Mon cher

Обращение «Mon cher» имеет для Франции тысячу значений. Как, впрочем, и для Англии. Потому что только Франциск зовет его так. Точнее, только у Франциска есть на это право, которое он выбивал для себя долгие века их общения, вражды, дружбы, ненависти и любви. Он один, пройдя сквозь все это в неразрывной связи с Артуром, может позволить себе сказать ему «Мой дорогой». Артур не сопротивляется, хотя помнит, что давным-давно в детстве ужасно обижался на эти слова, считая их неприличными в отношении своей особы. Он даже помнит, как Франциск тоже обижался, когда в ответ на мелодичное «Mon cher» с нежным грассированием ему бросали что-нибудь вроде «Размазня» или «Тупица», порой даже совсем незаслуженно. Но, несмотря на это, нежная фраза сопровождала их, кажется, всю жизнь. Артур помнит, как после Столетней войны игриво-веселое «Mon cher» сменилось на гордо-насмешливое, пропитанное ядом и первой кровью. Он помнит, как затем, после долгих лет взаимной вражды и недоверия, оно вновь обрело игривость и любезность, присущую почти всему французскому. Оно оставалось таким долго, хотя за времена Средних веков не раз звучало и укоряюще, и издевательски и даже виновато из уст Франсуа. Помнит он хриплый шепот Франциска, измученного бесконечными беспорядками и революцией в конце 18 века. Англии тогда казалось, что у француза раздвоение личности: он в беспамятстве метался по кровати, то выкрикивая неизменное «Свобода, равенство, братство», то обещая вернуть власть монархии. Артур помнит высокомерное и донельзя пафосное «Mon cher» в годы правления Наполеона, когда его успехи кружили Франции голову. Также он хорошо помнит усталое, уроненное в пустоту «Mon cher», когда империя Наполеона усилиями Брагинского и других пала. Еще он помнит Первую мировую, где интонация «Mon cher» менялась день ото дня. Боль, победы и поражения, страхи, паника и горечь войны – они редко виделись в это время, но Англия помнит каждое слово, сказанное ему наедине, каждое из бесконечных «Mon cher», которые Франциск неизменно посвящал ему одному. Но лучше всего он помнит Вторую мировую. Как голос Франции с каждым днем звучал все отчаяннее, все глуше и болезненнее. Как, сходя с ума, он шептал «Mon cher» в тот день, когда немцы взяли Париж, как когда-то сильный, вечно легкомысленный, он сидел теперь, глядя в пустоту и сжимал в руках опаленный французский флаг – все, что у него осталось. Артур не помнит подробностей, но до сих пор чувствует на своем плече пальцы и хриплое дыхание Франсуа на коже. Но это Артур не любит вспоминать. Ему больше нравилось «Mon cher» измученного и худого, но – свободного Франции. Артур помнит, как нежно и заботливо звучало «Mon cher» в тот день, когда они, наконец, перестали скрывать чувства от себя самих и друг от друга. Знает, какой пошлый оттенок может приобретать это «Mon cher», когда его шепчут ночью, вперемешку с поцелуями и вздохами. Он знает Бонфуа насквозь, поэтому может различать тысячи чувств и интонаций в простой французской фразе, которую любит, хотя и никогда не признается в этом. Это их личная игра, длящаяся не один век. Фраза, способная сказать столько, сколько не скажешь и всеми языками мира. Разумеется, все это имеет смысл лишь для них, и никто иной не может разгадать таинственных намеков и понятий, скрывающихся за простым «Mon cher». Хотя в распоряжении Франциска есть тысячи и тысячи французских и английских слов, он умеет признаться в любви всего двумя. Для Артура они ценнее всех остальных