Будь рядом со мной

      — Что смотришь?       Виктор перегнулся через спинку дивана, заглядывая Юри через плечо. Тот сидел, согнувшись, а его босые ноги лежали на подушке, которую обычно клал под голову Виктор, когда смотрел дурацкие японские телешоу после работы. Юри держал в руках фотоальбом и замер на странице, где были фото их парного катания под «Stammi Vicino, Non Te Ne Andare» с финала Гран-при, где Юрка, добрая душа, вырвал у него из-под носа золотую медаль. Пальцы Юри слегка подрагивали, но он, вроде бы, не плакал.       — Скучаешь? — мягко спросил Виктор, забираясь на диван и складывая худые ноги Юри себе на колени.       Юри неопределённо пожал плечами, не отрывая взгляда от фото. Виктор не отрывал взгляда от Юри. Он сильно похудел за последние месяцы, даже не верилось, что это тот же самый человек, который в прошлом году устроил истерику из-за кольца, которое не налезало на безымянный.       Виктор потрогал ступни Юри — холодные, перенёс их к себе на колени и наклонился, чтобы уютно устроить подбородок на острых коленках. Хотелось нацепить на Юри шерстяные носки, но за ними надо в комнату идти, так что Виктор просто накрыл горячими ладонями его ступни, такие же, как у него самого, покрытые старыми следами шрамов и мозолей, со сбитыми пальцами и выпирающими косточками. Юри послал ему благодарную улыбку и снова уставился в страницу альбома.       Синяки у него под глазами были очень заметны даже не смотря на очки, и сердце Виктора сжалось. Бедный Юри, ему сейчас нелегко приходится.       — Хочешь, я сварю тебе кофе? Или чай? — спросил Виктор, а точнее, пробубнил, потому что лень было поднимать голову, и он просто говорил в коленку Юри.       Юри снова улыбнулся своей фирменной у-меня-всё-хорошо улыбкой и легко потрепал Виктора по волосам.       — Ничего не надо, просто посиди со мной.       Виктор вздохнул и принялся исполнять просьбу. Как же сложно с этими японцами — ни за что не говорят о том, что у них на душе. Виктору хотя бы удалось приучить Юри говорить «я тебя люблю» достаточно часто, но в остальном успеха не было никакого. Юри будет молчать, страдать, а иногда и плакать тихо ночью в подушку, стараться справиться со всеми трудностями в одиночку, но ни за что не попросит о помощи и, не дай бог, не пожалуется, что тяжело. В России любят спихнуть заботы на других, лишь бы самому было хорошо, а здесь всё не так. Японцы взваливают на себя как можно больше, такое чувство, что получают от этого какое-то извращённое удовольствие. В этой стране, например, каждый год много людей умирает от переработки. Можно ли представить себе такое на родине? Вряд ли. А здесь — обычное дело.       — Что говорит врач? — спросил Виктор как можно мягче, но Юри всё равно вздрогнул и поджал губы.       — Пока ничего конкретного, им ещё надо сделать какие-то анализы, но вроде всё не так плохо, как говорили здесь.       От его слов Виктору стало немного легче.       — Вот видишь, я говорил, что надо отправить в Токио.       — В Японии врачи везде хорошие, — немного обиженно сказал Юри.       — У нас в России в провинциальные больницы можно ложиться только умирать, — хохотнул Виктор, тут же мысленно отвесил себе подзатыльник и добавил уже серьезно: — Всё будет хорошо, Юри. Он ведь очнулся. Не о чем так сильно переживать, он поправится, это только вопрос времени.       Юри тяжело вздохнул. Понять, о чём он думает, было невозможно, потому что у смертельно уставшего и напряжённого Юри взгляд становился стеклянным и абсолютно бесстрастным.       — Мари звонила? — спросил Виктор.       Юри кивнул.       — Без изменений, так что она пока будет там, — только и сказал он.       Виктор тоже переживал, но, пусть это и слишком, быть может, нехорошо и эгоистично, не столько за отца Юри, хоть тоже и любил его, а больше за самого Юри. Смотреть, как любимый человек каждый день выкладывается так, что падает в кровать и вырубается как убитый на три-четыре, а в лучшем случае пять часов, при этом вынужденный постоянно переживать и успокаивать мать и сестру, потому что неожиданно остался в этом доме за главного в сезон отпусков, каникул и цветения сакуры, было больше чем невыносимо. Почему-то Виктора, который живёт здесь уже три года на правах законного супруга Юри Кацуки (и плевать, что ни Япония, ни Россия законности этого брака не признавали), никто лишний раз старался не напрягать. Временами Виктор просто ненавидел такое отношение к себе, словно он гость, а не член семьи. Хотелось разозлиться, но сейчас точно было не время для этого. Во всяком случае, Виктор старался сдерживаться, но не знал, надолго ли его хватит.       Юри согрелся и теперь клевал носом, упрямо сжимая пальцами фотоальбом.       — Иди спать, — тихо сказал Виктор, потянулся к Юри и погладил его по голове.       Юри тут же встрепенулся и наверняка бы вскочил с дивана, если бы Виктор не удержал.       — Мне нужно ещё онсэн почистить, — сказал он, бросая нервный взгляд на часы.       Виктор прикинул, что работы там часа на два, если всё делать быстро, полуживой Юри справится за три, сейчас десять, а вставать ему в пять. Замечательно.       — Я сам всё сделаю, а ты иди спать, — непререкаемым тоном сказал Виктор и быстро потянулся к Юри, пресекая все возражения поцелуем.       — Ты не должен, — всё же начал Юри, когда Виктор оторвался от него. — Я и сам...       Спокойно, Витя. Юри очень устал, если сейчас на него накричать, он расплачется.       — Это я сам, — прервал его Виктор, чувствуя, как нарастает раздражение. — Это не обсуждается. Ты идёшь спать. А говорить будем завтра утром.       Юри уловил настроение Виктора, и поэтому прикусил язык. Виктор знал, видел по лицу Юри, что он безмерно благодарен и потом обязательно будет искать способы выразить эту благодарность, и это раздражало ещё больше. Ну вот как объяснить ему, такому упрямому и твердолобому, что это нормально, когда Виктор помогает в онсэне? Что он здесь не жена, а тоже мужчина и глава семьи, что принятие помощи от него никого из Кацуки ни к чему не обязывает, что он не просто так, для галочки, клялся три года назад, что «и в горе, и в радости»?       Виктор решительно поднялся с дивана и потянулся к Юри. Да, Юри часто нервировал своей излишней тягой к самостоятельности, но всё же, не смотря ни на что, был самым любимым и дорогим человеком. Потом, когда вся эта нервотрёпка закончится, можно будет и повыяснять отношения, а сейчас хотелось только скорее переодеть Юри в тёплую пижаму, укутать в одеяло и дать ему уснуть.       Юри ойкнул, когда Виктор поднял его на руки и понёс в спальню.       — В-витя, ты чего это, я бы дошёл и сам...       — Достал ты меня со своим «сам»! — в сердцах бросил Витя. — Помолчи и отдыхай, пожалуйста, горе моё.       Юри смотрел на него, вытаращив глаза и сильно покраснев, но больше не возражал. Раздражение тут же улеглось. Виктор подумал, что давно надо было на него прикрикнуть. Юри было жалко так, что сердце сжималось. Виктор никогда не хотел, чтобы Юри было плохо, он должен был жить радостной жизнью рядом с ним, не зная забот, и то, что происходило сейчас, очень беспокоило, хоть и понятно было, что Юри сильный и справится, и что жизни без трудностей не бывает.       Отцу Юри ещё совсем немного лет, чуть больше пятидесяти, но он работал на источниках так усердно, что заработал инсульт и целый месяц пролежал в коме. Врачи говорили, что это, скорее всего, конец, что нужно готовиться к худшему, и вся семья Кацуки была просто убита горем. В платной клинике в Токио были врачи более опытные и оборудование лучше, и Виктор не пожалел значительной части своих сбережений, чтобы перевести отца туда. Всё, что угодно, только бы Юри не страдал. Как хорошо, что Кацуки-старший очнулся, теперь осталось только ждать, когда он поправится и сможет вернуться если и не сразу домой, то хотя бы в клинику в Хасецу. Теперь за его жизнь можно было не бояться, но это не избавляло от кучи работы, которая выматывала Юри так, что больно было смотреть.       — Когда всё снова будет хорошо, — сказал Виктор, укладывая Юри на постель и мягко отнимая у него фотоальбом, — мы с тобой откатаем эту программу. Для себя. Как ты на это смотришь?       Юри широко улыбнулся.       — Это ты каждый день на катке, а я давно уже не тренировался как следует.       — Зато я уже не так молод, так что мы на равных. К тому же летом у нас будет гораздо больше времени. Кто в здравом уме полезет в горячий источник в тридцатиградусную жару?       Юри тихо посмеялся, а потом мечтательно вздохнул, неотрывно глядя на Виктора.       — О чём ты думаешь? — Виктор мигом оказался рядом, прижимаясь к Юри, целуя его в висок и перебирая чёрные волосы. Ничего страшного, если Юри уснёт чуть позже, главное, чтобы он смог отвлечься от невесёлых мыслей.       — Думаю, как замечательно, что ты рядом, — сказал, очаровательно краснея. — Будь я один, точно с ума бы сошёл. — Он потёрся щекой о руку Виктора. — А ещё вспоминаю наши тренировки. Как мы учились делать поддержки и постоянно падали.       — Это было незабываемо, — тихо посмеялся Виктор, продолжая гладить Юри по волосам. Он знал, что это успокаивает. — Я никогда так много не смеялся, как на наших тренировках. И мне всегда так сильно хотелось тебя поцеловать.       Виктор закрыл глаза, погружаясь в воспоминания. В них всегда было счастливое лицо Юри и руки Виктора на его талии.       — Я был тогда таким идиотом, — немного виновато сказал Юри. — Я ведь тоже был от тебя без ума, но всегда думал, что это ужасно эгоистично с моей стороны, что ты тратишь на меня всё своё драгоценное время.       — А потом перед финалом ты меня довёл до слёз.       — Прости, что был таким эгоистом, — Юри отнял от себя руку Виктора и принялся осыпать поцелуями его пальцы. — Хотя в конце концов я всё равно забрал тебя у всех. Прости.       — Ты извинялся миллион раз, — прошептал Виктор, заворожённо следя за губами Юри на своих ладонях.       — Это миллион первый, — быстро проговорил Юри, пряча улыбку, а потом отпустил руку Виктора и сел. Его лицо было серьёзным и сосредоточенным.       — Эй, тебе нужно отдохнуть, — Виктор потянул его за руку обратно, но Юри поднялся и пошёл к двери. Виктор приподнялся на локтях, озадаченно наблюдая за ним.       Юри плотно закрыл дверь в комнату.       — Я буду спать... Но сначала я хочу... Позволь мне...       Он опустил голову, кусая губы, а на щеках выступил яркий румянец. Виктор хорошо знал своего Юри, поэтому сердце тут же заколотилось так, что удары отдавались в ушах, а тело стало тяжёлым, как камень. В комнате стало жарко. Иногда, пережив сильные эмоции или перенервничав, Юри становился таким, и Виктор забывал себя.       Юри стянул футболку через голову и медленно, словно нерешительно, — Виктор прекрасно знал, что это не так, — подошёл к Виктору, пристально глядя ему в глаза. Зрачки Юри расширились, в темноте сливаясь с радужкой, и Виктор испытывал почти фанатичное благоговение, утопая в этом взгляде. Виктор знал, что сейчас Юри снимет очки, и мир предстанет перед ним размытым пятном, и Виктор будет единственным, на кого он будет смотреть, Виктор станет центром его мира. Это будоражило, останавливало сердце, забирало воздух, путало мысли, лишало воли.       Виктор протянул руки вперёд, послушно притягивая Юри к себе, и тот уселся сверху, с силой сжимая его бёдра своими. Юри помог Виктору избавиться от футболки и расстегнул ремень на его джинсах. Со стороны его действия могли показаться механическими, и только Виктор чувствовал, как дрожат его тонкие пальцы и слышал, как поверхностно он дышит, словно воздуха в комнате не хватало.       — Виктор? — Юри теперь редко называл его полным именем, поэтому сейчас оно прозвучало слишком волнительно, сорвавшись с его искусанных губ.       — Ты можешь делать всё, что угодно, Юри. Только... — с трудом проговорил Виктор, плавясь от требовательных прикосновений.       Юри тряхнул головой и закрыл рот Виктора ладонью, заставляя молчать.       — Я недолго. Я очень хочу...       Он резко отнял ладонь от лица Виктора и впился в его губы поцелуем, зарываясь в светлые волосы и прижимаясь близко, слишком близко. Он дрожал, ощупывая тело Виктора, сжимая слишком сильно, доводя до исступления. Виктор сходил с ума от такого Юри, плавясь от жадных прикосновений и чувствуя себя марионеткой в руках своего личного кукловода. Этот требовательный Юри был тем самым человеком, который забрал великого Виктора Никифорова у всего мира и не чувствовал себя ни капельки виноватым. Он просто брал то, что ему хочется, и Виктор был рад отдать ему всё, что имеет, всё, что только способен отдать.       Тело Юри было твёрдым, сильным и очень горячим, его губы прикусывали светлую кожу, и Виктор чувствовал, словно он весь — оголённые нервы, вздрагивал от каждого даже случайного касания, сминал простыни и не смел закрыть глаза, не в силах оторваться от тёмных глаз, смуглой кожи и растрепанных чёрных волос. Такой Юри был демоном, самым любимым демоном Виктора, перед которым хотелось упасть на колени, которому хотелось молиться, словно богу, продать душу, тело и всё, что демон захочет попросить.       Ход времени потерялся, было очень трудно дышать, лёгкие горели огнём, а с губ срывались сдавленные хрипы, на глазах выступали слёзы, и тогда Юри наклонялся, слизывая солёные капли и опаляя кожу горячим дыханием, целуя жадно и страстно. Виктор чувствовал, что не сможет долго выносить этого, цеплялся за сильные напряжённые плечи Юри, словно утопающий за спасательный круг, жадно хватал ртом раскалённый их дыханием воздух, с неизбежностью приближая момент, когда окружающий мир исчез, взрываясь тысячей фейерверков.       Когда Виктор открыл глаза, Юри был рядом и покрывал его тело нежными поцелуями, прикасаясь к нему, словно к величайшей драгоценности. От этой щемящей нежности перехватило дыхание, и Виктору пришлось сделать глубокий вдох и задержать дыхание, чтобы успокоиться.       — Будь рядом со мной, — прошептал Юри, — и никогда не уходи.       Виктор улыбнулся, положил ладонь на затылок Юри и притянул его к себе, вовлекая в нежный ленивый поцелуй.       Юри должен знать, что ему необязательно просить. Виктор и так знает всё, Виктор никогда не оставит своего Юри, своего маленького эгоиста, самое дорогое, что есть в его жизни. Что бы ни происходило, он будет рядом. И в горе, и в радости.       Они долго лежали рядом поверх одеяла, обессиленные и счастливые, пока Юри не схватил засыпающего Виктора за руку.       — Онсэн, — сказал Юри, и Виктор вскочил, поморщившись. Всё тело болело и было похоже на медузу, выброшенную на берег.       Виктор бросил взгляд на часы. Всего одиннадцать, не так уж плохо.       — Ты как? — обеспокоенно спросил Юри, нацепил очки и густо покраснел, увидев на теле Виктора многочисленные следы своего временного помешательства.       — Нормально вроде. Во всяком случае, я абсолютно счастлив, — широко улыбнулся он.       Юри покраснел ещё сильнее, но прощения просить не стал.       — Давай вместе приберёмся, вдвоём быстрее справимся, тебе ведь завтра тоже рано вставать? — робко предложил он, и Виктор согласился.       Вдвоём они справились всего за час, потому что вдвоём у них всё получается гораздо проще.