Статус

— Уехать на океан, когда родится малыш? — переспросил Ханц. Такая идея никогда не пришла бы ему в голову. — Я раньше там не был. Да я вообще нигде почти не был, — засмеялся он. — Старался не уезжать далеко, ты же понимаешь. — Понимаю, — Эрик подтащил его поближе. — Боялся, что напьешься и потеряешь контроль? — Дурак, — Ханц стукнул его притворно, теперь можно было сколько угодно так делать. От омег альфы терпели все и даже радовались, а был бы он бетой, то непременно получил бы тычок в обратку. Впрочем, беты альф и не задевали никогда. — Я вообще не пил почти, ну, до того случая в Копенхавене. Кстати, меня отправляют в командировку в столицу. — Не имеют права, в твоем-то положении. — Да я не против, — на самом деле Ханцу очень хотелось поехать. — А ты сможешь вырваться на пару дней? — Не знаю, — пожал плечами Эрик, сразу он никогда не соглашался. — Меня специально шеф попросил с отчетом съездить, очаровать тамошнее начальство, — Ханц уселся верхом на Эрика и отпихнул ногой одеяло. В последнее время они почти все вечера проводили в кровати, трахались и жрали. Почти как их далекие дикие предки. — Ладно-ладно, я пошутил. — Завтра узнаю насчет отгулов, — Эрик ущипнул его за задницу. — Устроим медовую неделю. — Как в первый раз, — мечтательно сказал Ханц, — хорошо, что я тогда именно тебя выбрал. — А были еще варианты? — Нет-нет, что ты... Никого не было, Эрик, — Ханц вдруг вспомнил старших племянников. Вот из-за таких, как они, омег все считают шлюшками, у которых только хуй на уме. — Я тебя полюбил, просто не понял сразу, — сказал он и отвел глаза. — А то не дал бы. Ему и правда никто не нужен был кроме Эрика. А после того, как Эрик согласился уйти в родительский отпуск, Ханц даже решил попробовать не ссориться с ним из-за мелочей, они ведь по-прежнему часто ругались. А все из-за Эрикова альфьего упрямства. Но перед самой поездкой они вновь поссорились, Ханца внезапно посетила идея домашних родов. — Ты совсем уже, — возмутился Эрик, — совсем головой не думаешь. Ханц пытался ему объяснить: — Это новый метод, все прогрессивные омеги только так и рожают. — Ага, головой в бетон, — буркнул Эрик. Ханц обиделся. Поздно ночью они помирились, конечно, и отправились в круглосуточный магазин за сладостями. И там Эрик неожиданно притиснул его к стене между стеллажами и запустил руку в штаны. — Увидят же, вдруг кто-то мимо пройдет, — зашипел Ханц, откинув голову. Лицо его горело. Если кто-то заглянет сюда, сразу догадается, что Эрик с ним делает. Тот медленно водил рукой по тяжелеющему члену Ханца, придвинувшись почти вплотную. — Сейчас ночь, посетителей почти нет, — Эрик куснул его за ухо. — А ты специально в камеры пялишься? — Камеры? Скотина, — простонал Ханц, толкнувшись ему в руку, и чуть не заскулил, когда Эрик принялся ласкать дырочку на конце. — Быстрее давай уже, пока нас не выгнали... Боже... Раньше я ничего такого... — Успокойся, камеры только рядом с кассами, никто не увидит, как ты кончаешь. Это ведь интереснее, чем сладости тырить. — Откуда ты... — удивился Ханц и кончил, Эрик едва успел салфетку подставить. — Так откуда ты про конфеты знаешь, — спросил Ханц в машине уже, держа на коленях огромную коробку сладостей. — Лукас рассказал. — А про их с Каином знакомство он не рассказывал? И где он работал, особенно. Лукас на дерматолога учился, представляешь! Ну и профессия для омеги. — От пациентов отбоя бы не было, — заржал Эрик. Ханц засмеялся вместе с ним: — Каин и Марко гостили у родителей тогда, ну, выпили за встречу. Случайно нашли в саду огромный муравейник и сели на него голыми жопами — на спор, кто дольше просидит. Каин выиграл, а потом отец их в больницу отвез. Там Каин с Лукасом и познакомился, тот на практических занятиях был. — А муравьи черные или рыжие были, — ржал Эрик чуть не до слез. — Не ожидал от твоих родичей. — Не говори, что я тебе рассказал. — Не скажу, не волнуйся. *** На вокзале оказалось полно полицейских. У них с Эриком дважды проверили документы, билеты и командировочное удостоверение Ханца. Еще и прикопались, почему у них разные фамилии, если они состоят в браке. — Это наше личное дело с супругом, — разозлился Ханц и спрятался за Эрика, не в состоянии выдержать взгляд полицейского-альфы. Черт, это все гормоны. — Проходите, — кивнул им тот, возвращая паспорта. — Не знаешь, в чем дело, Эрик? — Ханц все никак не мог устроиться в кресле. Надо сказать Эрику, чтобы перестал так сильно кусать его за задницу. — Столько полиции. — В Копенхавене взрыв был, я в новостях утром видел, пока ты в ванной плескался, — Эрик успокаивающе погладил его по руке. — Не хотел тебя волновать. А Ханц вдруг вспомнил пламенные речи Нейси о том, что необходимо привлечь внимание к своей проблеме, а для этого нужны радикальные меры. Они даже обсуждали это на своих четверговых собраниях, но Ханц почему-то никогда не воспринимал эти разговоры всерьез. — Памятник Невинно Убиенным взорвали? — переспросил он, наблюдая, как Эрик меняется в лице, и поспешно добавил: — Я и мои друзья тут ни при чем. — Смотри мне, — Эрик в шутку схватил его за шею. — Ты о ребенке должен думать, это сейчас самое главное. — Да-да, конечно... Ханц вышел в тамбур, позвонить Нейси. Тот был первым и единственным его другом, как Эрик — первым и единственным альфой, и Ханц испугался, вдруг Нейси как-то связан с этим взрывом. Ведь в таком случае его и остальных товарищей сразу найдут и арестуют, на что они вообще надеются. Ханц снова и снова набирал его номер, слушал про "вне зоны доступа" и волновался все больше. Если окажется, что Нейси в тюрьме, придется звонить Каину. Ханц поморщился. Брат вряд ли станет помогать свободной омеге, даже разговаривать не будет на эту тему. А в Копенхавене полицейские стояли чуть не на каждом углу, Ханцу с Эриком даже пришлось ждать вместе со всеми на вокзале, когда закончится проверка багажа и документов. "Безобразие", — негромко возмущались в толпе. "При взрыве были жертвы, полиция просто делает свою работу", — отозвался молодой омежка, стоящий рядом с ними. — Как закончишь дела в Департаменте, сразу позвони мне, — сказал Эрик, когда они сели в такси. — Обещай, что позвонишь. — Хорошо, — рассеянно кивнул Ханц, он все не мог перестать думать о "Свободных омегах". Если бы они предложили ему совершить что-то такое, согласился бы он или наоборот донес? Говорят, из-за взрыва пострадали невиновные, рядом с памятником часто гуляли омежки с малышами. В столичном Департаменте только и говорили о взрыве. После отчета начальству (все прошло на удивление гладко) Ханц спустился в столовую и как раз собирался позвонить Эрику, когда его позвали за столик коллеги. Он присоединился с удовольствием и рассказал, как полицейские держали их на вокзале, а ведь не имели права, между прочим. — Это только начало, — господин Теххе из отдела внутренних проверок покровительственно хлопнул Ханца по плечу. — Вот увидите, они еще покажут себя. — Кто покажет, — спросил один из бет, кажется, чей-то второй зам. — Свободные омеги, конечно. Надо переловить их и посадить в совместные тюрьмы, вместе с альфами. — Да, они же хотят равные права, — засмеялся Теххе, а за ним и все остальные. — А то привыкли к безнаказанности. — В тюрьме их отдерут хорошенько, сразу ума прибавится, — добавил кто-то. Ханц вспомнил Эриковы фильмы и криво улыбнулся: — Меньше порнухи надо смотреть. — Простите, господин Эсхольц, — примирительно сказал Теххе, — мы же шутим. Этих террористов надо вешать, жаль, что у нас отменили смертную казнь для омег. Ханц еле вырвался от них, сославшись на самочувствие. Все эти случайные прикосновения и пошлые шутки ужасно бесили, он просто начинал ненавидеть всех альф, кроме Эрика, конечно, но ведь его Эрик не такой. Ханц уже собирался вызвать такси, но вместо этого еще раз набрал номер Нейси. И тот неожиданно ответил: — Привет, Ханц, ты чего с самого утра названиваешь. — Волновался за тебя, — ответил Ханц. — Ты не в Копенхавене случайно? Нейси замялся: — Случайно, да. — Я тоже, может, увидимся? — Хорошо, — хмыкнул Нейси. — Приходи на площадь перед зданием Комитета часика в три, я буду там. Поддержишь "Свободных омег". *** Они остановились на этот раз в небольшой гостинице в историческом центре Копенхавена — очень мило и романтично, как раз для запланированной медовой недели. Эрик закинул чемоданы и покосился на большую, в имперском стиле, кровать. Жалко, Ханц сразу уехал в Департамент, а то можно было б пометить траходромчик. Эрик переоделся, воображая себе голого Ханца с задранными ногами, и отправился в Университет. Надо было встретиться с научруком и поговорить с преподавателями об экзаменах. В городе было спокойно, словно и не произошло ничего. Эрик даже решил подъехать к Памятнику и поглазеть, что там и как, пока до встречи время есть. Но ничего увидеть не удалось, площадь была оцеплена полицией. Он потолкался в толпе, пообщался с народом и с чувством выполненного долга свалил. Полиция все держала под контролем, и Ханц не сможет вляпаться в неприятности со своими дружками. Как бы ему вообще запретить с ними общаться. А позже его закрутило в невнятной беготне и встречах со старыми универскими знакомыми, даже один экзамен ненароком удалось сдать. Он и оглянуться не успел, как прошло полдня. А Ханц так и не позвонил, и это почему-то внушало смутную тревогу. — Вы спешите? — спросил его научный руководитель с усмешкой, заметив, как он в задумчивости разглядывает комм. — О, нет, доктор Ференц, — улыбнулся Эрик, — просто за мужа беспокоюсь, он сейчас в городе, а там сами знаете что. — Да... почему-то мне казалось, что вы из тех, кто никогда не обзаведется семьей, Эрик. Ференц был старый ехидный бета с тонким лицом и усталыми глазами, и он был любимым преподавателем Эрика еще в студенческое время. — Как видите, не такой уж я и никчемный, — обиделся Эрик. — Разве я сказал — никчемный? — поднял брови Ференц. — Я имел в виду свободу. Свободу от социальных паттернов и собственной физиологии. — Философия для бет, — сказал Эрик, подумав. — И лишних людей, — рассмеялся Ференц. — Не так ли? — Вы все сами понимаете, — заметил Эрик и поднял руку, подзывая официанта. — Альфам и омегам не надо искать смысл жизни, он всегда с нами. Они уже закончили обсуждать его диплом и теперь просто сидели в университетском клубе, пили кофе с коньяком и трепались на философские темы. — Смысл жизни в бездумном размножении, не слишком ли унизительно для человека? Значит, когда ученые наконец построят инкубаторы, ваша жизнь потеряет смысл? Эрик некоторое время молчал, наблюдая за бесшумными движениями официанта, а потом поднял кружку вверх: — Туше, доктор Ференц, я вам не соперник. Но пока этот мир наш. — Ваш? — засмеялся Ференц. — Вы имеете в виду этого фашиста... — Да-да, я имею в виду старину Кирдегара. "Этот мир создан альфами и для альф, и нет в нем иного смысла, чем служить альфам". Ференц покачал головой, разглядывая содержимое своей кружки. Коньяка там было больше, чем кофе. — Служить альфам Йотанхамона, наверняка этот старый фашист говорил именно об этом, дорогой Эрик. — Этот пиздюк много чего говорил, — фыркнул Эрик. — Простите. Забудем про Йотанхамон и Кирдегара, это была неудачная шутка. — Знаете, с годами мне все больше кажется, что он был прав. Все наше общество существует для вашего удобства. Трудолюбие и исполнительность бет, распущенность омег — служат лишь потребностям альф, — он кивнул на бубнящий в углу визор: — вон, омеги тоже против. — Подождите, профессор, — засмеялся Эрик, — для этой мысли в моей голове еще слишком мало коньяка. — Вы намекаете, что я пьян? Это не так, мой разум трезв, как никогда. Вот вы, например, знаете, что от повышения уровня рождаемости, о котором так печется наше правительство, количество омег и альф не увеличивается? — Это заговор, — сказал Эрик страшным голосом и плеснул себе еще коньяка. — Они все врут. И следят, главное следят! — Да! — Ференц поднял палец. — Вот вы мне сейчас не верите, а ведь это правда. Альф и омег становится меньше процентно, но не количественно! Они. Они просто хотят наплодить как можно больше бет. Дешевая рабсила. — И послушная, — сказал Эрик со значением. Что его всегда восхищало в любимом профессоре, так это накал упоротости и благородного безумия, сияющего в каждой из его внезапных идей. — Послушная, вот именно, вы меня понимаете как никто другой, Эрик. — А еще... — тут взгляд Эрика упал на визор, и он потерял мысль. Там показывали какую-то демонстрацию, кажется, у главного управления Комитета Демографической Безопасности. И в толпе он увидел Ханца. Даже не в толпе. Какие-то психованные омежки вопили что-то в микрофон, а Ханц стоял рядом с ними и оглядывался с видом слегка растерянным и очень возбужденным. "Блядь", — подумал Эрик и, пробормотав извинения, выскочил из клуба. Площадь Свободы была вся забита — то ли митингующими, то ли зеваками. Эрика даже пару раз толкнули, пока он пробирался поближе к трибуне. А еще в толпе было много альф, слишком много, и все веселые. И возбужденно вертящиеся омежки. И почти не было бет. Кто-то рядом вопил, неподалеку шлепнулось яйцо, под ногами краснели ошметки помидоров. И Эрик чувствовал, как в его собственную кровь вливается адреналин, как легкое опьянение от коньяка накладывается на нервное возбуждение толпы. Когда-то он участвовал в одном студенческом бунте, они кидались камнями в полицию, жгли помойки, а после разгромили алкогольный магазин. И старшие товарищи настоятельно советовали им обмотать перед демонстрацией лица. Сейчас было лето и у Эрика не было с собой лишней одежды, поэтому он сорвал шарфик с какого-то подпрыгивающего омежки и ввинтился в толпу. — Сколько можно терпеть это издевательство над свободой личности, почему государство распоряжается нашими телами... — выступал на трибуне омега в красном шарфике. Эрик увидел Ханца, тот улыбался и махал красно-белым флагом. Он был таким красивым, как настоящий символ революции со старой картины. Эрик поправил шарф на лице и взбежал к нему. Какой-то альфа хотел преградить путь, но Эрик увернулся и оттолкнул его. — Ханц! Ханц обернулся, на щеках его полыхал румянец. Эрику на миг показалось, что все смотрят на него — и митингующие, и зеваки и даже полиция по краям площади. Он дернул Ханца за руку и стащил с трибуны. — Пусти, Эрик, куда ты, — упирался тот. Совсем рядом взорвалась петарда, а вдалеке завыли полицейские сирены. — Быстро за мной, — рявкнул Эрик, понимая, что он опоздал, и беспорядки начались, а его беременный муж оказался в самом их центре. — Подожди, — Ханц еще хотел что-то сказать, но Эрик побежал в сторону ближайших домов, там, он помнил, был один со множеством арок и лестниц. Рядом вопили и тоже бежали, Ханц несколько раз споткнулся, а Эрик грубо дергал его за руку и все тащил к спасительным аркам, ведущим в лабиринт улочек Старого города. Только бы полиция не перекрыла. И им повезло, они успели проскочить в одну из арок и спрятаться в полуподвальчике. По той улице, где они только что были, пробежал отряд полицейских, кто-то кинул камень и разбил окно рядом. — Тихо, — сказал Эрик, прижимая Ханца к стене. — Сидим здесь тихо, пока все не кончится. — Что случилось, Эрик, у нас же был мирный митинг, зарегистрированный... — Ханц дрожал от возбуждения и прижимался к нему всем телом. — Хуйня случилась, — зло ответил Эрик. — Какого тебя понесло сюда? Сейчас бы получил дубинкой по животу — и в тюрягу, как эти. Он кивнул на улицу, там полицейские волокли демонстрантов в машины. — Забыл, что беременный? — прошипел Эрик, встряхивая Ханца за шею. — И что госслужащий — тоже забыл? Какие тебе нахуй разрешенные митинги? Отодрать тебя ремнем по жопе. — Не надо, — Ханц зажмурился, упираясь ему в грудь и покорно отворачиваясь. И Эрик остановился, остывая, только куснул его слегка, а потом обнял: — Подождем пару часов здесь, а потом спокойно выйдем. Но Ханц не хотел спокойно ждать, он елозил и терся об Эрика, тяжело дыша. — Нельзя, — сказал Эрик сквозь зубы, у него самого яйца лопались от желания. Но надо было смотреть на улицу и следить за входами в полуподвальчик. Вдруг придется бежать. — Но почему, все равно же ждать, — прошептал ему Ханц на ухо, и от прикосновения его губ по телу прошла судорожная волна. — Не заслужил потому что. Ханц зарычал и ударил кулаком в плечо. Эрик снова прижал его к стене и дождался, пока тот затихнет. — Можешь мне пососать, — сказал Эрик через некоторое время. Ханц вскинул голову, каре-зеленые его глаза казались сейчас совсем светлыми, а точеные ноздри гневно раздувались. — Не хочешь, как хочешь, — ухмыльнулся Эрик, крепко его стискивая, чтобы снова не получить. Например, в рожу. На улице все стихло, беспорядки откатились дальше. — Бежим, — Эрик дернул Ханца за руку, и они помчались по кривым улочкам Старого города. Обычно здесь всегда бродили туристы, но сейчас было пусто, только катались пустые банки и летали пакетики с бумажками. А потом они чуть не напоролись на полицейский кордон, но вовремя смылись и заскочили в маленький музей на башне. Странно, но тот был открыт, и интеллигентного вида омежка-смотритель выдал им два белых билета с печатью. Они поднялись на галерею, опоясывающую башню. — Смотри, хуй! — воскликнул Ханц, указывая куда-то вниз. На прекрасно видном отсюда здании Комитета был нарисован огромный эрегированный член. — Кажется, не альфий, — сказал Эрик, расстегивая Ханцу брюки. — И кажется, он будет светиться в ночи, такая краска подозрительная, — засмеялся Ханц. Эрик потер пальцем его дырочку, а второй рукой сжал яйца. — Ты что, а если увидят? — прошептал Ханц и слегка наклонился, вцепившись в свои ягодицы и разводя их в стороны. — Штраф выпишут, — сказал Эрик и опустился на корточки, принимая безмолвное приглашение супруга. Он обвел нетерпеливо поджимающуюся дырку языком и засунул его внутрь. — О боже, Эрик, еще, — Ханц подался назад, открываясь как можно больше. Эрик встал и засадил ему по самые яйца, придерживая под живот и за шею. Ханц всегда казался таким податливым и нежным под ним, как будто и не выкидывал черт знает что в жизни.