Кот

       Я кот. Тем и интересен. Машу своим пушистым хвостом, сверкаю из-за угла зелёным глазом и совсем-совсем вами не интересуюсь. Совершенно. Вы же верите? Ведь правда? Правда? Ну и правильно, нечего ко мне руки тянуть, запачкаете. Ну да, на улице живу. Но чужих грязных рук всё равно не терплю. Да, близко подошёл, да, рядом сел, да, ухмыльнулся, презрительно поглядывая, но разве ж это уничижение собственной персоны просьбой погладить? Не-а. Это я заигрываю так. От скуки. У вас своя жизнь, у меня своя. Нет, покормить, конечно, можете. Но не более. Знаю я таких: сегодня за ушком почешут, а завтра пнут ногой под зад, а ещё и гадким словом назовут. Зря. Я не гадкий. Я просто кот. Усы-лапы-хвост. И без документов, ага. Видал я тех, красивых, что с паспортами. На этой нашей улице и недели не протянут. Особенно ежели снежок. Запорошит он тогда всё тонким колким покрывальцем, аж подушечки на лапах зябнут, и всю охоту медным тазом накроет. Приходится разбойничать.        Вон там тётка сосиски в пакете тащит. Пыхтит, болезная, сумки, видать, тяжёлые. А я-то чего? Дай кошачий бог, не дураком родился. Хвать целлофановую безделку — и бежать. Тётка поорет, но следом не кинется. Потому что тогда и другие покупочки растерять можно. А так плюнет мне вслед и дальше потащится. Эх, если б она ещё сосиски эти без обёртки носила… Потому что их потом, пардон, утилизировать трудно, пищеварение моё не всегда справляется… Вообще б ей цены не было.        …А ещё, бывает, мужики за окно сало вывешивают… Вот тут-то мне есть, где разгуляться. Шастаю по карнизу, акробатику показываю, свешиваюсь вниз головой и самозабвенно тырю. Повезёт — весь шмат мой, не повезёт — в башку чем-нибудь прилетит. Но я привычный, так, раза с пятого попадают…        А ещё Барбос, сволочь, мне локатор порвал. Теперь я вислоухий. С одной стороны. С другой же — совершенный страйт. Откуда слов таких набрался? Да как раз от той брошенки, что два дня кичилась британскими родственниками в сороковом поколении, а потом кашлять начала и померла под теплотрассой. Ну, там её крысы и доели. Жаль девку, красивая была. Только вот такие добрые, как вы, сначала её домой взяли, а потом во дворе кинули. Мы с ребятами её россказни слушали (она-то, дурочка, думала, потеряли её, а не бросили), да потом всю суть-то и раскрыли. Не забуду никогда, что за тоска тогда в её глазах прорезалась… Боль такая, что и описать нельзя. Меня и сейчас озноб берёт, как вспомню. Но ваш род человеческий я уже давно оценил. А меня оценивать не надо. Я и сам справлюсь.        «Рыжик, Рыжик, иди сюда!» — слышу я. Уважаемая, вы чего, слепенькая совсем? Аль дальтоник? Не? Я ж не рыжий, а серый… Конкретно такой серый, от макушки до хвоста. В чёрную полоску. Где погуще, а где и пожиже. А то, что трубу отирал, так то ржавчина, а не радикально рыжий цвет. У нас так модно. Чтоб природный окрас разнообразить. И следы замести. Тётка будет за украденную сосиску грязно-рыжего винить, а я серый… Эй, девица, рыдаешь-то ты чего? Ну ладно, подойду. «Кисочка, миленькая… Никого у меня нет…» И рукой тянется. Ну хорошо, гладь. Руки-то чего трясутся? Ухо мне только не оторви окончательно! Бормочет что-то, плачет. Сижу, слушаю, ничего понять не могу. Думаешь, тебе одно плохо? Прям одной-одной? Свет клином сошёлся? А вокруг посмотреть не пробовала? Глупая ты. И скучная. Пошёл я. Нечего тут делать. Чужого горя мне не надо. У меня своё есть, который год его мыкаю. И не жалуюсь.        Мне-то что? Я кот. Со своими проблемами разбирайтесь сами.