Мистер Опекун

Смеркалось. На линии горизонта сверкнула последняя призрачная полоска — и тут же исчезла, погрузив город в сумерки. Со стороны оживлённых дорог доносился гул автомобилей, выкрики зазывал из местных пабов и шум сотен людей, шагающих по улицам города в этот вечерний час. Никт сидел на скамейке возле заброшенной церквушки и смотрел в ту сторону, в которой только что скрылось солнце. Это было его любимое время суток. Последний закатный отблеск означал, что скоро мир погрузится во тьму, а вместе с тьмой начинался его новый день. Раньше, когда Никт был маленьким, в это время он всегда приходил к крипте часовни, чтобы поболтать с самым близким другом, задать ему сотню-другую вопросов и послушать молчащую тишину, исходившую от ночной тени, когда на все вопросы будут даны более или менее исчерпывающие ответы. По прошествии долгих лет Никт не забыл свой детский ритуал и каждый день, едва солнце опускалось за горизонт, находил ближайшую церковь, садился на скамейку и ждал. В такие моменты тоска, стягивающая его сердце, ненадолго отпускала его, а душа наполнялась детской надеждой. И пусть он знал, что его бывший опекун больше никогда не вернётся, ему нравилось вот так сидеть, представляя, что он вот-вот явится, и по лёгкому шелесту встревоженных листьев Никт поймёт, что он рядом. Юноша в последний раз воскресил в памяти образ родной уютной гробницы, большой яблони на земле горшечника и тёмного шпиля часовни, а затем поднялся со скамьи и направился к дому, который за шесть лет так и не смог стать для него роднее места, где он был счастлив, пока не вырос. Он очень скучал по старому кладбищу на холме. По приёмным родителям — добродушным мистеру и миссис Оуэнс, по Иосии Уордингтону, ведьмочке Лизе Хемпсток, мистеру Пенниуорту, матушке Хоррор и Гай Помпею. И Сайлесу. Больше всех по Сайлесу. Засунув руки в карманы, Никт побрёл в сторону тихой улицы, на которой располагались ряды однотипных жилых домов. В одном из таких домов и жил никому не приметный Никто Оуэнс — прилежный студент исторического факультета, странный угрюмый юноша двадцати одного года от роду, без семьи и близких друзей. В этот вечер тоска Никта достигла своего пика. Он не мог больше вслушиваться в разговоры живых людей, не вспоминая при этом ночные посиделки у семейного склепа Бартлби, когда бабушка Фортинбраса рассказывала истории о викторианских джентльменах и их бравых подвигах. Не мог сидеть на лекциях, слушая пресные сообщения профессоров о первых заселявших этот город кельтах, зная, что в мавзолее Фробишеров покоится некто на сотни лет древнее. Не мог видеть счастливых мам и пап, поднимающих своих чад на ручки, не вспоминая о временах, когда миссис Оуэнс так же качала его в своих бестелесных руках, напевая себе под нос старинные колыбельные. А когда Никту случалось проходить мимо любой часовни, ему неизменно казалось, что сверху на него взирает неподвижная тень, и сердце его замирало так, что он ещё долго не мог найти в себе силы двинуться дальше. Мир изменился, но это был мир, который ему больше не принадлежал. Оказавшись в своей маленькой квартире, Никт не стал включать свет. Глаза его давно разучились различать предметы в темноте, но некоторые старые привычки остаются с человеком навсегда. При всём желании Никт Оуэнс не смог бы сказать, как очутился на кухне с ножом в руках. Юноша просто опустил взгляд и осознал, что не боится. Сердце его наполнилось решимостью. Он давно должен был сделать это. Слишком долго тянется его одинокое существование, слишком сильны узы, привязывающие его к настоящему дому, и слишком наивными оказались его представления о живых людях, путешествиях и новых друзьях. Сейчас он умрёт и очнётся на кладбище. Он вернётся туда, где его всегда ждали и любили. Левая рука Никта занесла нож над правой кистью. — Стой! — произнёс неожиданный женский голос у самого его уха, и Никт выронил от удивления нож. Он развернулся и внимательно оглядел пустую тёмную комнату. Он знал, что ему не послышалось. Никт был на кухне не один. Он слишком хорошо помнил этот голос с нотками насмешки и ласкового снисхождения. — Лиза? — позвал он. — ... глупый, глупый увалень... — сердитый голос раздавался то слева, то справа от Никта, — совсем ничего не соображаешь? Порешать себя вздумал? — Чтобы снова вернуться на кладбище, — спокойно ответил Никт. — И оказаться на земле горшечника, — голос Лизы стал слышен совсем отчётливо, и ведьмочка материализовалась перед юношей. Она склонила голову, как делала всегда, когда была недовольна им. — Ну совершенно так ничему и не научился! Ты забыл, что самоубийцы не воскресают? — Как-то в голову не пришло, — признался Никт. — То-то же! Ведьмочка замотала головой. Она выглядела в точности так же, как шесть лет назад: Никт с облегчение отметил, что Лиза была всё той же девушкой, какой он её запомнил при расставании. Настороженное лицо, не доброе и не злое, не красивое и не уродливое, с навеки застывшей на нём усмешкой. Хитрые серые глаза, длинные пепельные волосы и белая рубаха. Только теперь он был выше своей старой подруги. — Я так рад тебя видеть, Лиза. Во всех смыслах. Лиза Хемпсток уже сидела на подоконнике и смотрела в окно, словно собиралась прыгать вниз. — Не уходи... — умоляюще зашептал Никт, впервые за очень долгое время почувствовав, что боится. — Не оставляй меня одного, объясни, почему я тебя вижу. — Ты видишь меня, потому что умеешь это делать, Никто Оуэнс. У тебя дар. — Он давно пропал, — сокрушённо покачал головой Никт. — Уже много лет назад. — Это не так. Ты просто его не помнишь. Никт поднял взгляд и встретился с внимательными водянистыми глазами. На одно мгновение ему даже почудилось, будто в них светится нежность. Лиза тут же отвернулась. — Расскажи, как там все, — попросил Никт. — Как мама с папой? — В порядке всё с ними, — грубо отрезала ведьмочка. — И вообще, что ты свалился мне на голову со своими вопросами?.. У меня других дел, думаешь, нету? — Ты всё время была рядом, да? Ты присматривала за мной? Лиза Хемпсток глубоко вздохнула, глядя на сверкающий в небе полумесяц: — Мы все за тобой присматривали, Никто Оуэнс. — И ты никогда меня не оставляла? — Никогда, Никт. Их взгляды снова встретились, и тут уже Никту стало немного не по себе. Он неожиданно смутился. А потом решился задать вопрос, который уже давно вертелся у него на языке. — А... Сайлес? Сайлес тоже? Лиза посмотрела на него так, что Никт вновь почувствовал себя десятилетним мальчиком, но ничего не сказала. — Он ведь уехал? — спросил он. — Сражаться со злом, как член Почётной Гвардии... Он уехал домой, в свою страну, правда? Я видел его саквояж... — Его страна уже давным-давно разрушена, Никт. — Во взгляде Лизы Хемпсток читалось сожаление. — Кладбище — вот его дом, почти всегда им было. Юноша почувствовал, что начинает злиться. — Тогда зачем он солгал мне? — вскричал он. — Почему прогнал меня? Почему вы все меня прогнали? Если ты действительно была всё время рядом, ты должна была видеть, как мне плохо! Как я по вам скучал! — Не думай, пожалуйста, что мы этого не видели. Помяни моё слово, видели, и ещё как. — Знаешь, мне от этого не легче! — Успокойся, ты, молодчик! Раскричался, почитай что глупый ребёнок! Ты не должен был прожить всю жизнь с мёртвыми, вот что, от нас мало толку. Надо было устраивать тебя в миру. — Не нужен мне такой мир. Без вас. Юноша отошёл и с отчаянием сцепил пальцы на руках. Он начал потихоньку остывать. Зря он накричал на Лизу, сейчас она обидится и исчезнет, а Никт так этого не хотел. — Прости, — искренне раскаялся он. Лиза участливо смотрела на него. — Тебе был дан шанс вырасти человеком, Никт, — мягко сказала она. — Сайлес хотел этого для тебя. Больше всего на свете. Никт почувствовал, что внутри него что-то дрогнуло, будто заработали шестерёнки механизма, который заглох много лет назад. Юноша обернулся. — Значит, я больше не вижу призраков не потому, что стал слишком взрослым и перестал в вас верить? — Если бы ты перестал в нас верить, ты бы сейчас не смог со мной разговаривать, Никто Оуэнс. И возраст тут ни при чём. Ты всегда был с нами, и всегда с нами останешься... если захочешь, разумеется, — осторожно добавила Лиза. — Конечно, хочу! — с жаром выпалил Никт. Ведьмочка оценивающе оглядела Никта с головы до ног, прижав руку к подбородку, словно раздумывала над чем-то. — Что ж, неслух... возможно, проку от тебя среди людей и правда никакого. Ничему тебя жизнь не научила... — Так ты заберёшь меня? — с надеждой спросил Никт. — Пожалуйста, Лиза! Лиза в нерешительности заглянула ему в глаза: — Точно в этом уверен? — Точнее не бывает. — Ну ладно, — протяжно вздохнула ведьмочка, в мгновение оказавшись рядом с Никтом. Юноша ощутил у себя на лбу её холодные пальцы. — Закрой глаза, малый, надо сделать тебя невидимым, — Лиза зашептала заклятие на неизвестном языке, который плавно перетёк в знакомые слова: Как тень, как пыль, как сон, как свист. Как ночь, как тьма, как дух, как мысль, Скользни, исчезни, прочь от глаз. По верху вниз, меж них, меж нас. Никт открыл глаза. Ничего не изменилось, но теперь он знал, что снова невидим для человеческого глаза. Лиза Хемпсток легко коснулась его пальцев. — А теперь как следует сожми мою руку, глупый мальчик. Мы возвращаемся домой. *** Никт оказался на земле перед часовней. Лизы рядом не было — её место было на неосвящённой земле, там, где у ограды растёт большая яблоня. Никт помнил все эти мелочи, всё — от высоких дверей часовни, которая теперь не казалась Никту такой огромной, до последнего скола на могиле Теккерея Порринджера, у которого он в детстве стащил томик "Робинзона Крузо", за что получил холодным кулаком по уху. На город опустилась ночь, и Никт двинулся по направлению к крипте часовни, где обитал не человек и не призрак. Войдя в прохладное помещение, Никт посмотрел наверх, стараясь различить во тьме очертания потолочного свода. Раньше опекун спускался оттуда вниз по стене, едва наступали сумерки, садился к Никту на скамейку, и они долго разговаривали. — Там меня нет, — раздался бархатистый голос из-за спины Никта. Юноша резко обернулся. Перед ним стоял Сайлес. Тот самый и в то же время какой-то не такой. Складки чёрного плаща утопали в движущихся тенях. Несмотря на то, что Никт теперь был довольно высокого роста, Сайлес всё же был выше. В тёмных глазах читалось осуждение. — Ты вернулся, — сухо констатировал он. — А ты никуда не уезжал, — парировал Никт. Сайлеса невозможно было смутить, поэтому Никт и не ждал, что тот покраснеет или растеряется. Хотя краснеющий Сайлес — это было бы весьма забавно! Никту вдруг отчаянно хотелось обнять бывшего опекуна, попросить сказать ему, что он рад его видеть. Как же он скучал по нему эти долгие шесть лет! Эту долгую вечность. — Это ведь ты заставил меня забыть мои навыки, так ведь? — Никт смотрел на Сайлеса без тени осуждения. — Видеть мёртвых, наводить ужас, ходить сквозь стены и по снам... Сайлес и бровью не повёл. — Кто тебе рассказал? — Лиза. — Ну разумеется, — мрачная тень пролегла на бледном лице. — Я хочу их вернуть, — твёрдо сказал Никт, глядя на того, кто значил для него больше, чем Сайлес мог себе представить. — Это будет трудно, — отстранённо произнёс он, словно затеи Никта его не касались. — Тебе придётся учиться заново, но ты уже не ребёнок, и твоё обучение может затянуться на долгие годы. Если это вообще имеет смысл. — Есть гораздо более лёгкий способ, — улыбнулся Никт. Брови Сайлеса всё-таки дрогнули. — Неужели? Никт долго собирался с силами, чтобы озвучить то, о чём пытался сказать Сайлесу с детства. — Если ты сделаешь меня таким, как ты... — Исключено! Полы плаща взметнулись вверх, окутав Сайлеса грозовой чернотой. Сайлес был очень зол, но теперь Никт не боялся расстроить его, поскольку знал, почему тот так себя ведёт. — Если ты до сих пор любишь меня, ты сделаешь это. Глаза Сайлеса сверкнули рубиновым огнём. — Никто Оуэнс, ты просишь меня о невозможном! — зарычал он. — Разве? — Никто не вправе просить меня о таком! Ты — тем более. Я увёл тебя подальше от этого места, дал тебе правильное направление, сделал всё, чтобы ты начал нормальную жизнь и смог реализовать себя, пока не настанет твой час уйти... — Я не хочу никуда уходить, Сайлес, — спокойно возразил Никт. — Я хочу остаться дома. Вставать в сумерки и встречать новый день на этих каменных дорожках, здороваться с теми, кто здесь похоронен, заходить к ним в гости, помогать маме делать уборку к Данс-Макабру и смотреть на танцующих, стоя у церкви рядом с тобой. Если ты не сделаешь, о чём я прошу тебя, я найду другого такого как ты и попрошу его. Ты знаешь, что я не отступлю. Когда-то ты сказал мне, что человеческая школа была экспериментом, который провалился. Так вот, самостоятельная жизнь тоже была неудачным экспериментом. Зато теперь я знаю, где мой настоящий дом. Детское правило №1: Сайлеса нельзя обнимать. И дело не в тактильной невозможности, а в психологической — Сайлес просто не тот, кого можно пожалеть, приласкать и захотеть утешить. Сайлес — другой. Не из дневного или ночного народа, не живой и не мёртвый, не охотник, не Пёс Господень, и, упаси Боже, — не из упырей. Сайлес — он сам по себе. Это Сайлес. Но в тот момент Никто Оуэнс решил на время об этом забыть. Его руки обхватили густую чёрноту, и поначалу Никт решил, что внутри пустота, но вскоре почувствовал под пальцами настоящее тело, настолько живое и почти... человеческое, что юноша не сразу поверил, что это происходит на самом деле. Он обнимал его. Обнимал Сайлеса. Это совсем не походило на то, как в детстве Никта обнимала миссис Оуэнс или даже Скарлетт — когда хотела убедиться, что он живой. Вероятно, сейчас Сайлес чувствовал себя так же, как Никт много лет назад. — Я люблю тебя, — прошептал Никт с закрытыми глазами. — Ты, наверное, не поймёшь, но я не готов с тобой расставаться. Ни сейчас, ни после смерти. Когда Никт отпустил его, в глаза Сайлесу он посмотреть не решался. — Ладно, — пожал плечами юноша. — Наверное, пора мне. Я буду искать... — Постой, — ледяная рука схватила ладонь Никта. Он поднял глаза. Никогда ещё не он видел бывшего опекуна таким встревоженным. — Ты точно этого хочешь? — взволнованно спросил Сайлес. — Это твоё окончательное решение? Никт недвусмысленно улыбнулся. Тогда одним молниеносным движением Сайлес оставил крохотный укус на запястье Никта и выпрямился. Внезапно мир поблек. Кладбище исчезло для Никта, осталось только прикосновение Сайлеса к его руке, хотя самого опекуна не было видно. Никт открыл глаза и увидел перед собой Всадницу, её Белый конь вспарывал копытами облака. Серебристое платье из паутины опускалось до самой земли, красивое лицо было искажено печалью. — Что же ты наделал, Никто Оэунс? — с горечью спросила величественная женщина. — Теперь ты там, где я не смогу прийти за тобой, и мне придётся нарушить данное тебе обещание. Теперь я никогда не смогу прокатить тебя на крупе своего Коня. — Простите, — сказал Никт. — Не проси прощения у Смерти, юноша. Надеюсь, твоё решение того стоило. Удачи и прощай. Никт снова открыл глаза и встретился с вопросительным взглядом Сайлеса. — Ты видел? — встрепенулся Никт, чувствуя, как подкашиваются колени. — Ты тоже видел её? Поняв, о ком он говорит, Сайлес помрачнел. — В своё время, — сухо бросил он. — А теперь трое суток отлёживайся в крипте, я буду наблюдать за тобой. *** На третью ночь Никто Оуэнс вышел из часовни и наконец увидел свою семью. Матушка Хоррор чистила своё надгробие с помощью старого носового платка; Фортинбрас Бартлби гонял по опушке серую кошку, а Теккерей Порринджер читал роман "О мышах и людях", сидя на собственном могильном камне. Никт закрыл глаза и улыбнулся. Наконец-то он снова дома. Они стояли у входа в свою гробницу и ждали его. Никт подошёл и позволил миссис Оуэнс обнять его своими полными руками. — Мы так переживали, — не удержавшись, всплакнула она, — ты был там один, в этом огромном страшном мире... — Мама, — снисходительно улыбнулся Никт. — Добрый вечер, юный Оуэнс! — весело поздоровался мистер Оуэнс. — В добром здравии? — Не жалуюсь, — засмеялся Никт. — Полагаю, теперь за твоё здравие можно не переживать, — задумчиво проговорил отец, разглядывая холодную как лёд кожу Никта. — Полагаю, что так. — Сайлесу ещё предстоит многому тебя обучить, — сказала миссис Оуэнс. — Он будет готовить меня в члены Почётной Гвардии, — просиял Никт. — Ты без приключений не можешь... Давай, заходи к нам в гробницу, посидим поболтаем, расскажешь нам, в какие передряги ты влип, сынок. — Прошу прощения, — вежливо склонил голову Никт. — Сначала мне нужно кое-кого разыскать. Я обязательно вернусь чуть позже. Попрощавшись с родителями, Никт отправился к западной границе кладбища, где начиналась земля горшечника. Она сидела у яблони, развернувшись к нему спиной, и стирала в прозрачной луже белый платок, в котором её похоронили. Раньше даже со старым детским зрением он различил бы лишь её призрачную тень, однако сейчас он видел всё. Никт подошёл к ней сзади и тихо поздоровался: — Привет, Лиза! Лиза Хемпсток аж подскочила. Испуганно обернувшись, она сразу же оказалась по другую сторону яблони. Увидев, что это Никт, она раздражённо закатила глаза. — Небось, находишь это весёлым, Никто Оуэнс? Как тебе удалось напугать меня... Лиза не договорила. На её лице застыло недоумение. Через мгновение она оказалась в одном шаге от Никта и осторожно протянула руку, коснувшись его шеи. — Что-то не так... — тревожно произнесла она. — Ты какой-то другой. Ты как он. Ты как... — Сайлес, — кивнул Никт. Лиза замотала головой. — Этого не может быть. Он никогда бы не превратил тебя... не смог бы... — Как видишь, смог. Лиза посмотрела на него своими глубокими серыми глазами, в которых плескалась печаль. — Зачем?.. Зачем, Никт? — Я хочу быть в вами. С родителями, с Сайлесом. С тобой. — Глупый неслух, никогда никого не слушает, — заворчала Лиза, тщательно пряча пылающее лицо за завесой волос. В этот момент она казалась Никту самой красивой девушкой на свете — том и этом. Она была ниже его. А от смущения опустилась ещё ниже, пряча глаза. Никт наклонился и поцеловал её. Потом ещё раз. И ещё. Они целовались, пока не забрезжил рассвет, и Лиза не начала исчезать, а кожу Никта не начало обжигать предрассветным солнцем. — Глупый, глупый мальчишка, — Никт услышал ласковый голос Лизы, хотя её уже не было рядом. — Слишком глупый, чтобы жить. Никт улыбнулся и побрёл в крипту. Наступило время сна. *** Сайлес собирался уезжать. Уже полгода он готовил Никта к вступлению в Почётную Гвардию, и вскоре должен был состояться экзамен, когда Сайлес вдруг вызвался начать самостоятельное расследование в Мельбурне. Никта подобные известия об отъезде наставника всегда вгоняли в уныние, однако теперь он уже не был ребёнком, и надо было держать лицо. — Точно уверен, что тебе надо туда ехать? — спросил Никт, сидя на сундуке, наблюдая, как Сайлес собирает саквояж. — Я вернусь через несколько месяцев. — А можно мне с тобой? — Мы это уже обсуждали, Никт, — Сайлес захлопнул крышку старинного саквояжа и посмотрел на Никта прямым взглядом, в котором отчётливо читался отказ. — Я возьму тебя в другой раз. Ты останешься здесь за главного, а это не такая уж простая работа. — Да уж, выпроваживать ночных вандалов с баллончиками краски — очень страшно. — Тебе могут встретиться джеки. Никт фыркнул: — Их уже давно нет. — В любом случае, я могу никогда больше не вернуться. Кладбищу нужен смотритель, — Сайлес снял пылинку со своего плаща. Никт совсем раскис. — Не унывай, — Сайлес склонил голову. — Помнишь — я в беды не попадаю? Но если надо будет — позову тебя. Никт вскинул голову: — Обещаешь? — Даю слово. А теперь, если ты не возражаешь, я бы хотел немного вздремнуть перед поездкой. — Ладно, — Никт поднялся на ноги. — Я приду попрощаться. Сайлес кивнул, и Никт спустился из крипты по стене и вышел на улицу. Был поздний вечер. Сегодня на кладбище было тихо — призраки готовились к Рождеству. Все прибирались в гробницах и развешивали сосульки на деревьях. Славное время. Внимание Никта привлёк странный звук, доносившийся по ту сторону главной калитки, и юноша решил проверить, кому могло понадобиться прийти на заброшенное кладбище в такой день. За решетчатой дверью стояла женщина-призрак. Она была не местная, Никт никогда её не видел. В руках она держала свёрток, в котором лежала маленькая живая девочка. — Это моя дочь, — большие глаза женщины были полны слёз и отчаяния, она в упор смотрела на Никта. — Я выкрала её из детдома, где с ней плохо обращались, но сегодня меня сбила машина, и я умерла. Прошу вас, заберите её! Позаботьтесь о моей малышке! Не дайте ей погибнуть! Женщина начинала исчезать. Никт очутился за оградой и взял на руки малышку как раз в тот момент, когда руки призрачной матери стали неспособны больше держать дитя. Женщина превратилась в дымку и исчезла в воздухе. — Спасибо, — тихо прошелестел ветер. Никт опустил голову и посмотрел на спящую девочку, которой было не больше года. В ручках она держала крохотную погремушку. На лице Никта расплылась ласковая улыбка. — Как это — оставить? — возмущённо воскликнул Иосия Уордингтон на всеобщем собрании. На главной площади амфитеатра собрались все. Не было только Сайлеса. — Ещё один Почётный Гражданин кладбища? Хотите сказать, молодой человек, вы уже нашли этой особе приёмных родителей? — Мы будем её родителями, — доброжелательно предложил Никт. — Я и моя жена. Он отыскал в толпе взгляд Лизы, и она заговорщически подмигнула ему. — Но... как же это... Опять... — вздыхал баронет. Лицо его насупилось. — Хм-м... что ж... Тогда у этой юной особы должно быть имя. Её несчастная родительница сообщила вам, как зовут девочку? — Боюсь, она не успела. — И как же мы будем её звать? Никт посмотрел вниз на маленький свёрток и почувствовал прилив нежности. — Никак, — сказал он, вскинув голову. — Мы будем звать её Никак. — Мне нравится, — Лиза оказалась по правую сторону от Никта и ласково улыбнулась, заглянув ему в глаза. Иосия Уордингтон задумчиво почесал подбородок: — Никак Оуэнс-Хемпсток... — протянул он, — занятно... Что ж, пусть будет так. Однако вы знаете наши правила, мистер Оуэнс. Вас двоих недостаточно, чтобы воспитать живого ребёнка. У девочки должен быть опекун. Никт улыбнулся: — Кажется, я знаю одного достойного кандидата. Было за полночь, когда Сайлес проснулся от странного шума за дверью часовни. Это было очень и очень неестественно для этих мест — Сайлес прожил на кладбище достаточно долго и не помнил, чтобы призраки так радовались чему-то. За исключением, может быть, приближения Данс-Макабра, но до него ещё оставалось не менее семидесяти лет. Спустившись вниз, Сайлес открыл двери часовни и вышел на улицу. На кладбище творилось нечто невообразимое. Призраки всех возрастов плясали и веселились, кружили в хороводе и пели старинные колыбельные. Сайлес почувствовал себя так, словно проспал не несколько часов, а целую вечность. — Сайлес, твоя командировка отменяется, — весело сказал Никт. Юноша стоял, прислонившись к дереву, растущему у часовни, и качал в руках непонятный свёрток. — Что происходит? — Мы празднуем День рождения. Наставник непонимающе вскинул бровь. Никт улыбнулся: — Придётся тебе задержаться. Для вас есть работка на кладбище, мистер Опекун...