Отработанный материал

…Кажется, на военном жаргоне таких, как я, называют очень просто и понятно: «отработанный материал». И я не обижаюсь. Правда. Ведь это и в самом деле было бы очень глупо: посылать совершенно целого, боеспособного «Стража» на поиски такой рухляди, в которую превратилась моя собственная раздолбанная машина. И пусть Гауна, на уничтожение которой был послан наш отряд, все-таки нашла свой конец на острие копья Икеда-сана, до того, как отрубились дальние сканеры, я еще успела заметить несколько зловещих сигналов где-то на периферии области боя, а значит, к уничтоженной нами Га-397 в самом скором времени планировали присоединиться ее сородичи. Подставлять другого «Стража», другого пилота… нет, всю «Сидонию» – ради зыбкой надежды отыскать-таки среди космического мусора пару изувеченных тел?.. Так что я не обижаюсь, капитан. Это было очевидное решение. И я благословляю… от всей души благословляю вас и корабль, что был мне домом на протяжении всех семнадцати лет жизни, но… Но… Просто… просто это было ужасно обидно: кричать в сломанный передатчик, стучать кулаками по чудом уцелевшему обзорному стеклу, плакать, плакать! – и все равно беспомощно смотреть, как растворяются в безбрежной черноте ослепительно-синие огни ускорителей, уносящие корабль-семя все дальше и дальше от брошенных на произвол судьбы пилотов. Тогда… тогда я правда надеялась, что сейчас умру. Перестану дышать. Я молила сердце разорваться от боли, прекратить эту муку. Я хотела уйти, заглохнуть, исчезнуть!.. Но я выжила. Последняя из четверых. Мне достался предсмертный вздох командира Икеды-сана, молчаливого ветерана с обожженным и сморщившимся лицом. Мне оставили разбитую вдребезги кабину Оно-семпая, балагура и весельчака, перед каждым вылетом отвешивавшего нам, новичкам, по крепкому подзатыльнику, после чего заскакивавшего на своего «Стража» и уже из кабины кричавшего, чтобы, как вернемся, обязательно дали ему сдачи. И мне же теперь до самой смерти слышать прощальный голос Рэна – «Сестрица… прости…» – глядя на ту жуткую мешанину, в которую превратился мой младший брат после того, как вечно голодная Гауна поглотила его целиком в самый разгар сражения. Мне. Мне. Мне. Все – мне, весь мир – мне. Вся пустота. И боль. И одиночество. Я хочу умереть. Я хочу умереть. Я хочу умереть. Но я… не умираю. И трещит, разбрызгивая искры, какой-то из оголившихся проводков, освещая недра кабины тусклым голубоватым светом. И шипит, пропуская воздух, кислород в моем изодранном скафандре. И стучит, там, глубоко, под коркой измученной плоти – стучит и стучит это упрямое сердце, никак не понимающее, что его время на исходе. Потому что я… я уже вижу их. Они плывут в угрюмо-черном океане, точно рыбы в океаническом отсеке «Сидонии», столь же непонятные и равнодушные к слабым человеческим созданиям, проносящимся мимо в утробах прозрачных батисфер. Они даже чем-то похожи на этих странных земных созданий, и беззвучно режут вакуумную пустоту покрытые твердой оболочкой наконечники живых «копий», пока вырывающийся из органических сопел энергетический поток толкает вперед вяло шевелящую мясистыми плавниками громаду, размером с четверть «Сидонии». И, глядя на приближающихся ко мне смертельных врагов, я не чувствую ровным счетом ни-че-го. Я устала. Страшно устала. Это мой третий вылет за последнюю неделю, хотя предыдущие два все же были не боевыми, а разведывательными – но я все равно устала, вчерашняя курсантка, за неимением лучших кандидатов засунутая в кабину боевого монстра. Я провела немало часов внутри виртуального симулятора и, наверное, пришибла там пару десятков Гаун… я даже думала, что поняла, каково это – по-настоящему с ними сражаться. Я была дурой. Абсолютной, совершеннейшей дурой. Я и понятия не имела, какой на самом деле чудовищный враг противостоит остаткам выжившего человечества. Так что, может быть, подвела моя неопытность. Или мой «Страж», летающая древность, которому уже давным-давно пора было направиться на переплавку. Или же нам всем просто не повезло – не сориентировался вовремя Икеда-сан, дрогнула рука Оно-семпая, заметался и на мгновение поддался панике мой бедный тихоня Рэн?.. Впрочем, что уж тут думать. Мертвым это ни к чему, а живые… живым, пожалуй, будет достаточно тех жалких крупиц времени – нескольких часов? Может, дней?.. – что мы с ребятами выиграли для них, положив свои жизни на алтарь этой незначительной победы. Ведь не мы первые, и не мы последние. «Сидония» кажется построенной из камня и металла, но на деле она стоит на человеческих костях. Все мы живем в том мире, который подарили нам наши предшественники. Всем нам, рано или поздно, наступит пора заплатить свою цену за то, чтобы продолжал существовать корабль-семя, лелеющий надежду однажды отыскать для человечества новый дом. Мое время уже почти наступило. Потому что я знаю: они меня найдут. Топлива в моем «Страже» осталось немного, но даже этих крох достаточно, чтобы привлечь внимание Гаун, и ближайшая из них уже замедлила свой ход и тянет к моему «Стражу» свои длинные тонкие щупальца – медленно, медленно, будто танцуя… …чертовски медленно, жестокая ты тварь. Но не беспокойся, я тебя дождусь. Я еще увижу, как ты вцепишься в «Стража» Икеды-сана – ему досталось меньше, чем моему – и тут же сбросишь кажущееся миролюбие, жадно начав раздирать его на куски. Будто кусок мягкого пластика, ты вылепишь из податливой плаценты чье-нибудь гротескное лицо, оскалишь зубы и даже, быть может, промямлишь что-то напоследок – прежде, чем я успею на прощание вонзить свой клинок куда-нибудь в твою поганую рожу. Я, естественно, тебя не убью. И сама погибну, самое большее, через несколько минут. Но я еще не сдалась, Гауна. Никто из нас еще не сдался. Человечество пока что не нашло место, свободное от вашего присутствия. Место, в котором мы могли бы осесть и основать новую колонию. Место, которое мы будем искать – и найдем, во что бы то ни стало найдем, сколько бы поколений ни заняло наше путешествие. Мы будем жить. Мы пробьем себе дорогу к нашему будущему. И мы еще покажем вам, что даже отработанному материалу может найтись достойное применение.

Конец.