«Знаешь, счастье — это ведь не просто чувство такое. Это навык. Умение замечать в жизни хорошее, важное, светлое. Кому-то этот навык дан с рождения, а кто-то должен развивать его в себе. Порой долго, годами. Но дело того стоит». (с)
***
Что может быть лучше тихого вечера, красивого заката и хорошего саке в придачу? А ведь вечер был действительно хорош. Свежий ветерок, такой же неторопливый и спокойный, как и вся атмосфера вокруг. Негромкое пение птиц, весёлые переговоры возвращающихся в свои бараки Шинигами и уютный шелест листьев на деревьях. Немногочисленных деревьях, пересаженных в Сейрейтей из дальних лесов Руконгая. Мацумото Рангику слегка дёрнула уголком рта и тяжело вздохнула. Ладно, возможно, ей действительно стоило смириться, что контролировать свои мысли так запросто она не могла, сколько бы ни пыталась. Стоило смириться, что пение птиц негромкое из-за того, что покоя в Сейрейтее не предвиделось ещё лет десять точно, и из-за того, что отгремевшая война словно прогнала из Общества Душ всю жизнь. Стоило смириться, что и ветерок-то вовсе не свежий. Он приносил запах пепла, крови, пота, лекарств и едва заметный душок стройматериалов. Ветер в Обществе Душ пах смертью и войной. И, чёрт вас всех подери, переговоры проходящих мимо Шинигами не были весёлыми. Скорее вялыми, уставшими, в чём-то натянутыми. Да и в такой час все Проводники Душ шли вовсе не в бараки, большую часть которых даже не успели отстроить, а на место очередной работы — на ту же стройку, на дежурство, на помощь медикам из четвёртого отряда или же для банального отчёта перед вышестоящими о проделанном за сегодня. Атмосфера не была неторопливой или спокойной. Она была такой же, как и весь год с тех пор, как Империя Квинси пала. Уставшей. Слегка испуганной всеми разрушениями и смертями. Измученной. Напряжённой и густой от усилий целой толпы заглушить свою боль и тоску — по прошлому, по погибшим, по произошедшим событиям, по упущенным возможностям… Рангику не любила войну. Огромный конфликт из-за столкновения двух интересов не мог принести ничего хорошего. Одно лишь разрушение. Домов, городов, жизней, судеб. Разве могло разрушение означать хоть что-то хорошее? Рангику знала, что некоторые с ней не согласились бы. Общество Душ разгромлено под самое основание, это да. Но ведь его можно отстроить. Даже лучше чем было. И в таких кризисных ситуациях было полно возможностей проявить себя, взять, как говорится, быка за рога и направить судьбу целой потусторонней державы совершенно в другое русло. Тотальное уничтожение давало возможность начать всё с чистого листа, отмыв грехи прошлого. Но, кажется, Мацумото была лишена этого шанса. Война закончилась для неё быстро. Стремительное поражение во время второго вторжения тому Штернриттеру, кажется, Цан Ду, который украл Банкай Хицугаи-тайчо, а затем… Лишь кровь и темнота. Очень много крови. Это позже Рангику пришла в себя и узнала, что её, умирающую, взял под контроль кто-то из Квинси, «зомбировал» и использовал как марионетку в своих сражениях. Менос знает как, но Мацумото выкарабкалась. Разумеется, если бы не капитан Куроцучи, быть безвольной куклой-трупом не только ей, но и её тайчо, и Мугуруме с Оторибаши, однако это было не столь важно. Главное, что она снова выжила. Выжила, не сделав абсолютно ничего, хоть и занимала высокий пост лейтенанта. Выжила, чтобы с тщательно скрываемым стыдом смотреть в лица тех, кто отдал всего себя на этой чёртовой войне. Выжила, чтобы вновь улыбаться с фальшивой беззаботностью и радостью, делая вид, что не замечает беспокойства Хицугаи-тайчо за её отвратительные ноющие шрамы, которые обещали остаться с ней на всю жизнь. Выжила, чтобы вновь опрокинуть в себя немного саке, наблюдая за закатом. Как когда-то в детстве, только без выпивки. Как когда-то в детстве, только без Гина. Потому что раньше ей не нужно было ничего пить, чтобы почувствовать себя немного свободнее. Потому что раньше Гин существовал не только в её голове. А ведь даже при таких условиях у кого-то кипела жизнь, а счастье уже неторопливо стучалось в двери. Все знали о предстоящей свадьбе лейтенантов шестого и тринадцатого отрядов. Разумеется, те пока ещё ничего не говорили, но о громком признании Абараи не слышал разве что лежащий в коме. Рангику и сама не смогла сдержать улыбки — настоящей, пусть и робкой, — услышав эту историю. Ведь, похоже, только эта безумная парочка могла признаться друг другу настолько… экстравагантно. Рукии крайне не нравилось, когда её сравнивали с кем-либо. Сравнения с Бьякуей были смущающими и неудобными. Да, они похожи по нраву и, кажется, даже внешне. Вот только ещё лет десять назад подобные разговоры не подразумевали ничего, кроме недоумения и даже осуждения возмутительным поступком главы Благородного Дома Кучики — принять в семью руконгайку, это надо же! Сейчас смысл, естественно, был другим, ведь Рукия исполняла обязанности капитана тринадцатого отряда после смерти Укитаке-тайчо, да и на войне превосходно себя показала. Чего стоил только её невероятный Банкай! Да, смысл изменился, а осадок остался. К тому же, сравнения с Хисаной Рукии тоже не пришлись по душе. На протяжении сорока лет это были лишь робкие замечания, да и то от прислуги, прослужившей в доме Кучики почти всю свою жизнь, означающие только то, что «юная госпожа» чертовски похожа на бывшую «хозяйку». Естественно, Рукии подобное было неприятно. Кому понравится, что тебя сравнивают с погибшей женой взрослого мужчины, который притащил тебя, никому толком не нужную оборванку, в свой богатый дом? Да кто бы знал, чего только Рукия на первых порах не ожидала от Бьякуи! То, что он велел ей называть его братом, ситуации отнюдь не улучшало. А ведь дальше легче не стало. Хисана оказалась её родной сестрой. И нет, Рукия не осуждала её за поступок, навсегда разлучивший их. Сама ведь выросла в Инузури и понимала, что, окажись она в подобном месте с маленьким ребёнком на руках, возможно, поступила бы так же. И ведь Хисана искала её. Да, умудрилась выйти замуж по любви, так ещё и за самого Кучики, но ни на секунду не забывала про оставленную когда-то сестру. Рукия не осуждала Хисану, но и не любила. Как можно любить абсолютно незнакомого человека? Она хотела с ней встретиться, даже понимая, что этого не будет уже никогда. Она хотела с ней познакомиться и поговорить о великом множестве вещей. Хотела, но не могла. Понимала и не осуждала, однако при этом и не любила. Рукия не знала Хисану. И какие бы прекрасные вещи о ней не рассказывали, джусанбантай-фукутайчо понимала, что это всё не про неё. Рукия не нежная. Рукия не примерная хозяйка дома аристократов. Рукия — воин, а Хисана такой никогда не была. Они были чертовски разными, пусть внешне и похожими как две капли воды. Рукия, ценившая свои узы с другими людьми выше чего бы то ни было, ибо знала им цену благодаря жестоким урокам судьбы, терпеть не могла, когда её с кем-то сравнивали. Потому что ей казалось, что в ней видят не более чем тень этого человека. Тень, а не её настоящую, Рукию. В тот день всё для юной Кучики сложилось донельзя неудачно. Доведённая очередным неприятным разговором, завалом на работе, которым страдал поголовно каждый дееспособный Шинигами в Готее, намечающейся депрессией и острой тоской по капитану Укитаке и Кайену-доно, которая стучалась каждый вечер в дверь её души, Рукия со смешанными чувствами рассматривала себя в зеркало. И да, она была лишь самую малость навеселе, но ведь не считать пару глоточков саке чем-то серьёзным, верно? И Рангику тут совершенно не при чём, честно-честно. Рукия не собиралась ничего делать ни со своим телом, ни со своими волосами. Лишь задумчиво рассматривала своё отражение, отстранённо вертя в руках ножницы. Визит Ренджи поздним вечером в её импровизированный кабинет стал неожиданностью. А Абараи, это знали все, всегда был скор на расправу. Выводы, как, в общем-то, оказалось, тоже делал быстро. Слово за слово, вспыльчивый нрав Ренджи, несдержанность Рукии, усиленная треклятыми глоточками, и вот старые друзья уже орут друг на друга во всю глотку. А стеночки-то в наспех сооружённых и пока что временных бараках, где ютились сразу нескольких отрядов, были довольно тонкими. Невольно целая толпа Шинигами узнала, какая Рукия дура, какой Ренджи идиот, как Рукия «вообще могла подумать о чём-то подобном» и как Ренджи «ничего не понимает». Ни один не желал ни уступать, ни просто прислушаться друг к другу. Всё та же толпа в кратчайшие сроки поняла, как Рукии надоели постоянные сравнения и «вот это вот всё». Ну, и шустренько докумекала, насколько Ренджи любит Кучики-фукутайчо «такой, какая ты есть, идиотка!». Рукия не была не в себе настолько, чтобы забыть это просто так. Разумеется, в тот же вечер они не набросились друг на друга с поцелуями и не понеслась у них розово-сопливая романтика. Абараи и Кучики не были бы собой, случись нечто подобное. О нет, упрямые придурки и сущие дети в подобного толка отношениях упрямо избегали друг друга не одну неделю! Лично Рангику, не без активной помощи не сумевшего отказать ей Хисаги и не умеющей отказывать вообще Хинамори, всё-таки смогла подтолкнуть одного к другому, убедившись, что чувства более чем взаимны. Собственно, трудами этих троих лейтенантов ещё двое фукутайчо перестали быть закадычными друзьями и перешли на совершенно новый уровень отношений. Мацумото была искренне за них рада. Хотя вытрясти подробности серьёзного разговора с Бьякуей так и не смогла, что её весьма и весьма печалило. А там дальше понеслась и другая любовная, или пока не совсем, история. Хинамори, видимо, донельзя вдохновлённая примером Рукии и Ренджи, а также смелостью Рангику, решилась на радикальный шаг. Ну, для себя радикальный. Выщипала брови. Кривовато… Да что там, откровенно кособоко! От волнения, от неуверенности, от недостатка опыта. Более того, Мацумото была уверена, что девочка занималась этим в первый раз и что её почти детские руки ужасно дрожали на протяжении всего процесса. Хотя Рангику вообще узнала об этом случайно. Всего лишь вздремнула на полчасика, чтобы потом вновь взяться за работу, а Хинамори уже пришла к капитану Хицугае, и там, уже проторенной дорожкой «слово за слово», вдруг вспылила и практически расплакалась, зная, что ужасно накосячила, выставив себя посмешищем. Для подчинённых и простых прохожих точно. Мацумото от её высокого голоса и проснулась, а в итоге стала невольным свидетелем донельзя трогательной картины. Когда, ну когда ещё она смогла бы увидеть смущённо улыбающегося капитанчика, искренне говорящего девушке, что она будет ему дорога в любом виде? Рангику буквально спустя минуту, конечно же, со страшными воплями погнали вон, но это того стоило, согласитесь? А поправить брови Хинамори Мацумото помогла. Они все были такими… живыми. Радостными. А может, просто молодыми? Словно их не тронула война. Да, тяжело. Да, трудно. Да, невыносимо смотреть на навсегда покалеченных и словно потерявших самих себя, как тот же Кира. Но жизнь не остановилась. Время не замерло, и сердца всё так же бились. Просто теперь, в такие отвратительные времена, появилось больше причин, чтобы отсчитывать мгновения жизни в одном ритме. Рангику была рада за них. Искренне и без фальши. Даже учитывая, что её тело навсегда получило отметины в виде ужасных шрамов, а душа — в виде никогда не заживающих ран. И не потому, что она словно проживала с ними жизнь и судьбу, которую никогда не смогла бы прожить сама. Не потому, что Гин не одобрил бы её грустного выражения лица. Они были светом. Эти дети, краснеющие при одном взгляде друг на друга. Дети сильные, способные сражаться и убивать, но в чём-то ещё такие невинные и трогательные. Рангику понимала, что думает совсем как старушка и при этом для большинства всё ещё остаётся легкомысленной блондинкой. И, возможно, её время размышлять о прожитой жизни и трогательности не таких уж маленьких ребят ещё не пришло. Но она всё равно была счастлива. Счастлива смеяться вместе с ними, произносить тосты на свадьбе и великодушно брать работу на себя, когда кому-то вдруг срочно понадобится отгул или просто время на своего дорогого человека. Рангику была счастлива, даже если и сидела вечерами в компании одной лишь бутылки саке и наблюдала, как садящееся солнце окрашивает всё вокруг в цвет крови, неприятно напоминая обо всех потерях и недавней войне с Квинси. Рангику была счастлива за них и вместе с ними. И верила, что Гин тоже где-то счастлив. Шёл второй год после войны. Небо над Сейрейтеем всё ещё было мирным. Ветераны Великой Бойни всё ещё умели улыбаться. Ведь иногда для счастья нужно не так уж и много, верно?