Argumentum baculinum

Мария сидела в мягком белом кресле с золочёными подлокотникам и от скуки пристально разглядывала мальчишку в коричневом рубище напротив себя. Монашек под её взглядом чувствовал себя неуютно. Мальчишка постоянно мялся, переминался с ноги на ногу и тискал тонкими пальцами бумаги своего патрона. На вид ему было лет шестнадцать. Русые северные волосы, розовая кожа, смазливая мордашка. Такую смазливость обычно перерастали, но это когда ещё будет. Мария улыбнулась своим мыслям. Скоро. Интересно, мальчик расстроится, когда лишится покровительства Государственного Секретаря или наоборот, обрадуется? – Наверное, тяжело работать с таким человеком, как преосвященство Помум? – Марии нравилось наблюдать, как мальчишка дёргается при звуках её голоса. Его предшественники были не такими стеснительными. Этот же какой-то… слишком невинный. – Да, его высокопреосвященство очень занятой человек. Он очень много работает. – Работает? Не сомневаюсь. Наверняка, он работает ночью. Засиживается за бумагами допоздна, – она закинула ногу на ногу. Брат Августин, заведующий приёмной Папы, передвинул очки на кончик носа, осуждающе глядя на её ноги в белых офицерских лосинах. Он каждый раз смотрел на неё с осуждением, но замечаний пока не делал. Марии он нравился, хотя и был похож на старую толстую крысу в рясе. – Д-да... Он часто работает до самого рассвета, – кивнул монашек. – И вы ему помогаете? Проводите с ними ночи до самого рассвета? – её голос был голосом самой невинности. Но монашек покраснел. Густо, от ушей до шеи. Брат Августин тихо закашлялся. Как показалось Марии, злорадно. Монашек подтвердил её подозрения. Мальчишка резко дёрнулся на звук, и в его взгляде была обида. – Ваша светлость, мальчик лишь неделю, как прибыл в Рим, – не очень-то и укоризненно сказал Августин. – Зачем вы его смущаете? – Я? Смущаю? О, простите меня, брат. Я не хотела! – Я...я ничуть не обиделся, – пробормотал мальчик. Брат Августин поправил очки и вернулся к своему чтению. – Я просто хотела выразить свой восторг предусмотрительностью кардинала Помума. Он так заботится о подрастающем поколении! Мало кто из иерархов его уровня принимает к себе на учёбу молодых людей. Каждый квартал – новый молодой талант. Не каждый так сможет! Монашек снова побурел. Брат Августин без особого сочувствия посмотрел на него, потом на Марию. – Принцесса, я рад, что энтузиазм его высокопреосвященства вызывает у вас такой восторг, но прошу вас, восторгайтесь этим энтузиазмом в другом месте. Это всё-таки покои Святого Отца. Теперь уже Мария посмотрела на него укоризненно. Брат Августин пожал плечами и отвернулся. Монашек побурел весь, от шеи до волос и уставился в пол. Мария ещё раз ласково улыбнулась ему и вернулась к своему ожиданию. Часы на столике у окна показали ровно два часа пополудни. Отец вошел в кабинет Папы полтора часа назад. С тех пор из-за обильно украшенной двери никто не выходил, никто не входил и не издавал ни звука. Старик не рассказал ей о причине визита, что крайне её злило. Мария знала только, что приглашение на встречу носило очень уж... резкий характер. Отец не любил конфликтовать открыто, поэтому по привычке засунул гордость в задницу и пошел ублажать Его Маразматейшество. Точнее, его Бумажное Секретаршество кардинала Помума, который также находился в кабинете Святого Отца. Ни для кого во всём Риме не было секретом, что психически наместник Господа на Святом Престоле не совсем здоров. А если говорить откровенно, Господь, и так недолюбливающий этот бренный мир плоти, послал им, жалким людишкам, совершеннейшего безумца. Первый звоночек, как любила говорить тётушка Флорта, прозвенел четыре года назад, когда Папа вышел на мессу в рубище и ржавых веригиях, а после прополз на коленях покаянный путь от Латеранской базилики до гроба Святого Петра. Отца и самой Марии в тот день, хвала Господу и Пресвятой Деве, в городе не было, зато её брат Стефано присутствовал на мессе от имени семьи и был вынужден проделать следом за Папой весь путь, на своих больных коленях в бархатных новеньких штанах. Домой его принесли слуги на руках. Через полгода тридцать тысяч паломников били земные поклоны на площади Святого Петра и на тысячи голосов просили ниспослать кары небесные на врагов Его. На Пасху Папа пошел пешком вдоль Тибра в Остию, где вошел в воду с десятью тысячами спутников и молился, славя Господа, Сына Его, Деву и Святую Ночи. Постепенно Говорили, что он абсолютно невменяем. Говорили, что кардиналы просто удерживают святого человека взаперти, чтобы он не раскрыл их грязные делишки. Мария не знала, чем ей верить, а отец ничего ей не рассказывал. Она видела Папу на последней рождественской мессе. Он выглядел больным и осунувшимся, но вёл себя как обычно. Даже облачения на нём были привычно богатыми и яркими, хотя собравшиеся почётные гости мессы нарядились весьма скромно. Отец вышел из кабинета с ровным лицом. Секретарь Помум придержал для него дверь и любезно пожелал доброго здравия. Мария поднялась навстречу. – Идём, – отец бросил неприязненный взгляд на сжавшегося на диване монашека и позволил дочери взять его под руку. – Что случилось? – тихо спросила Мария. – Дома, — отец быстро шевелил ногами, почти забыв про свою трость, с чьй помощью он изображал хромоту. Такое с ним случалось не часто, и Мария молча последовала за стариком. Папский слуга услужливо предложил провести их к выходу. Отец опомнился и величественно кивнул. Они прошли по длинной галерееи вдоль высоких окон, выходящих во внутренний дворик. Мария вытянула шею и увидела во дворе несколько фигур в ярко-красной форме. Папские гвардейцы были вооружены именными пистолетами и электро-алебардами. Даже с высоты Мария видела, как по сизым клинкам под дождём бегают разряды. Алебарды считались оружием церемониальным и предназначенным лишь для обездвиживания, но уж кто, как не она, знала, что это всё чушь. — Не глазей, — буркнул отец. Мария подобралась, глядя перед собой. Она успела заметить кроме блестящих алебард два пулемёта, скрытых в двух арках за мраморными статуями апостолов. Их провели к парадной лестнице Нового Дворца, где уже ждал их автомобиль и сопровождение из милиции дома Орсини. Водитель в ливрее дома помог герцогу Сиенны усесться внутрь и втащить внутрь трость. Мария села напротив отца, спиной к движению. Она ненавидела так ездить, но случилось что-то, о чём она должна узнать как можно быстрее. Дверца автомобиля захлопнулась. Мария по привычке провела по дивану, потом по карнизу чёрной шторки и порогу — куда могли закинуть подслушивающее устройство. — Скажешь, что случилось? — У нас проблемы, — отец посмотрел наружу. — Сколько же их тут собралось… Мария тоже посмотрела на гвардейцев. Обычно около внутреннего крыльца дворца дежурило не более дюжины. Теперь же её взгляд выхватил почти два десятка в разных местах. Около лестницы дежурил бронеавтомобиль со спаренным пулемётом в невысокой башне. Наверняка на крыше есть снайперы. Ей стало не по себе. Дворец как будто ожидал нападения. Вот только кто осмелится напасть? Кроме живых солдат его защищали древние технологии: вездесущие пункты видеонаблюдения, автоматические турели под потолками залов, герметичные двери и много других дорогих и опасных игрушек. Говорили, что под самим дворцом спрятан настоящий город из металла, бетона и других древних материалов, способный пережить нападение вампиров и даже Гнев Божий. Мария никогда там не бывала, достоверная информация охранялась тщательно, а слухи противоречили сами себе. Автомобиль медленно тронулся вперёд. — Он хочет наш химический завод в Тунисе, — коротко сказал отец, когда они отъехали от дворца на два квартала. — А прощения грехов и тернового венца он не хочет? — Пф… — отец наконец-то ухмыльнулся. Не смотря на возраст, отец всё ещё был красив, на вкус Марии. Высокий, стройный, с гривой седеющих волос, которые он заплетал в короткую косицу и украшал золотыми зажимами. Даже на седьмом десятке отец был пижоном и обожал привлекать к себе внимание. — Если он хочет наш завод, ему стоило бы его купить. Или захватить. А не звать тебя и не предлагать его отдать… Я ведь права, он предложил его просто отдать церкви? — Пфф, если бы церкви, — отец откинул трость и потянулся. Тонкие губы сложились в злую и очень невесёлую улыбку. — Своему племяннику, дьячку из Карфагена. Мальчишке двадцать лет, он управляет, видишь ли, церковным имуществом, и сможет распорядиться им во благо нашей веры куда лучше меня. — Разумеется. Он один из его мальчиков-секретарей? — Нет, настоящий племянник. Сходство между их харями неоспоримо. А может быть, наш дорогой кардинал-секретарь когда-то был способен трахнут женщину. — Фу, как грубо. — Ой, только ты не строй тут из себя ханжу. — Что ты будешь делать? Он сошел с ума, как Его Святейшество. — Сошел. Не знаю. Надо подумать. Помум не осмелился бы что-то требовать от нас, если бы не верил в успех. Значит, он думает, что я почему-то возьму и подарю ему сотни миллионов динар. — Владыка наш лишил его разума? — Ну… да, возможно. Они замолчали. Автомобиль неторопливо ехал по узким улочкам Рима. Мария равнодушно смотрела на мелькающие за шторкой обильно украшенные дома, помнящие времена до Конца Старого Мира и прихода вампиров, унылые коробки времён Войн Ночи и новые дома, пытающиеся отожрать себе место у старой застройки. У Рима никогда не было своего лица, и этим он раздражал её не хуже интриг у подножия Святого Престола. Герцог Орсини имел дом в пятнадцати милях от Папского Дворца в старом городе. Пятиэтажный дворец в стиле Великого Понтифика Иоанны занимал целый квартал. В восточном крыле за толстыми стенами и бронированными окнами жила семья, в южном и северном размещались их слуги, архивы, отряды милиции и часть клерков, управляющих огромным семейным имуществом. Мария не любила этот дом, особенно после того, как её дед перед смертьюу мудрился продать домовой сад, спускающийся к Тибру за какие-то гроши дому Фернезе. Те, желая подгадить старой родне, вырубили все фруктовые деревья и кипарисы, и закатали площадку в бетон, расчертив её тремя доходными домами и общественным туалетом, в плане напоминающим гербовую розу Орсини. Мария время от времени просила отца выкупить сад обратно, но тот считал её жажду мести мелочной и вредной. Загородную резиденцию отца Мария любила куда больше. Их автомобиль остановили в паре кварталов от дома. Водитель предупредил, что впереди на дороге армейский блокпост. Мария напряглась и подалась вперёд. Она достала из кармана на сидении водителя свой пистолет и приготовилась к неприятным сюрпризам. — Что там? — подслеповато прищурился отец. — Дороги перекрыты, — она посмотрела вперёд. Их кортеж остановили люди в армейской форме. Два бронеавтомобиля и один тяжелый грузовик, груженый песком, перекрывали виа Альбиа, по которой они ехали. — Перекрыли ради нас? — Не похоже. Что-то происходит, — Мария не была уверена в своих словах. Неожиданные блокпосты, усиление охраны папского дворца, сумасшедшие требования Помума. В решающий момент она и все её информаторы оказались бесполезны, и она не могла сказать, что происходит. Утром она была уверена, что в городе спокойно. Час назад — что во дворце какие-то проблемы, или у Папы снова случился приступ паранойи. Сейчас же стало очевидно, что она провалилась. Столько людей и техники нельзя загнать в город незаметно. И, против обыкновения, это была армия, а не силы городской карабинерии и войска инквизиции. К ним подошел армейский офицер в полевой форме. Мария посмотрела на отца. Тот пожал плечами и опустил стекло на два пальца. Мария пристально уставилась на руки офицера и его кобуру на поясе. — Доброго дня, — отец любезно кивнул офицеру. — Что случилось, друг мой? — Усиление, — гаркнул тот, демонстративно не добавив “Ваша Светлость”. Это не ускользнуло от внимания старика, и герцог сладко улыбнулся. Как голодная гадюка. — Ваше звание и имея, офицер. Как слуга Святого Престола я имею право знать, с кем разговариваю. Офицер немного смутился, а Мария чуть выдохнула. Значит, не они цель происходящего. — Капитан Анто Лирио, Ваша Светлость, пятый линейный миланский полк армии Его Высокопреосвященства. — Рад знакомству, капитан Анто Лирио, — отец прищурился. — Что происходит? Ловите банду грабителей? — Не могу сказать, Ваша Светлость, инструкции. — Так мы можем ехать дальше? Я только что виделся с Его Высокопреосвященством и хотел бы как можно быстрее приступить к выполнению дел, что он мне поручил. — Так точно, Ваша Светлость, проезжайте. Один из бронеавтомобилей медленно отодвинулся с их пути. Отец поднял стекло вверх и посмотрел на Марию. — Кого можно ловить в Риме с помощью армии? Мария пожала плечами. — Вампиров? — А инквизиция нам зачем? — Тогда они ловят инквизицию. — Уже интересней. А зачем ловить инквизицию армией? — Помум сошел с ума? Отец покачал головой. — Если бы. Мы где-то что-то упустили, девочка. Что-то проскользнуло под нашим носом, а мы расслабились. — Пап, это глупости. Они не могут правда воевать с инквизицией. Те их порвут. Я бы скорее поверила, что они решили сместить дядю Джованни. — Дядю? — Его высокопреосвященство Джованни, чья фамилия совершенно случайно пишется, как наша, а ты совершенно случайно являешься его кузеном. Пап, кто будет в здравом уме воевать с инквизицией и дядей Джованни? — Не паясничай. Нам надо вернуться домой, чтобы Раздались выстрелы. Отец привычно лёг на диван, а Мария подняла пистолет и оглянулась. Две пули ударились в бронированные окна их автомобиля, а потом что-то тяжелое упало на их крышу. Водитель вывернул руль, чтобы объехать остановившийся автомобиль сопровождения и как можно быстрее вывести их из-под удара. То, что упало им на крышу, привлекло к ним ещё больше огня. Окна затрещали под пулями. Мария оглянулась вперёд. Упавший предмет скатился к ним на лобовое стекло, и оказался долговязой человеческой фигурой в серых лохмотьях. Две секунды, пока фигура переворачивалась на их капоте перед новым прыжком, Мария увидела, что лохмотья — это остатки серой инквизиторской рясы с золотистым крестом-молотом на капюшоне, а то, что она сначала приняла за чудовищную чешуйчатую кожу, было точно подогнанными по фигуре доспехами. Инквизиторский модификат. Улучшенный человек не стал задерживаться на их капоте и прыгнул дальше, почти как лягушка. Фигура легко приземлилась на крышу их автомобиля сопровождения и просочилась в полуразбитое окно за водителем. — Да жми отсюда! — заорал отец водителю. — Чего ты ждёшь? Резкое ускорение свалило Марию с её маленького сидения на пол. Водитель, не жалея механизмов, уводил их от места перестрелки. Мария поднялась с пола, но её снова мотнуло на резком повороте, и она не успела узнать судьбы их сопровождения. — Вот тебе и ответ, — прорычал отец, глядя поверх её головы вперёд. Мария ошарашенно потрясла головой. Только что на её глазах армейцы попытались расстрелять инквизиторского модификата, а вместе с ним и автомобиль герцога Сиены. — Что ж, похоже у Джованни сегодня не лучший день в его жизни, — буркнул отец, и его высокий благородный лоб пересекли несколько напряженных морщин. Вечером стало ясно, что произошла катастрофа. Кардинал Джованни Орсини Середа был обвинён в ереси и мятеже против Папы и Святого Престола. Кардинал Джованни Орсини Середа попытался захватить власть силой, но Божье вмешательство уберегло Папу. Кардинал Джованни Орсини Середа натравил на Наместника Божьего своих мутантов и убийц. Кардинал Джованни Орсини Середа отказался сдаваться, и верные слуги Папы взяли Дворец Инквизиции штурмом. Кардинал Джованни Орсини Середа был взят живым и предстанет перед судом. Его шайка отвратительных мутантов и убийц была уничтожена, и мирные граждане теперь могут спать спокойно. — И если объявится очередное кровососущее чудовище, мы окажемся без защиты, — подвёл итог Стефано. Отец неприязненно посмотрел на него, а Мария подумала, что братец — круглый дурак. Вампиры уже сотни лет обитали в сказках, а не в уличных подворотнях. Даже чернь знала, что инквизиторские мутанты вряд ли когда в жизни видели живого вампира. Их держали для других целей: устрашение и удержание в повиновении десятков церковных князей, владык и просто обнаглевших аристократов и промышленников. Каждый в этом мире должен помнить, что он принадлежит Папе и Господу. Дядя Джованни явно ожидал чего угодно, кроме такого открытого удара кулаком в лицо. Он не ожидал — провалился. Хуже того, она провалилась. Эти мысли грызли Марию всё время, что отце отвёл ей на отдых. Она провалилась, что-то упустила, где-то недоглядела и не справилась. Её братец Стефано утешающе сказал бы, что ей не стоит грустить. Она женщина, к тому же юная. К тому же любимица отца, позднее сокровище, подаренное старому похотливому козлу его третьей женой. Четвёртая так ничего зачать и не смогла, хотя Мария подозревала, что дело не в немощи отца или её бесплодии, а в том, что у Орсини было уже четверо живых сыновей: достаточно, и чтобы обеспечить преемственность, и чтобы развязать безжалостную войну за наследство. Отец обожал её и ценил куда больше, чем стоило глупую женщину. Когда старик отвернулся, Мария спросила у Стефано, сам ли он расскажет отцу о пакетике опиатов у себя в столе, или ей стоит ему помочь. Стефано побледнел и заткнулся. Они собрались в гостинной отца. Герцог сидел в кресле, убрав кисти рук в рукава своего халата. Вокруг него вился тяжелый сигарный дым. Его личный секретарь, Джорно, стоял здесь же. Юноша был в простой одежде с сумкой и прижимной доской для записи нервничал. Стефано пытался подражать отцу и сохранять спокойствие, но постоянно вскакивал на ноги и принимался бегать вдоль дивана. Его красивый лиловый костюм смялся, а на лацканах остались следы от пролитого виски. — Сядь уже, не мельтеши, — отец велел Стефано сесть в кресло. — Итак, зачем я вас всех собрал.. — герцог замолчал и задумчиво отпил из стакана. Мария не шевелилась, боясь неизвестно чего. — Наш дорогой друг, кузен и дядюшка Джованни сегодня ровно в полдень был арестован по обвинению в оскорблении Престола и попытке военного переворота. Он дал им немного времени ещё раз осознать произошедшее. — Что мы будем делать? — Если бы я знал. Зато теперь понятно, почему наш друг кардинал вызвал нас во дворец, — старик постучал пальцами по столешнице. — Сдаваться я не собираюсь. Джованни... посмотрим, что можно сделать. Времена, когда можно было вот так просто избавиться от Великого Инквизитора прошли. Стефано, ты сегодня же отправляешься в Карфаген. Поднимешь охрану на случай, если фабрику попытаются захватить. Брат вздрогнул. Стефано не был героем. Он даже мужчиной-то был едва-едва. Нет, разумеется, как и положено, он регулярно выпивал, обновлял модные костюмы, содержанок, приобретал новое оружие и имел у себя в на этаже личную бильярдную. Но мужчиной его это делало не более, чем кусок плоти между ног. Стефано был безвольным трусом, и любая необходимость решать проблемы, свои или собственные, приводила его в ужас. Вот и сейчас на его круглом лице с тонким благородным носом проступил ужас от необходимости отрываться от подола отца и делать что-то самому. Мария посмотрела на графин с виски на столике перед братом. Нет, сейчас нельзя пить. — А что делать мне? — тихо спросила Мария. Она переоделась в домашнее платье и старалась унять дрожь в руках. Отец не посмотрел на неё, медленно раскурил свежую сигару и пожал плечами. — Когда ты понадобишься, я тебе сообщу, — герцог даже не посмотрел в её сторону, углубившись в разглядывании облаков за витражным окном. — Иди к себе. Понадобишься — позову. Займись чем-нибудь. Почитай вон. Его стопа в расшитом бисером тапочке недовольно дёрнулась. Мария проглотила возражения, кивнула и вышла из комнаты. К себе Мария поднялась на едва гнущихся ногах. Сердце бешено колотилось, а уши закладывало. Отец всё-таки злится на неё. Старик был не тем человеком, кто кричал, наказывал, махал руками или бил своих детей. Марию впервые ударили в одиннадцать лет в монастырской школе. Наставнице показалось, что новая ученица слишком задирает нос и держится слишком гордо. Мария, придя в себя после первых двух ударовпо рукам, выхватила розгу и ударила сама, оставив поперёк лица монахини багровую полосу. Вышел скандал. Мария, когда её скрутили, орала и обещала, что отец убьёт тут всех. Монахиням, что запихивали её в пустую комнату без мебели, что дядя Джованни вздёрнет их вверх ногами на воротах школы, а монахам, пытающимся выволочь её к скамье для порки, что братец Андреас убьёт все их семьи — и ничегошеньки ему за это не будет. Её попытались заткнуть, и она укусила сестру-наставницу так, что чуть не вырвала кусок плоти из руки. За это её ударили по голове так, что выбили зуб. После этого её быстро отнесли в пустую комнату и оставили. С высоты прожитых лет Мария знала, что в это время мать-наставница Бьянка и её подхалимы пытались скрыть случившееся от её отца. Карцер, порка — всё это могло сойти им с рук, а увечье на лице принцессы — нет. Два дня её морили голодом, пытаясь сломать, чтобы она написала отцу, что упала с лестницы и потеряла из-за удара о перила зуб. Мария рычала, кидалась ручками и бумагой, обещала, что отец вот-вот приедет и всех убьёт. Ей принесли еду, но она метнула тарелку в мать-наставницу и кинулась с ложкой на монашека-служку. Потом приехал Джордано. Марию спешно достали из карцера, приодели и причесали. Братец, заглянувший к ней из минутной прихоти, оглядел её пробитую улыбку, выслушал её сердитую историю и сказал, что она абсолютно права. Никто не смеет трогать кого-либо из их семьи. Через две недели очень сердитый отец забрал её домой, но ничего не сказал. С дисциплиной у Марии Изабеллы Орсини по прозвищу Кампанилла было плохо. Лишь к пятнадцати годам она усвоила, что отец, конечно, единственный человек на свете, которого стоит слушаться, но иногда надо притвориться, что ты подчиняешься жалким людишкам, очумевшим от радости, что могут помыкать дочерью древнейшего и благороднейшего дома на земле. Люди глупы, жестоки и несправедливы, а Бог давно отвернулся от них. Улыбнись и будь умницей. Время придёт. Она ворвалась в свою гостиную и ударила кулаком по выключателю света. Никакой реакции. Она нахмурилась. В коридоре свет горел. Неужели в её комнате сломались разом все лампочки? Быть такого не может. Сегодня невезучий день, но не до такой же степени! А значит... — Тихо, принцесса, надо поговорить, — шепнул голос. Дверь медленно закрылась. Звякнул замок. Теперь снаружи сюда никто не войдёт. Её рот зажала твёрдая ладонь, а шеи коснулись холодные пальцы. Нападавший был не вооружен. Но он был огромным. Даже выше неё. Она была выше всей родни, кроме Джованни, но её гость был настоящим гигантом. Кожа уха чувствовала лёгкое дыхание сверху вниз. Мария на мгновение замерла, показывая, что готова к переговорам. Рука на её лице медленно разжалась. — Не глупи, принцесса. Я не хочу делать тебе больно. — Не буду, — она чуть переместила руку. — Мог бы просто предложить поговорить. Зачем свет портить? — Зачем выносить таких, как я, на свет... Она плавно достала кинжал, спрятанный под верхней юбкой домашнего платья и попыталась ударить гостя. Тот, не смотря на размеры, легко увернулся. Его силуэт выглядел смазанным в темноте. Размышлять, кто это, времени не было. Мария увернулась от выброшенной вперёд руки, ударила в ответ кинжалом, целясь в горло. Гигант, не смотря на свои размеры, был чертовски ловким. Мария крутилась, постоянно натыкаясь на мебель. Загрохотал и зазвенел опрокинутый журнальный столик, когда она задела его ногой. Мария ненавидела журнальные столики и уродливые конструкции из чашек и вазочек, которые на них всегда стояли. Напавший, в отличие от неё, не спотыкался и ничего не задевал. Он каплей воды тёк по комнате, уходя от ударов, каждый раз оказываясь у неё сбоку или за спиной. Мария попыталась повалить его, но вместо этого на руке с ножом сомкнулись тиски. Модификат, обречённо поняла она, когда он легко вывернул её конечность, а саму девушку уложил на ковёр. Она завозилась, но сверху навалилась невыносимая тяжесть. — Сестрёнка, успокойся, — ублюдок даже не запыхался. — Нам надо поговорить.