пройтись, а заглянуть в его прошлое обиталище.       По дороге туда ему нужно было сходить на собрание по типу «анонимных алкоголиков», только это называлось «анонимные наркоманы». Ходил он туда исправно каждый день, но толку не прибавлялось ни на йоту. Собственно, если взглянуть на каждого из группы «анонимных наркоманов», вряд ли скажешь, что они оправились и теперь с чистой душой могут пропагандировать жизнь без наркотиков. Такие же серые землистые лица с острыми скулами. Такие же изнурённые взгляды. Ничего нового.       После этого собрания Джон ретируется в ближайшее кафе, где берёт достаточно дешёвый кофе и уходит в самый дальний угол, где стоит одинокий столик.       Затем неспешно садится на автобус и там доезжает до Бейкер-стрит. Всю дорогу Джон нервно оглядывает проезжающие мимо улицы и до крови кусает губы. Его не было там около года, многое могло измениться. И его, в некоторой степени, именно это и пугало.       Когда Джон сошёл с автобуса, ему пришлось пройти пару метров до заветной цели и вот он уже у порога дома с номером 221-В. Нервы то полыхают огнём, то становятся ледяными. Ещё пару минут он колеблется: возможно это глупая идея? Зачем лишний раз придаваться колким воспоминаниям? Но Джон решительно берётся за ручку входной двери и открывает её. К его удивлению, дверь была не заперта. Он входит внутрь коридора. Его окутывает тишина, лишь редко нарушаемая чьими-то шагами, разговором и шипением. Из комнаты миссис Хадсон внизу шёл приятный запах чего-то жареного. Сердце гулко забилось, когда Джон подошёл к её двери и тихо постучал. На секунду воцарилось молчание. Затем миссис Хадсон сказала кому-то: «перезвоню», положила телефон и медленно пошла к двери. Открыв её, она громко ахнула, а затем закрыла рот ладонями. Казалось, в её глазах можно было прямо прочитать испуг, радость, удивление и некое чувство обомления. Постояв так секунду, она медленно убрала руки от лица и прошептала:       — Джон?       На лице у Джона появилась светлая, не наигранная улыбка, словно он просиял.       — Да, миссис Хадсон.       — Не верю своим глазам… Батюшки, вы так изменились. Сколько же месяцев прошло. Я так ждала, так ждала…       И тут она подошла к нему и крепко-крепко обняла его, будто встретила с войны. Из глаз её брызнули слёзы. Послышались тихие всхлипы. Джон обнял её в ответ и впервые за много месяцев почувствовал себя счастливым. Волна тепла его окунула с ног до головы, в теле разлилось тепло и словно сердце вновь начало биться.       — Вы не представляете, как я рада видеть вас. Столько раз я представляла как вы сюда войдёте, столько раз… И вот вы тут, — сказала миссис Хадсон, отстранившись от Джона.       — Я тоже, — искренне ответил Джон, и взгляд его метнулся на лестницу, ведущую наверх, — могу я…       Он жестом указал на лестницу, и женщина, поняв всё с полу-слова, быстро закивала.       Джон начал подниматься наверх, чувствуя как ноги немеют с каждой секундой. Руки холодели, как на морозе. Половица всё также скрипела где-то на верхней ступеньке. Лучи всё также плавно прокладывали путь к комнате. Дойдя до верха, он с неким благоговением ступил на порог их с Шерлоком бывшей квартиры. Его охватило такое же чувство как ночью: все органы сжались в комок и упали на первый этаж сквозь пол. Ноги в конец онемели и колени подогнулись. Уняв дрожь в руках, Джон принялся мерить комнату шагами. Он обошёл их стол, заваленный кучей бумаг и книг у стены. Сразу же представились образы из прошлого — Шерлок сидит на правой части стола, потягивая кружку с чаем, а вот он сидит за левой частью и читает свежую газету, иногда прерываясь, чтобы глотнуть горячего чаю. Обойдя стол, Джон направился к дальнему окну. Именно здесь Шерлок чаще всего играл свои заунывные песни, медленно раскачиваясь в такт, от чего полы его шелкового халата переливались разными цветами. Отойдя от окна, Джон вперил взгляд на камин, но тут его отвлекла миссис Хадсон, начав говорить тихо, будто не хочет отнимать Джона от сладких воспоминаний.       — Тут приходило какое-то письмо, адресованное вам. Недавно пришло, видимо кто-то не знал, что вы переехали. Так что… вот, — она медленно подошла к Джону и отдала конверт ему в руки. Улыбнувшись и бормоча себе что-то под нос, она ушла. Стали слышны скрип половиц и стук её каблуков.       Джон посмотрел на конверт. Обратного адреса не было, был лишь «Англия. Лондон. Бейкер-стрит. 221-В. Джон Хэмиш Ватсон». Джон так и не понял от кого оно. Кто бы мог знать его полное имя? Повертев конверт ещё пару раз в руках, он решил его наконец вскрыть. Подцепив краешек бумаги, он начал его потихоньку отрывать. Затем, из полностью открытого конверта, показались разные мелкие бумажки, в том числе и фотографии.       Джон подошёл к столу и высыпал содержимое конверта. Взяв первое попавшееся, он увидел вырезку из газеты прошлогодней давности, где они вместе покидают чей-то дом. На ней никаких надписей. Затем взял другую вырезку, там снова они, только теперь вместе с каким-то мужчиной, который судя по всему им что-то говорил. Таких вырезок было полно, наверное около десяти. Где-то был и просто Шерлок, где-то один Джон, но ни на одной из них не было надписи. Наконец, Джон, отчаянно думая, что это всё, потряс конвертом и оттуда выпала бумажка с приклеенными к ней буквами. Они, что не удивительно, были так же вырезаны из газет. Из букв было составлено лишь два слова: «Я рядом». Отправитель явно хотел скрыть свой почерк, что у него получилось. Ещё несколько секунд Джон смотрел в письмо, только потом поняв, что даже не читает его. В голове были десятки разных вариантов, кто бы это мог отправить. Но всё было бессмысленно. Все, кого Джон знал, вряд ли бы стали отправлять ему такое, да и это бессмысленно. Потом до Джона начало кое-что доходить, от чего у него на миг спёрло дыхание. А не мог ли это послать сам Шерлок? — подумал Джон. Конечно, он понимал, что Шерлок мертв, но отделаться от этой мысли он не мог. Джон понимал, что это глупо, нелогично и бредово, но что-то внутри заставляло его верить в то, что возможно Шерлок жив и сейчас сидит где-то, гадая, дошло ли письмо. От таких мыслей его голова закружилась, сердце словно стало больше раза в четыре и грозило сломать грудную клетку. Джон упал на кресло и ещё раз посмотрел на бумажку. Его мозг отказывался воспринимать это всерьёз.       Спустя полчаса Джон уловил себя на том, что бесцельно смотрит в окно. В руке лежала записка. Пожелав поскорее убрать её куда-нибудь, он встал, подошёл к столу и сунул её и остальные вырезки в конверт. Затем положил его во внутренний карман куртки и пошёл на выход из комнаты. На пороге он остановился. Развернувшись и оглядев комнату в последний раз, Джон начал спускаться с лестницы.       Попрощавшись с миссис Хадсон и пообещав ей прийти ещё, Джон покинул дом под номером 221-В.