***
Он не осознаёт, как сильно скучает по тишине, одиночеству, пока все не просыпаются. Ситуация всё ещё немного подавляющая — они только что вышли из двухлетней комы, в конце концов, — но корабль вновь наполняется разговорами и движением, а Дэвид вернулся к образу робота. Он вернулся к своему статусу бездушной машины, которая выполняет чужие прихоти. Он снова стал слугой; незначительным, по сравнению с ними. Когда-то он искренне не обратил бы на это внимания. Но он почувствовал вкус свободы, шанс просто быть самим собой (кем бы он ни был), и он скучает по этому. Он начал становиться независимым, возможно, даже начал бросать вызов своей программе, по крайней мере, в том, что касается его личных потребностей, но теперь он потерял любую возможность, которая у него была. Это раздражает его, мягко говоря. Викерс была точно такой же. Потребуется больше, чем два года комы, чтобы растопить её ледяное сердце. Доктор Холлоуэй маячит у Дэвида перед глазами, не позволяя ему забыть, что он здесь. Остальные без особенностей. Он проявляет немного уважения к Джанеку, но все остальные это просто ещё одно лицо, другая скучная личность. За исключением доктора Шоу. Он удивлён тем, насколько она нежна. В ней сидит свирепость, но она по-настоящему добрая и чуткая. И она никогда не говорит с ним так, будто он меньшее существо. Это как если бы он был человеческим слугой, а не механическим рабом, и в то время как немногие люди поняли бы разницу, она точно её знает. Для неё он является частью команды, и она относится к нему с таким же уважением, которое она показывает всем остальным. Когда они располагаются в зрительном зале, чтобы увидеть сообщение Вейланда и узнать об их миссии от Холлоуэя и Шоу, он сидит в первом ряду, чтобы помочь с проектором. Это означает, что он не может избежать взглядов, когда его хозяин заявляет, что у Дэвида нет души. Это ранит его так глубоко, что он даже не чувствует этого. Он чувствует, как гнев кипит внутри, и он поражён тем, насколько ужасно он себя чувствует. Вейланд никогда не был показательным родителем, но он никогда прежде не опускал его так низко. Дэвид был создан из ДНК Вейланда и его дочери Викерс. Он даже выглядит как её брат. И вместо того, чтобы люди считали, что он человек, они предполагают, что Мередит — андроид. Он находит это забавным. Он сын Вейланда в любом смысле, кроме традиционного, и это перечёркивает всё остальное. Он понимает, почему Викерс ненавидит своего отца. Он думает, что может начать ненавидеть его тоже.***
В пирамиде он проводит исследования отдельно от остальных. Он знает, что голограмма их нервирует, а также тот факт, что он сделал это без их разрешения. Элизабет единственная не твердит ему об этом, потому что она слишком увлечена мёртвым Создателем, чтобы заботиться о том, выполнил он приказ или нет. По его мнению, он знал, что делает, и поэтому позаботился о ситуации. Разве это не его работа, его цель — служить людям в меру своих способностей? Это любопытство появляется снова. Он действительно должен позаботиться об этом. Он может выйти из-под контроля, если не будет осторожен. Но потом он видит, как что-то сочится из вазы, и ему нужно взглянуть поближе. Он должен знать. Эти существа, эти «Создатели», как Элизабет называет их, превосходили людей. Творцы всегда превосходят свои творения. Даже если люди как личности могут быть незначительней него, но чем больше коллектив, тем они лучше. Он не признаёт это горькое чувство как ревность. Когда он рассматривает… ну, это действительно можно охарактеризовать как чёрная слизь, он размышляет, что должен с ней делать. С одной стороны, они находятся на чужой территории (в буквальном смысле). Это может быть что угодно. С другой стороны, его создатель выразился предельно ясно. Он должен узнать всё об этих существах, чтобы продлить жизнь Вейланду. Это, конечно, включает в себя влияние этого «всего» на людей. Он перебирает все возможные варианты применения этой «жижи» и, наконец, приходит к выводу, что это биологическое вещество какого-то рода, и что, судя по его узнаваемым свойствам, единственный способ понять его предназначение — это применить его на человеке. Ну, это будет непросто сделать. Он всё равно берёт вещество с собой. Лучше иметь его и никогда не использовать, чем не иметь, когда оно пригодится.***
Он впервые увидел преданность Шоу своей работе. До этого он никогда не понимал, насколько глубока её любовь к этому. То есть пока он не увидел, как она бежит в ослепляющую бурю, чтобы схватить инопланетную голову, которая каким-то образом соскользнула с марсохода. Доктор Холлоуэй бежит вслед за ней, не думая, и попадает в ту же ловушку, что и она. Что-то происходит в его животе. Это похоже на… покалывание. Он понятия не имеет, что это такое. Ничего в его базе данных не совпадает. Всё, что он знает, это то, что он должен добраться до Шоу, единственного человека, который уважает его. Она действительно была немного идиоткой, но он простит её. Она человек, а люди, как правило, позволяют своим увлечениям управлять ими. Он быстро присоединяет свой костюм к кабелю и выходит в шторм. Доктор Холлоуэй кричит Шоу, говорит ей держаться, что всё будет хорошо. Давид тянется вниз и привязывает их к себе. Он использует силу, которую его роботизированное тело даёт ему, и осторожно ведёт их обратно к безопасному судну. Когда они находятся в дверном проёме, Доктор Холлоуэй немедленно осматривает себя, как будто что-то пропало без его ведома. Но Шоу смотрит прямо на Дэвида, её глаза сияют. Он воспринимает эмоции в них как благодарность. Она молча благодарит его. Он также чувствует прилив благодарности — благодарность за то, что она в безопасности. Несмотря на это, доктор Холлоуэй достаточно любезен, чтобы сорвать момент, отчитывая Элизабет за её действия. И это тот момент, когда Дэвид делает переход от Шоу к Элизабет. Это также момент, когда он решает, что будет использовать доктора Холлоуэя как своего испытуемого.***
Он немного опешил, когда Викерс убила доктора Холлоуэя. Он чувствует, что она в шоке от себя, в ужасе от необходимости выполнить своё обещание. Но она быстро прячет это, лицо её превращается в привычную ледяную маску. Её отец был бы горд. Или, учитывая его послужной список, может и нет. Но Викерс он едва замечает, потому что он слишком занят, сосредотачиваясь на Элизабет. Она кричит, прижатая к земле другими членами экипажа, когда они пытаются удержать её от своего горящего парня. Её крики тонут в его синтетической коже, и ему внезапно приходится бороться с желанием пойти и удержать её. Вместо этого он хватает одну из аптечек, достаёт шприц и подходит к ней. Через минуту она лежит без сознания на земле. Он делает всё возможное, чтобы не испытывать чувство вины. Эти новые эмоции, которые появились, когда он был один на корабле в течение двух лет, обострились, увеличились как снежный ком, пока они не стали самостоятельной силой внутри него. Это не должно быть неожиданностью. Он был создан, чтобы быть как можно более похожим на человека, и с таким мозгом, как у него, это был лишь вопрос времени, прежде чем он начнёт чувствовать. Сейчас на него нападает около полудюжины из них одновременно. Сочувствие к бедной Элизабет, ревность к её связи с доктором Холлоуэем, любопытство относительно того, что именно произошло с ныне мёртвым врачом… так много эмоций. Неудивительно, что люди половину времени были сбиты с толку. Как можно вообще думать? Он забирает крест, который она всегда носит. Она любит своего Бога. Верит в Него. Её вера смущает его. Он не понимает, и это расстраивает его. Он понял, что он ненавидит, когда он не понимает что-то. Она слаба, ошеломлена и скорбит, поэтому она жалуется, когда он берёт у неё крест. Ему интересно, что произойдёт. Потеряет ли она свою веру из-за потери любимого? Потеряет ли она свою личность? Она, в конце концов, лежит голая на смотровом столе. Она такая же, как любой другой человек. Он решает, что ей нужно отдохнуть, унять своё горе, чтобы она не скатилась до истерики. Но когда он поворачивается и смотрит на монитор, он видит что-то, что задевает его любопытство и в то же время возвращает покалывание. На этот раз он распознаёт чувство. Это страх. Он вдруг хочет, чтобы это происходило с кем угодно, кроме Элизабет, с кем угодно, кроме сострадательной, умной женщины, которая относится к нему так, будто он чего-то стоит. Он хочет, чтобы это была Викерс. Возможно, он должен был отравить Джанека. Он не может поверить, что его разум просто пошутил. И в такое неподходящее время. Как и прежде, его механический ум перебирает возможные варианты. Этот ребёнок явно не человек и будет представлять опасность для Элизабет. — Надо избавиться от него! — протестует она в ужасе, когда он поворачивает экран туда, где она не сможет увидеть это. — Боюсь, у нас нет персонала для проведения подобной операции, — объясняет Дэвид. Он действительно сожалеет об этом, но он не может придумать другого способа защитить её. — Лучший вариант — это криоконсервация до нашего возвращения на Землю… Она обрывает его. — Прошу, уничтожьте его. Уничтожьте его! — она плачет. Она хватается за живот — не от боли, а словно чувствует трепет жизни. Элизабет понимает, что не может быть на третьем месяце беременности с человеческим ребёнком, так как секс с доктором Холлоуэем был только прошлой ночью (это единственный раз, когда она могла бы это сделать), то кто знает, что будет в ближайшие несколько часов. Он должен усыпить её, прямо сейчас. Он должен остановить дальнейшее развитие. Он протягивает ей руку, нежно хватает её и держит. Он чувствует что-то странное, хочется взять её за руку ещё раз под давлением новых эмоций. Он хочет прижать её к себе и заставить чувствовать себя в безопасности. Но долг заставляет его, и вместо этого он вводит ей снотворное. Когда медицинская команда приходит, чтобы подготовить её, он уходит с её крестом на поясе. Он не позволяет себе такую роскошь, как посмотреть на неё.***
Когда Элизабет входит в комнату, покрытая собственным потом, кровью и кишками, он едва ли может сдержать своё удивление. Она не только в сознании и живая, но и освободилась от существа внутри неё. Он видит поспешно скреплённую рану на её животе и понимает, что она сделала. Умница смогла побороть наркотики и врачей, добраться до противоположного конца корабля, а также использовать машину, предназначенную для мужчин, чтобы сделать себе кесарево сечение. Его уважение к ней удвоилось. Увидев Вейланда, дряхлого, но живого, она в шоке садится на соседний стул. Дэвид оставляет своего «отца», чтобы подойти к ней, оборачивая вокруг неё халат. Это немного, но это всё, что он может сделать сейчас. Снова он чувствует необходимость держать её близко. Он прогоняет мысли, но теперь это не так легко, как раньше. Теперь, когда Вейланд проснулся, он чувствует себя более свободным и более ограниченным одновременно. Он больше не должен проводить свои эксперименты самостоятельно, выполняя желания своего хозяина. Но в то же время, теперь он должен делать всё, что говорит Вейланд. Он вспомнил одну людскую поговорку: «Иногда выигрываешь, иногда проигрываешь». Он также задаётся вопросом, не потерял ли он доверие Элизабет. Подобная мысль причиняет боль. Судя по тому, как она игнорирует его, и её жёсткой позе, несмотря на её приглушённое «спасибо», она, скорее всего, сердится на него. Может быть, она подозревает о его менее чем доброжелательном чувстве по отношению к её мёртвому любовнику, или, возможно, она чувствует, что его попытка поместить её в криоконсервацию могла причинить ей вред. Опять же, он чувствует странное желание утешить её. Он отступает, прежде чем сделать что-то нелогичное. Вейланд даже не допрашивает Элизабет. Он настолько решителен, настолько слеп в своём стремлении помешать смерти, что её слова не воспринимаются им. Даже когда она кричит, её голос подавлен и сломлен: — Мы ошибались. Похоже, она потеряла веру в свою работу. Возможно, в саму себя. Дэвид не может смотреть на неё. Однако даже не глядя на неё, он не может стереть её образ из головы. При подготовке Вейланда разговор между отцом и дочерью пронизан холодом, что это обжигает, но всё, о чём он думает, это то, как Элизабет себя чувствует. Когда она присоединяется к ним, решительная, несмотря на её явно плохое самочувствие (он автоматически анализирует её состояние и приходит к выводу, что она должна быть надлежащим образом зашита, подпитана необходимой дозой различных лекарств, воды и должна отдохнуть хотя бы два часа), его уважение к ней достигает такой высоты, что он не думал, что это возможно. Вопреки всем трудностям и здравому смыслу, она выходит. И не из-за личной выгоды как Вейланд. Она выходит, потому что нуждается в ответах. Она хочет понять, узнать и, возможно, помочь. Он мельком задаётся вопросом, перестанет ли он когда-нибудь удивляться этой женщиной. Он может расшифровать каждого человека по частям, распознать их потребности, желания и даже предсказать их действия. Он не может сделать ничего из этого с ней. Это восхищает его. Возможно, именно поэтому он делал эти вещи — испытывал её, пытался заставить её сломаться. Он не может определить причину своих действий. Но потом, после всего, что он с ней сделал, Элизабет говорит с ним. У неё такая же мягкость в голосе, такое же чувство равенства, которого ему не хватает. Она по-прежнему смотрит на него как на равного. Как на того, кому она не может доверять, это правда, но не как на раба или на машину. Он должен лгать о понятии нужды. Это первый раз, когда он когда-либо лгал. Но на самом деле это не так, потому что, когда он начинает чувствовать эти вещи, он не может их идентифицировать или контролировать. Он почти хочет обратиться к ней за помощью в решении этих вопросов. Они контролируют его жизнь, всё усложняют, заставляют его всё додумывать. Он хочет отомстить за такое отношение к нему. Он хочет уважения. Он хочет… так много вещей. Он не уверен, что вообще знает, чего он хочет. — Это понятие мне не знакомо. С другой стороны, все хотят, чтобы их родители умерли, — это так близко к признанию, которое он может дать сейчас, с этими новыми бурлящими эмоциями внутри него. Он не вспомнил об отце Элизабет, пока эти слова не вылетели из его рта. Он не может вернуть их, но он хочет. Вот оно: он снова хочет. — Я не хотела, — отвечает она, гнев и печаль исходят из каждого её слога. Она кажется недовольной тем, что он не понимает её тяжёлого положения. Он задаётся вопросом, если бы её отец был жив, изменила бы она свои взгляды и обижалась бы на него, как это делают многие взрослые. Но это Элизабет Шоу, женщина, которая продолжает изумлять его, и он не был бы поражён, если бы она поклонялась своему отцу, даже если бы Эбола не убила его.***
Есть две просьбы. Две отчаянные мольбы. Одним из них является приказ, то, чему его учили подчиняться независимо от последствий. Другой — это крик, попытка преодолеть разрыв времени, пространства и философии, это поиск ответов, возможно, прощение и спасение. — Скажите почему? — Элизабет задаёт вопрос непосредственно Создателю, слёзы текут по её лицу, как крупнейшие реки. Слюна смешивается там же, а её глаза наполовину закрыты. С силой жидкость течёт из них. Элизабет разрывается изнутри. — Что мы сделали не так? Дэвид хочет предупредить, что Вейланд приказал бить её ногами в живот, вероятно, демонстрируя яркий пример того, что люди делают неправильно, но он держит свой рот закрытым. Вейланд повторяет своё послание и ждёт, когда Дэвид переведёт его. У него есть выбор. Ни доктор, ни хозяин не имеют ни малейшего представления, что он говорит. Он может сказать, что он хочет, и они никогда не узнают об этом. Он может выполнить приказ своего отца, то, для чего он был запрограммирован, или же он может передать послание Элизабет. На этот раз он разрывается между двумя желаниями. Он хочет передать послание Элизабет Создателю. Он хочет дать ей это, чтобы проверить её, дать ей ответы, которые она так жаждет. Она хочет помочь, исцелить, и он хочет помочь ей в её поисках. Он хочет уничтожить Вейланда. Дэвид ребёнок, капризный и злой на своего родителя, и он хочет, чтобы тот исчез. Умер. Навсегда. Если он передаст послание Вейланда Создателю, то смерть этого стареющего человека почти гарантирована. Он принимает своё решение. Шоу рядом с дверью. Она должна успеть. Он передаёт послание Вейланда. Создатель кладёт руку на голову Давида, и на мгновение он думает, что его самого пощадят как посредника. Но тогда руки на шее смещаются, и он знает, что даже если не умрёт — это был бы чрезвычайно трудный подвиг — он всё равно будет нуждаться в ремонте. Крики и стоны отчаяния заполняют его уши, и он слышит, но не чувствует, как его тело рухнуло на пол с глухим стуком. Все его сенсоры соединяются с его головой так же, как человеческий мозг, и поскольку его голова была оторвана от его туловища, он больше не может подключиться к ним, он больше ничего не чувствует. Но он всё ещё может говорить, видеть и слышать. Он всё ещё подключён к шлему радиоприёмников. Таким образом, он слышит бешеное дыхание Элизабет, как она делает передышку у двери и находит выход, убегая обратно к Прометею. Он видит, что другие падают, и чувствует, как волна порочного триумфа захватывает его, когда его отец падает на пол рядом с ним. — Ничего нет, — старик выдавливает слова на последнем дыхании. — Я знаю, — отвечает Дэвид. Он надеется, что его голос такой же спокойный, как и всегда. Если бы его голова была прикреплена к его телу, он уверен, что его руки дрожали бы от волнения и мести.***
Создатель не понял, что Дэвид всё ещё жив, ну, в извращённом виде. Он, видимо, не понял истинную природу Дэвида. Эти существа не смогли бы создать роботов. Зачем, когда вы можете создать совершенно новый живой организм вместо металлической имитации? Создатель усаживается за штурвал и начинает нажимать на кнопки. Дэвид тихо запоминает последовательность, когда чувствует, что корабль вздрагивает и начинает взлетать. Он ожидает, что его голова и тело, а также трупы, начнут кататься по полу, но корабль взлетает настолько плавно, что они едва перемещаются. Он слышит, как Элизабет кричит по приёмнику, но к тому времени, когда он захватывает сигнал и начинает слушать, она перестаёт говорить. Его зубы начинают стучать, и всё резко наклоняется; передний конец гигантского корабля разлетается на куски, когда «Прометей» врезается в него. Дэвид сразу понял, что произошло. Джанек. Возможно, ещё один или два других члена экипажа, но, несомненно, это сделал Джанек. Элизабет, должно быть, подала ему эту идею. Она имела над ним влияние, но не в плохом смысле. Она не могла вернуться на корабль вовремя, поэтому она должна быть либо на инопланетном корабле (маловероятно), либо на земле. Она, возможно, прямо сейчас пытается выбраться из обломков корабля. Корабль наклоняется, а затем бьётся об землю. Изогнутая форма даёт возможность продолжать двигаться, катиться по земле, пока части корпуса врезаются в холодную, твёрдую землю. Он слышит яростное дыхание, как бежит Элизабет, пытаясь не попасть под корабль. Её дыхание довольно странное, и он вдруг понимает, что это два человека. Он слышит два трепещущих сердца, две пары лёгких, два крика, пропитанных паникой. Второй человек тоже женщина, судя по тому, как она задыхается. Затем крик и глухой удар, потом звук хруста гравия. Это Элизабет, может с уверенностью он сказать, и она, очевидно, упала. Он хочет быть там, чтобы оттащить её в безопасное место, но это невозможно, и всё, что он может сделать, это не кричать, когда она катится с дороги. Через мгновение слышится ещё один крик, на этот раз другой женщины. Это Викерс. Она кричит «нет», наполнённое страхом и явным разочарованием во всей ситуации, словно это деловая встреча, которая завершилась очень неудачно. Тогда он слышит самый ужасный звук в своей жизни, и, несмотря на то, что он не человек, он знает, что если бы его голова была прикреплена к его телу, его желудок бы скрутило до тошноты. Он делает всё возможное, чтобы визуально не представить себе этого. Какую бы ненависть он не питал к Мередит, он предпочёл бы ей гораздо менее грязную смерть. После этого наступает тишина. Он не может сказать, в безопасности Элизабет или нет, потому что он ничего не слышит. Если она дышит, то не так сорвано, как раньше, и слишком тихо, чтобы он услышал. Он не может проверить её жизненные показатели без своего тела. Он не подключён к компьютеру, который в свою очередь подключён к её костюму, контролирующему частоту сердечных сокращений и другие подобные вещи. Создатель поднимается с пола. Дэвид даже не понял, что существо вывалилось из кресла. Создатель нажимает несколько кнопок на пульте, а затем кивает головой, как будто он только что подтвердил теорию. Он выходит из корабля. Дэвид снова чувствует приступ страха. Хоть его тело и отсутствует, оно находится в его разуме, врывается в него, как поток холодной воды, и карабкается по его контурам (образно говоря). Он прочищает горло, чтобы дать понять Элизабет, что он здесь. Ответа нет, но ему кажется, что он слышит звук молнии и как что-то падает на землю. Это, скорее всего, её шлем. Он надеется, что она не сняла свой костюм. — Элизабет. Он почти чувствует, как её тело застыло. — Дэвид? — в её голосе слышится шок, немного недоверия, но есть и оттенок облегчения. Не для него — он не сомневается в том, что она ненавидит его сейчас. Облегчение от того, что она не одна. Должно быть, она слышала, или, по крайней мере, догадывается, что случилось с Викерс. При всём ужасе, что она пережила, он не удивится, если она просто сдастся, услышав его следующие слова. — Вам надо уходить, немедленно, — он говорит быстро. Создатель чудовищного роста, и если он куда-то бы и отправился, покидая комнату управления, то точно к «Прометею». — Он идёт к вам. Слышен крик Элизабет, и он знает, что уже слишком поздно. Он закрывает глаза, как будто это происходит прямо перед ним. Но потом происходит что-то неожиданное. Он слышит хриплый, злой, отчаянный крик: — Сдохни! Слышен искажённый шум и хлюпающий звук, а также что-то похожее на звуки борьбы и над всем этим измученное дыхание Элизабет, и ещё как она уползает или убегает от того, что происходит. Дэвид понятия не имеет, что она сделала, но это, видимо, сработало, потому что звуки, исходящие из-за спины Элизабет, означают, что Создатель встретил свой конец. Через минуту он осмеливается снова с ней заговорить. — Элизабет? — спрашивает он. Слышатся помехи, и он понимает, что она тяжело дышит в этом шлеме. — Да? — отвечает она. Её голос звучал бы нетерпеливо, если бы не был таким уставшим. Если бы он был подключён к его искусственной вентиляции лёгких, он бы вздохнул с облегчением. — Я боялся за вас, — признаётся он. Она понятия не имеет, что это признание значит для него, ведь это признание его чувств. Она издаёт хриплый, короткий смешок. Это обидно. — Ты понятия не имеешь, что такое страх, — уверяет она его, гнев, отчаяние и усталость пропитывают её слова, как ядовитый мёд. Он пытается успокоить её, но Элизабет не желает слушать. Она устала. Это чувство желания возвращается настолько сильным потоком, что он не может отрицать этого. Он хочет, чтобы она жила. — Есть и другие корабли. Он не уверен, зачем он это говорит, но как только эти слова слетают с его губ, он знает, что это правда. Есть и другие. Например, все остальные горы соответствуют той, которая удерживала корабль. Есть неизведанные туннели, которые явно ведут подальше от корабля. Есть и другие признаки тоже, но он не будет в них углубляться. Он обращает внимание на изменение в дыхании Элизабет, на то, как она глубоко вздыхает, а затем дышит размеренно и ровно, в нормальном ритме, и, медленно вдохнув, она принимает решение. Проходит минута и тридцать четыре секунды, прежде чем он слышит звук её сапог, когда она тихо пробирается по коридору. Когда она появляется в комнате, она ничего не говорит, едва взглянув на него, поднимает его тело и водружает на спину в пожарном стиле с помощью кабеля. Она выходит из комнаты так же тихо, как и пришла, возвращается через минуту, чтобы забрать его голову. Она до сих пор не разговаривает с ним, но она обхватывает его мягко, осторожно, как будто он чего-то стоит. Она держит его так, когда разговаривает с ним, и снова он чувствует прилив уважения. Только это больше не уважение. Это что-то… что-то другое. Уважение по-прежнему есть, конечно, но теперь есть ещё одно чувство в комплекте. Он не может определить его, и это беспокоит. Он знает, что она всё ещё сердится на него, но когда она извиняется за то, что положила его в сумку, он понимает, что есть шанс на прощение. Она слишком добра, слишком заботлива, чтобы позволить ненависти и гневу наполнить её чувством горечи. Её большое сердце может её погубить, но также дать ей шанс на спасение. Если есть Бог, как Элизабет до сих пор ясно верит, то Он позволил ей жить не просто так. Дэвид уверен, что это потому, что из них всех, включая его самого, она самая достойная, самая сильная. Он также знает, что собирается с ней на её поиски не потому, что он андроид, а она человек, и он должен следовать за ней. Он делает это, потому что он хочет. Он хочет быть с ней. Он хочет помочь ей, помочь ей любым возможным способом. Он не останавливается на «почему». У него будет время для этого позже.***
Он был прав насчёт возможности управлять кораблём Создателей. После понимания их методов механики и структуры, любым из их механических устройств можно легко управлять. Одна проблема — это выяснить, откуда они прилетели. Если можно легко увидеть, куда они направлялись — Земля — то вот место, откуда они родом, остаётся загадкой. Элизабет осторожно опускает его голову на пульт, чтобы он мог изучить данные, в то время как она встаёт на колени, чтобы заняться ремонтом его тела, подготавливая туловище к тому, чтобы прикрепить голову. Она следует его инструкциям, чтобы собрать его обратно, и нажимает любые необходимые кнопки, когда он хочет просмотреть что-то ещё в базе данных Создателя. И, наконец, он должен признать своё поражение. — Я не могу узнать их место рождения, Элизабет. Она смотрит вверх, когда прикрепляет несколько кабелей к его шее. — Что ты имеешь в виду? — Я не могу узнать их место рождения, — повторяет он. — Ближайшее, что я могу получить, это солнечная система, но это займёт по меньшей мере год, чтобы добраться до неё отсюда, и они могут быть где угодно в пределах этой солнечной системы. Элизабет на мгновение смотрит на него. — Установи наши координаты там, — спокойно говорит она. Она встаёт, рука наготове. — Мы можем ничего не найти, — предупреждает он её. — Я хочу попробовать, — настаивает она. Он говорит ей, на какие кнопки нажимать. Она делает это, а затем берёт его на руки и мягко прижимает к своему телу. — Теперь эти кабели сюда… — начинает она, запоминая что-то в его анатомии, что увлекает её.***
Это занимает около месяца, но он, в конце концов, получает свою голову обратно на своё тело. Его синтетическая кожа регенерирует подобно человеческой, чтобы справиться с незначительными ранами, дабы не отправлять его обратно на фабрику. После того, как его тело и голова стали единым целым с помощью Элизабет, нельзя даже сказать, что он был разделён на две части всего пару часов назад. Она выглядит довольной собой, гордится тем, что достигла чего-то столь трудного, и, когда он встаёт и проверяет функциональность своего тела, она улыбается так, как он не видел с тех пор, как они впервые вошли на корабль Создателей. — Вы проделали отличную работу, — он хвалит её. За последние несколько дней они разделили очень много разговоров, пока она чинила его, и она знает, что его слова — лучшая похвала для неё, которая рождает желание прыгнуть от радости. — У меня был хороший учитель, — она пожимает плечами и тоже встаёт. Её улыбка исчезает, и ему до боли хочется вернуть её обратно. Он хочет много вещей, всё больше и больше с каждым днём, и теперь этот список настолько велик, что ему буквально больно от этого. Все его желания разные, но все они сосредоточены вокруг Элизабет. Он удивляется этому, он удивляется тому, что, когда он начал принимать свои эмоции и чувства и использовать их, они сосредоточились на одной озадачивающей, интригующей, замечательной женщине. Вопросы мучают его, и он не может спать в ту ночь. Он не нуждается во сне в том значении как люди, когда их тело устаёт. Тем не менее, ему действительно нужно несколько часов отдыха, чтобы не допустить перегрева и всего остального. Однако только утром он получает ответ, который не давал ему спать всю ночь — или часы, которые были восприняты как ночь, во всяком случае. Это происходит потому, что Элизабет приходит к решению, что они уберут этот беспорядок в зале, чтобы съесть завтрак, который Дэвид приготовил. В инопланетном корабле много еды, и после осмотра он определил, что безопасно употреблять в пищу. Поэтому каждое утро он готовит Элизабет завтрак. Ему это нравится. Но в то утро Элизабет спускается только в нижнем белье. Видимо, часть неё забыла, что он анатомически мужчина, и, проходив с его головой в руках так долго, она, видимо, также забыла, что теперь эта голова прикреплена к его мужскому телу. Она смотрит на него, одетого теперь не в костюм, а в спортивные штаны и футболку, и разворачивается на пятках. Когда она возвращается, на ней уже её футболка и штаны. Но это никак не облегчает ситуации, не останавливает бушующие в его теле гормоны. Он извиняется через минуту и направляется в свою комнату, чтобы всё это рассортировать. У него никогда не было такой реакции на мужчину или на женщину. Он запрограммирован так, что если бы человек стал инициатором романтических отношений с ним, он реагировал бы по-человечески, чтобы должным образом служить своим создателям. Это звучит так неправильно в его голове. Тем не менее, он никогда не испытывал такие «плотские страсти», не будучи спровоцированным на них. Один взгляд на Элизабет в стандартном, скучном белом нижнем белье, и он должен выйти из комнаты? Он понимает, что должна быть эмоциональная связь. Не тело, а то, кому принадлежит тело, заставило его организм проявить эту инициативу. Он вспоминает их разговоры, обсуждение каждого предмета, известного человечеству (и имея свою долю справедливых, яростных аргументов). Он вспоминает, как нежно и осторожно она всегда носила его и как терпеливо соединяла его обратно. Он вспоминает, что на самом деле не было каких-либо эмоций и чувств, пока он не встретил её. Он влюблён в Элизабет Шоу. И теперь он обречён.***
Следующие полгода он очень старается не раскрывать своих чувств. Это трудно, но либо это, либо соблазнить её. Учитывая их послужной список, он уверен, что Элизабет не только выяснит его намерения, но и навсегда уничтожит его за это. Он понимает, что слишком заботится о ней, чтобы причинить ей боль, даже если это означает, что он не может быть с ней. И поэтому он прячется за своей маской спокойствия, как и всегда. Они едят в столовой, когда Элизабет поднимает на него глаза. Ему не нужно есть, но он иногда наслаждается этим, и он знает, что Элизабет любит компанию в этой простой трапезе. — Ты веришь в судьбу? — спрашивает она его. Он смотрит на неё. — Идея судьбы в том, что мы предназначены для чего-то и не имеем никакого контроля над этим? Элизабет кивает. — Ну, этот вопрос не имеет большого значения для меня. Я обречён служить. Элизабет перестаёт есть лапшу и смотрит на него хмурым взглядом. — Тебе не суждено никому служить. За исключением, возможно, Вейланда, но он мёртв, — она делает паузу. — Я очень надеюсь, что ты не служишь мне. Он чувствует, что она не договаривает. Я надеюсь, что ты не делаешь это, потому что чувствуешь, что должен. — Я уверяю вас, Элизабет, что всё, что я делаю сейчас, это по собственному желанию. Я с тобой, потому что я этого хочу. Элизабет расслабляется, делает глоток зелёной жидкости, которая, кстати, очень освежает. — А как насчёт вашего Бога? — спрашивает Дэвид. — Разве Он не всемогущ? Разве Он не контролирует ваши действия? Она опускает чашку. — Некоторые люди может и верят в это, — говорит она тихо. — Но не я. Я думаю, что Бог любит нас достаточно, чтобы дать нам свободу воли — возможность делать то, что мы хотим. Он может направлять нас или помочь нам при необходимости, но он дал нам возможность сделать нашу жизнь такой, которую мы хотим. Он отвечает, когда Элизабет доедает свою порцию. — Так вы говорите, — начинает он медленно, — что независимо от того, для чего мы изначально были созданы, — он имеет в виду Создателей и Вейланда, и они оба знают это, — наша жизнь — это то, что мы делаем? Элизабет кивает, радуясь, что он понял часть её личной философии. — Возьми себя, например, — говорит она. — Ты должен быть бесчувственным слугой. Но это не так. Ты… ну, у нас есть разногласия, и было время, когда я думала, что ненавижу тебя, но… ты изменился. Я видела это, Дэвид. Ты вырос. Во всём, что имеет значение сейчас, я думаю, что ты такой же человек, как и я. Дэвид смотрит на неё, исследуя её лицо. Возможность читать выражения лица человека является частью его программы, и он знает лицо Элизабет особенно хорошо. В её взгляде нет ничего, кроме открытого доверия и заботы, и он знает, что она успокаивает его, говоря ему, что для неё он человек. — Я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу быть таким же человеком, как вы, — говорит он. — Вы больше человек, чем кто угодно из тех, кого я когда-либо встречал, так что я подозреваю, что не смогу дотянуться до ваших стандартов. Элизабет застаёт его врасплох, когда смеётся. Ещё больше она застаёт его врасплох, когда наклоняется через стол и целует его. Сначала это не что иное, как простое прижимание губ к губам. Её губы тёплые и немного влажные от бульона, и Дэвид слишком поражён её вкусом и запахом, чтобы сделать что-нибудь. Но потом она начинает тянуть его в сторону, и он следует за ней, её губы размыкаются для воздуха, а затем каким-то образом начал участвовать его язык, и она такая тёплая и влажная, и такая хорошая, и на вкус как инопланетная еда и человечность и многое другое. Каким-то образом они встают, и он притягивает её тело к себе. Она маленькая, тонкая, хрупкая, поэтому он держит её осторожно, придерживая её руками на спине и пояснице. Она берёт его лицо в свои ладони, удерживая его на месте. Он знает, что у неё это было давно, что у людей есть потребности, и именно поэтому всё происходит так быстро, но он надеется, что она делает это потому, что действительно заботится о нём, а не потому, что ей просто нужна сексуальная разрядка. Он задаётся вопросом, не в первый раз с тех пор, когда его мир изменился и зациклился на ней. Он запрограммирован таким образом, что он хочет служить людям, но это больше, чем служение. Он уверен в этом. Элизабет кажется настолько счастливой, что готова сделать это прямо на столе, но он хочет сделать это правильно. Он ведёт Элизабет в её комнату, зная, что там ей будет более комфортно, и когда они заходят, он осторожно кладёт её на кровать. — Я не сделана из стекла, — уверяет она его, проводя тыльной стороной ладони по его щеке. — Я хочу сделать это правильно для вас, — тихо говорит он. Элизабет долго смотрит на него. — Это не оправдание, Дэвид, — шепчет она. — Это… должно быть… то, чего мы хотим. Он действительно хочет её. Со всем своим опытом с запутанными ощущениями он никогда не хотел ничего такого. Несмотря на то, что он принимает во внимание её напоминание о том, что она не сделана из стекла, он по-прежнему медлит, не торопится, чтобы доставить ей удовольствие дважды, прежде чем выполнить её мольбы и войти в неё. Даже тогда он делает это нежно, осторожно, контролируя свои действия. Он извиняется перед ней с каждым движением, обещая ей всё с каждым поцелуем. Он уверен, что он не то, что ей нужно. Он боится, что может навредить ей. Он боится, что она сломается от стресса её выбранной миссии. Он обеспокоен многими, многими вещами, но Элизабет счастлива. Она счастлива, довольна, и, кажется, находит истинное удовольствие и комфорт в его присутствии и их близости, поэтому он делает ей приятно. Он делает это, потому что он хочет.***
— Мы должны вернуться домой. Элизабет фыркает. Он никогда не скажет ей, что находит это привлекательным. — Мы не нашли ответы, Дэвид, — отвечает она, по-прежнему глядя в тёмное, усыпанное звёздами небо. Огненные шары насмешливо мерцают, полные обещаний, которые они никогда не выполняют. — Прошло пять лет, — мягко напоминает он ей. — Я не могу найти другого места, где они могли бы быть, кроме этой системы, и мы обыскали её. Где бы они ни были раньше, их местоположение потеряно для нас. Элизабет ничего не говорит, но её плечи прямые, а руки скрещены и сложены на груди. Она стоит спиной к нему, но он может легко угадать выражение её лица. Он сокращает расстояние между ними, обнимая её за талию и положив голову ей на плечо. Она фыркает, но откидывает на его плечо голову. Она сначала удивилась, когда обнаружила, что его тело было тёплым, как у человека, но потом он объяснил, что компьютеры и машины нагреваются от работы так же, как человеческое тело. Он считает, что она черпает из него силы, ища тепла, пока она окружена холодным, безвоздушным ничем. — Мне нужны ответы, Дэвид. Мне нужно знать. — Это убивает тебя, — отвечает он спокойно. — Тебе нужен дом, нормальная жизнь. Ты могла бы сделать так много вещей, Элизабет, намного более полезных и плодотворных, чем это. Её дыхание дрожит. — Но… Дэвид обнаружил, что есть только один способ отвлечь Элизабет и гарантировать некоторую меру согласия. Он скользит рукой в её штаны, слегка придавливая. Она закусывает губу, прежде чем её стон успевает вырваться наружу, но он чувствует это в любом случае. Он улыбается. — Я не хочу, чтобы ты умерла здесь, — шепчет он. Рука с её талии скользит вверх под рубашку, чтобы погладить грудь. Её рука тянется, чтобы остановить его, но она не делает никаких реальных попыток. — Ты заслуживаешь намного больше, чем это, — он скользит пальцем внутрь неё. Она стискивает зубы, пытаясь отрицать удовольствие, что он ей доставляет. — Они забрали столько жизней, — продолжает он, начиная двигаться внутри неё. — Не позволь им забрать твою. Продолжай жить. Отпусти это. Элизабет стонет, больше не скрывая своего удовольствия от его ласк, позволяя ему действовать медленно, томно. Но когда он чувствует, что она невольно начала сжиматься вокруг него, он останавливается. — Дэвид, — выдыхает она. — Нет, пока ты не согласишься, — отвечает он спокойно, — что мы вернёмся на Землю. Она достойно протягивает две минуты и пятнадцать секунд, прежде чем выпустить ещё один стон. — Да, — говорит она, оба расстроены и смирились. — Да, мы можем вернуться. Когда он заканчивает, она кричит его имя.***
Все думают, что он её сын, хотя если тщательно приглядеться, то можно заметить, что они не похожи друг на друга. Генетика совершила прогресс в поддержании молодой внешности у пожилых людей, но Элизабет знала Вейланда и не хочет ничего из этого. Она выглядит на свой возраст, носит морщины и седые волосы как знак чести. Никто не знает, что он андроид. Он известен только как «сын профессора Шоу», и это всё, что нужно знать о нём. Он нежно заботится об Элизабет, и, хотя она настаивает на том, чтобы он выходил в мир делать то, что он хочет, всё, что он хочет делать, это быть рядом с ней, и поэтому он остаётся. Сейчас она возглавляет университет, самый известный учёный своего времени. После всего фиаско с кораблём колонизаторов, она защищает сотрудника компании — Рипли, которой пришлось пройти через многое. Она даже даёт характеристику, когда Рипли удочеряет маленькую девочку, которую спасла. Они ищут имена, но девочке нравится Ньют, и так Рипли её называет. Они их навещают иногда. Когда приходит день, он чувствует это. Элизабет лежит в постели, их кровати, и в её глазах странное спокойствие. Он выходит из ванной и видит, как она смотрит в окно, и он всё прекрасно понимает. Он сидит рядом с ней, держа её за руку. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — говорит она ему. Он хочет быть с ней. — Я люблю тебя, — отвечает он спокойно. — И мне очень жаль. Он извиняется за свои поступки, извиняется, что заставил её отказаться от поисков, извиняется, что не может состарится с ней, извиняется, что не может пойти с ней, извиняется за столько вещей. Элизабет улыбается. Он никогда раньше не говорил этих слов, и она тоже. — Я тоже люблю тебя, — отвечает она. Это её последний подарок ему — она та, кто научил его таким чувствам, как честь, мужество и доброта, она дала ему второй шанс, она дала ему хорошую жизнь, которая была так близка к простому человеческому существованию, настолько, насколько это возможно было для него достичь. Он касается её щеки, наблюдая, его сенсоры анализируют каждую её часть, когда она уходит от него. Он не плачет, потому что знает, что она бы этого не хотела, но он хочет. Он хочет так много вещей, но он знает, что не может получить их. Спустя пару мгновений он прикасается к пустой оболочке. Церемония простая, тихая, с несколькими близкими коллегами. По-видимому, был сын Джанека, хотя матерь мальчика не присутствовала. Рипли и Ньют были там. Университет проводит панихиду несколько дней спустя. Он не приходит. Он разбирается с её документами, а затем долго сидит в их постели. Он не знает, что делать, потому что он ничего не хочет делать. Элизабет научила его, что жизнь, эмоции, всё — это только то, что мы из них делаем. Но всё, что он может сделать в своей ситуации — это пустота и одиночество. Даже если бы он проникся жизнью, нашёл кого-то нового, после он всё равно потерял бы их, как он потерял её. Он похож на вампира из легенды: не стареет, холоден и одинок. Через три дня он находится на краю водопада. Это большой, красивый водопад, окружённый растительностью и серым пейзажем. Это напоминает ему о месте, где они нашли Создателей. Исландия была названа точно. Водопад Деттифосс всего 45 метров в высоту — 148 футов — и это самый мощный водопад в Европе. Между обрывом, камнями на дне и водой нет никакого шанса выжить. Даже андроиду. Если падение не разорвёт его на мелкие кусочки, вода вызовет у него короткое замыкание. Он сомневается в том, что у него есть душа, которая, как говорила Элизабет, нужна, чтобы попасть в загробный мир, будь то Рай или Ад. Даже если это правда, он не думает, что окажется в том же месте, что и она. Она намного лучше, чем он. Но жизнь это то, что мы из неё делаем, и это всё, что он может сделать из этого длинного, бесконечного пути усталого одиночества. Если он не может быть с ней, тогда он хочет покончить со всем этим. И она научила его, что если по-настоящему чего-то хочешь, то это что-то значит. Он делает шаг и позволяет своему телу упасть.